— Я думаю, уже прошло время, когда можно было что-нибудь сделать.
— Очень жаль, — повторил я.
— Да. Не знаю почему, но у меня всегда было такое чувство, что если я стану генералом, то смогу уделить больше внимания личной жизни и исправить положение.
— Может быть, тогда уже будет поздно.
— Ты думаешь, что генеральская звезда — моя навязчивая идея?
— А разве нет?
— Пожалуй, да. Но это больше, чем навязчивая идея, Капа. Мне должны эту звезду. Я всю жизнь упорно занимался своим ремеслом. И теперь продолжаю трудиться. Ты сам видел вчера вечером. Я работаю даже упорнее... — Он сделал паузу и закурил сигарету. — Ты был прав, Капа, — продолжал он. — Ты был прав, когда сказал, что я пойду на все, чтобы получить звезду. Да, это так. Я использую все, что попадет мне в руки, использую всех и каждого и не стану задумываться об этической или моральной стороне своих поступков.
— Как это понимать?
— Кое-что я уже сделал. Вчера вечером.
— Что же ты сделал? Подсунул Холли порченую девицу?
— Расскажу потом. Думаю, тебе не очень понравится эта история, и, пожалуй, лучше рассказать ее после того, как мы потолкуем, поедим и выпьем.
— Что-то ты изъясняешься очень таинственно для армейского полковника.
— Возможно, — согласился он. — Возможно. Как насчет партии в шахматы?
— Охотно, — ответил я и достал из шкафа шахматную доску с точно такими же резными фигурами, какие я подарил Бронсону в пересылке.
Чарли повертел фигурки в руках и засмеялся.
— Что ты нашел смешного? — спросил я.
— Я подумал, какие шахматы можно было бы изготовить для Холли Хэллорена.
— Их нельзя было бы послать по почте, — сказал я, — но мне очень хотелось бы видеть, как Сэл откроет посылку.
— Черт с ними. Давай играть.
Если подсчитать все время, которое мы с Чарли пробыли вместе, то добрую половину его мы провели за шахматной доской.
Я уже давно не играл в шахматы и к середине второй партии вдруг почувствовал, какое огромное удовольствие испытываю. Мы сделали перерыв, велели принести обед, заказали немецкого пива, потом опять сели за доску и играли до четверти двенадцатого. Я начал одеваться, а Чарли, усевшись на кровать, молча за мной наблюдал.
— Мне все время кажется, что ты о чем-то хочешь сказать и не осмеливаешься. Давай выкладывай, — сказал я.
— Прежде чем рассказать тебе об этом, Капа, я хотел бы...
— Что за тайны? Что ты задумал, Чарли?
— Позволь мне рассказать по-своему.
— Валяй.
— Не возражаешь, если я приготовлю себе выпить?
— Должно быть, действительно что-то серьезное.
— Так оно и есть.
— Рассказывай. Приготовь заодно и мне выпить. Не следует являться на поминки совершенно трезвым.
Я кончил одеваться и вышел в гостиную. Чарли стоял с бокалами в руках. Я взял один бокал и сел напротив Чарли.
— О'кэй! Если готов, выкладывай.
— Я очень люблю тебя, Капа. Пожалуй, глупо об этом говорить, если вспомнить, что в общем-то мы мало были вместе и недостаточно знаем друг друга, но я чувствую, что ты меня тоже любишь. Ты можешь не всегда одобрять то, что я делаю или как делаю, но относишься ко мне с сочувствием и пониманием.
— И это действительно служит тебе поддержкой? — спросил я.
— Я человек одинокий, — сказал он. — Понимаешь? У меня не было настоящих друзей... со второго курса в Пойнте. В сущности, ты, можно сказать, мой единственный друг во всем мире.
— Ближе к делу, Чарли.
— Не торопи меня, черт возьми!
— Прости, Чарли.
Чарли вытащил из кармана конверт и бросил его мне через стол.
— Взгляни на это, — сказал он.
Я открыл конверт. Там были фотографии, снятые фотоаппаратом Холли Хэллорена. Первые пять снимков были сделаны еще при мне. Кроме того, там были снимки игры в покер с раздеванием на различных стадиях ее развития и, наконец, ряд фотографий с участием Холли, Диди и Джоан в разных позах. Снимки были очень резкие и отчетливые.
— Ну как? — спросил Чарли.
— Генерал Холли Хэллорен в обнаженном виде — довольно-таки потрясающее зрелище. Такого не увидишь на вербовочных плакатах.
— Я говорил тебе, Капа, что не знаю жалости. Я говорил, что сделаю все, чтобы получить звезду на погоны.
— Может быть, лучше начнем сначала, Чарли? Он отхлебнул большой глоток из бокала.
— Эта идея пришла мне в голову, когда мы вчера вечером приехали к нему в номер и он показал нам фотоаппарат. Он очень гордился своим аппаратом, поэтому не стоило никакого труда снять их за игрой в покер.
