— Так. Понял. Продолжайте наблюдение, — слышит он спокойный голос дежурного. И еще некоторое время спустя: — Я вас понял. Хорошо. Все спокойно. Хорошо.
А ночь идет, идет, и уж скоро рассвет, и вдруг распахивается дверь и на пороге встает дежурный.
— Товарищ майор! Сработала система!
— Тревожную группу в ружье!
Майор уже на ногах.
— Справа ракета: спешите на помощь!
Скоро машина с тревожной группой, возглавляемой лейтенантом Деткиным, слепя фарами, вылетает за ворота.
И опять все тихо. Ни ракет, ни сигналов. Проходит десять минут, двадцать… Майор прохаживается по канцелярии.
— Долгонько, вроде бы, — говорит, позевывая, стоящий у двери старшина Самойлович.
— Пятнадцать минут туда, пятнадцать обратно, — отвечает майор. — Скоро будут.
— Не по дрова поехали.
— Да и не к теще на блины. К чему бы им прохлаждаться!
— Я тоже так думаю. Прохлаждаться нечего. Если, конечно, нарушитель шел от нас.
— Шла, — поправляет майор.
— Вы полагаете, что это женщина?
— По всем данным должна быть она. Весь день она мучает меня, эта женщина. С самого утра покоя нет. Но сейчас мы, кажется, разберемся, что к чему и почему и стоило ли мне ломать из-за этого голову. Вот они, приехали, — сказал он, остановясь посреди канцелярии и прислушиваясь.
И действительно, за дверью послышался голос лейтенанта Деткина: «Сюда, прямо», дверь распахнулась, и в канцелярию ступила женщина. Следом за нею вошли лейтенант Деткин и сержант Чернышов-младший, положивший на стол хозяйственную сумку и зонтик.
Задержанная взглянула на майора, прищурясь, насмешливо и независимо.
— Мы с вами сегодня, кажется, уже встречались, — сказал майор, усаживаясь за стол. Он кивком указал на стул, стоявший напротив стола. — Садитесь.
— Да, встречались. На базаре, — ответила она.
— Вы нарушили границу Советского Союза. С какой целью?
— Я французская подданная.
— Это мне известно.
— Я приехала сюда официально. У меня есть виза.
— Почему же вы решили возвращаться таким неофициальным способом? Путешественники так не переправляются через границы.
— Я просила визу у вас в комендатуре, но мне не дали.
— Вам, насколько я помню, было предложено нечто иное. Почему вы не сели на поезд?
— Раздумала. Это вас устраивает?
— Нет. О чем вы разговаривали в винном подвальчике?
— О вине.
— А зачем приезжали в Семионово к Голомбашу?
— Купить вина.
— Вы опять говорите неправду. Вы хотели, чтобы он переправил вас через границу?
— Какое это имеет значение — хотела я или не хотела?
— Почему вы не решились просить его об этом?
— Помешала жена. Пришла не вовремя.
— Ну и отлично, А про разговор с сержантом на дамбе можете не рассказывать.
— Тем лучше. Это был невинный разговор.
— Так, глядишь, и ваше сегодняшнее путешествие через границу окажется невинной забавой.
— Так оно и есть. Я просто люблю острые ощущения.
Она разговаривала непринужденно, будто это не ее полчаса назад задержали при переходе через границу. Но майор видел и другое: она держится на пределе, и это насмешливое спокойствие обходится ей очень дорого.
— А вы имеете право задерживать иностранцев? — спросила она.
— Имеем. Если иностранцы нарушают наши порядки.
— Вы за мной установили слежку. Вы за каждым туристом так наблюдаете? Это вам не пройдет.
— Ерунда. Просто вы сами все время попадались нам на глаза. Это ваши вещи?
— Да. И прошу сохранить их в неприкосновенности.
— Сохраним.
Майор взял зонтик и, вертя его в руках, стал не спеша рассматривать.
Зонт как зонт. На все случаи жизни. И от дождя, и от солнца. Шелковый, в клеточку. Майор открыл его, снова закрыл и взглянул на собеседницу. Она широко распахнутыми глазами внимательно, сторожко следила за его действиями. Выражение глаз ее было почти то же, что и утром на базаре, когда он задел рукой этот зонт и она обернулась и встретилась с ним взглядом.
— Не беспокойтесь. — Он положил зонт обратно на стол. — Я не порву. Что у вас в сумке?
— Можете посмотреть, — усмехнулась она.
— Обязательно. Лейтенант, проверьте и сделайте опись, — сказал он, обращаясь к Деткину.
Пора было сообщать в отряд о задержании. Дело, собственно, сделано, в отряде разберутся и все поставят на свое место. Но тем не менее майор Васин не торопился. Этот ее взгляд, встревоживший и озадачивший его еще утром и мельком перехваченный сейчас, что он мог значить?
— Все-таки почему вы не послушались дежурного по контрольно-пропускному пункту и не возвратились в Москву?
«Зонт, — лихорадочно думала она в это время. — Надо сохранить зонт. Как? Каким образом? Отвлечь его внимание от зонта. Буду грубить. За это не арестовывают. Вышлют. Вмешается посольство. Зонт».
— Даже полчаса, не только несколько суток, мне противно быть в вашей стране, — зло сказала она.
— Однако вас никто сюда не звал, — усмехнулся майор.
— Да, я приезжаю сюда пятый раз и все больше убеждаюсь в том, что у вас дурачат людей, превращая их жизнь в сплошной кошмар, делают из них послушных манекенов.
— Это старая, знакомая песня.
— Если бы вы знали, как я вас всех ненавижу! — воскликнула она в исступлении.
— Возможно. Не случайно же вы отказались вернуться на родину.
— Да. И сейчас я счастлива, представьте себе. И ноги моей здесь больше никогда не будет.
— Я тоже так думаю. Отъездились. Что там, лейтенант, в сумке?
— Ничего существенного, товарищ майор. Вот халат, помада, пудреница, плащ, кошелек с деньгами, документы…
— Все перепишите, деньги пересчитайте и дайте подписаться госпоже Верной. А где ваш чемодан? — вдруг спросил он у Лидии Николаевны.
— У меня нет чемодана.
— И никаких иных вещей?
— Никаких.
— Налегке, значит. — Майор задумался.
Все тут было необыкновенно странным. И ее приезд в Чоповичи, и даже отсутствие чемодана. «Почему она все-таки не вернулась в Москву? Все, что она сейчас говорит, не стоит выеденного яйца. Темнит. И про любовь к острым ощущениям, и про ненависть к нам. Чепуха. Это всего-навсего ширма, прикрытие. Что, мол, с меня возьмешь, я иностранка, вышлете, да и все. А все ли? В сумке ничего подозрительного не нашлось, а что зонтик?» Майор снова протянул руку к зонту и снова встретил ее внимательный, настороженный взгляд. «Зачем ей, собственно, везти во Францию зонтик? Почему она так опекает его?» Майор покрутил зонтик в руках, примерясь к нему и так и этак, и вдруг решительно сказал:
— Сержант Чернышов, осмотрите рукоятку зонта.
— Вы не имеете на это права! — воскликнула Вернон. — Вы ответите.
— Знаю.
— За меня заступится посольство.
— Тоже знаю. Но так просто, не солоно хлебавши, мне с вами расставаться не хочется. Мне надо знать, что не зря целый день переживал из-за вас. Вскрывайте, сержант.
Рукоятка зонта легко раскрылась под ударом молотка, и на стол вывалилась металлическая кассета.
Верной вздрогнула, вскинула руку, но майор сказал:
— Спокойно. Пленочку везли?
Она прикрыла глаза ладонью, тихо, устало произнесла:
— Я ничего не знаю. Меня просили передать…
— Звоните, лейтенант, в отряд и сообщите о задержании, — сказал майор, вынимая из ящика стола лист бумаги. — Будем составлять протокол. Старшина, дайте воды госпоже Верной.
А за окном тем временем совсем уже посветлело. Майор писал. Писал о том, как и при каких обстоятельствах была задержана Лидия Николаевна Верной, по национальности русская, по подданству француженка. При задержанной оказались вещи (шло длинное перечисление всех предметов, находившихся в сумке, вплоть до перламутровой пуговицы размером в копеечную монету) в зонт, при вскрытии рукоятки которого обнаружена металлическая кассета. На предварительном допросе задержанная сообщила… И начался снова разговор, и задержанная уже не бравировала, казалась усталой и равнодушной.
Протокол был закончен как раз к тому времени, когда пришла машина из отряда. Задержанную увезли, в канцелярии остались майор, лейтенант и старшина. Было слышно, как в коридоре, невдалеке от полуприкрытой двери, дежурный переговаривается с кем-то по телефону.
— Ну вот, лейтенант, — проговорил после некоторого молчания майор. — Письмо невесте написали?
— Написал.
— Привет от нас со старшиной не забыли передать?
— Не забыл.
— Молодец. Вошел дежурный.
— Товарищ майор, наряд готов для инструктажа. Следом за дежурным вошли два солдата.
— Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик, — сказал майор.
Служба шла своим чередом.