— А как же остальные снимки?
— Он был так пьян и так поглощен своим делом, что ничего не заметил или не обратил внимания.
— Ясно. Итак, ты пытался шантажировать Холли Хэллорена?
— Ничего подобного.
— Погоди, Чарли. Ты меня совсем запутал. Холли Хэллорен может составить тебе протекцию для получения звания. Ты являешься с пачкой фотографий, которые могут кое-что значить для трезвого, находящегося под башмаком у Сэл Холли Хэллорена. Как же ты говоришь, что не пытался его шантажировать? Для чего же тебе эти снимки: просто на память или чтобы показать на двадцать пятой встрече выпускников Вест-Пойнта?
— Если бы я попытался его шантажировать, то подрубил бы сук, на котором сижу. Несколько слов там, где нужно, и носители кольца меня бы потихоньку вышибли из армии, причем Холли был бы здесь ни при чем. И вообще выпускники Вест-Пойнта ни при каких обстоятельствах не шантажируют друг друга. Это входит в их кодекс чести.
— Итак?
— Итак, мне нужно звание. Я уже говорил, что, когда офицер уходит в отставку, почти всегда в качестве красивого жеста ему присваивают очередное звание, чтобы он мог получить большую пенсию. Я сказал — почти, но не всегда. Меня, вероятно, лишили бы этой маленькой, милой светской любезности. Я уже использовал все внимание и помощь, положенные мне как члену клуба, когда меня оправдала следственная комиссия.
— Итак?
— Итак, я не могу шантажировать Холли.
— Зато я могу. Ты это хочешь сказать?
— Да, это я и хочу сказать.
— Продолжай, я хочу знать все.
— Генерал чувствовал себя неважно, когда я его разбудил. Его мутило с похмелья, и он был уверен, что, когда вернулся к себе в отель, у него было больше четырехсот долларов. Теперь его бумажник был пуст.
— Диди и Джоан основательно его обчистили.
— Лично я думаю, что они это заработали.
— Глядя на эти фотографии, Чарли, я убежден, что они заработали эти деньги. Продолжай.
— Я накормил его завтраком и уложил его вещи. Дал ему взаймы пару сотен долларов, чтобы расплатиться по счету в гостинице, на чаевые и на такси до аэропорта, потом сел и поговорил с ним начистоту.
— Тогда-то ты и пустил в ход фотографии?
— Да.
— Вот, наверно, был незабываемый момент!
— Да. Он совершенно не помнил, что фотографировался. И знаешь, что самое смешное?
— Ну-ну.
— Он все повторял: «И он сделал эти ужасные снимки с помощью моего рождественского подарка Сэл!» Я извинился, что познакомил тебя с ним. Сказал, что мало тебя знаю, что мы случайно встречались на фронте, где ты был корреспондентом, но потом обнаружил, что журналистика для тебя только побочное занятие. Я сказал ему, что твой настоящий бизнес — шантаж.
— Премного тебе благодарен.
— Я сказал ему, что ты зашел ко мне сегодня утром с целой пачкой фотографий, что те снимки, которые я ему показал, это лишь несколько менее сенсационных снимков из тех, которыми ты располагаешь, что ты требуешь двадцать пять тысяч долларов наличными, иначе намерен лично вручить снимки Сэл и начальству в Пентагоне.
— Как он воспринял это интересное сообщение?
— Его стошнило.
— Кажется, и меня сейчас стошнит.
— Капа, я был вынужден это сделать.
— Так же, как ты был вынужден растравить того капитана и забить его до смерти кулаками? Так же, как ты был вынужден завести в ловушку и погубить две роты на линии Зигфрида?
— Замолчи, черт тебя подери! Ты не имеешь права так со мной разговаривать!
— Я имею полное право разговаривать с тобой как угодно. Я купил это право, полковник. Я имею право расплющить тебя о стенку, если захочу. Кто тебе дал право использовать меня подобным образом с первого дня нашей встречи? Кто ты, черт возьми, такой, полковник Бронсон? Я не признаю божественной силы вашего вест-пойнтского кольца. Я не принадлежу к вашему паршивому клубу.
— Давай, давай. Я заслужил это, Капа.
— Нечего разыгрывать передо мной смирение. Чего я не переношу — это смиренных мерзавцев. Прости меня, но я не думаю, что наступит конец света, если ты не станешь бригадным генералом.
— Ты хочешь выслушать меня до конца или не хочешь?
— Еще бы! Конечно хочу.
— На чем я остановился?
— Генерала стошнило. Ты только что сказал, что я шантажист и что старушке Сэл по секрету покажут кое-какие пикантные снимочки. Кажется, ты еще упомянул, что я намерен накляузничать о них его начальнику в Пентагоне.
