Нгуен Тхи - Линия фронта прочерчивает небо

— Я решила, когда мы поедем туда и найдем, где похоронен отец, я возьму с его могильного холма горсть земли и посыплю ею мамину могилку.

Они помолчали. Дао ласково смотрела на брата, но взгляд ее был задумчив, словно она решала втайне что-то очень важное.

Он поднял голову. Сестра внимательно глядела на него.

— Я ужасно жалею, — сказала она, — что ты не приехал на прошлой неделе. Вот было бы совпадение, — Туйен гостила у меня весь день.

— Ну…

— Хотя, если ты сейчас сядешь на свой велосипед и приналяжешь на педали, как раз поспеешь в уезд к двухчасовому поезду. Утром будешь в Ханое. Завтра воскресенье, у Туйен выходной.

— К чему такая спешка, как на пожар?

— А как же иначе! Когда еще вырвешься хоть на денек. Да и больно ты тяжел на подъем! Лучшего случая не найти, это я тебе говорю. Она очень хорошая. Мы с ней прожили вместе три года, она теперь мне ближе родной сестры. Погляди хоть письмо, что она тебе написала, сразу все станет ясно. Чего еще перебирать да раздумывать?

— Вот уж не думал перебирать или свататься!

— Ты бы заехал к ней, поговорил, выяснил, что к чему. И собой она хороша, — куда лучше, чем на фото. Она только о тебе и думает.

— Ты всегда преувеличиваешь, вот и здесь перегнула!

— Нет! Уж я-то знаю! Видел бы, как она дрожит над твоими письмами и все мечтает с тобою увидеться. Ясное дело, она в тебя влюблена.

Он рассмеялся.

— Как бы там ни было, а поехать в Ханой я не смогу. Завтра утром мне надо уже быть на аэродроме.

— А-а! — Она помрачнела.. — Что делать! Видно, так холостым и состаришься.

— Это ты зря! Не такой уж я старик.

— Ах, не старик! Да тебе скоро тридцать!

— Ну, прямо! — Он расхохотался. — Нынче не всякая и пойдет за солдата. Ведь война!

— Вот, значит, как ты думаешь о нашей сестре?

Дао улыбалась, но судя по всему начинала сердиться.

— По правде говоря, — он решил объясниться с ней по-серьезному, — я и сам не хотел бы иметь сейчас возлюбленную или невесту. Не до того мне. И потом, вправе ли я вносить тревогу и тоску ожидания в чью-то жизнь. Я должен быть собранным, сильным и избегать всего, что могло бы смягчить или ослабить мою волю. Вот разобьем американцев, найду себе невесту и немедленно обзаведусь семьей.

Тут уж Дао расхохоталась.

— Все это сплошные теории! Нет, вы послушайте: «тревогу и тоску ожидания»! Выходит, все женатые да замужние должны бросить друг друга?! Ладно уж, раз ты у нас такой занятой, я сама обо всем позабочусь. Пожалуй, уговорю ее приехать к вам, на аэродром.

Он решил перевести разговор на другое.

— Что это Кой толковала о продавщице ананасов?

— А-а!.. — Она опять засмеялась. — В тот вечер, когда он бросал бомбы возле плотины, я несла на коромысле две корзины с шариковыми бомбами в уезд, в штаб ополчения. Повстречала на дороге какого-то офицера, я думаю, не меньше чем командира полка. Он вышел из своей машины, пожал мне руку и сказал в шутку: «Ну, товарищ продавец, ананасы у вас — что надо!» Вот она и изводит меня всякими намеками.

— Тебе что, жизнь надоела?!

— Да бомбы-то разряженные, при чем здесь «жизнь»! Мы тогда все пошли с начальником уездного ополчения разряжать невзорвавшиеся бомбы. А их на холме полно — лежат себе, желтые такие. Взяла первую в руки, а она вроде бы накаляется изнутри. Тут я и «отличилась»; бросила ее со страху — и бежать. Потом вернулась, пригляделась, как начальник управляется с ними, и тоже первую разрядила. Дальше — больше: набралось чуть не с полсотни.

— Что же ты мне об этом не написала?

— Я еще в тот день из пулемета стреляла. Меня официально зачислили в пулеметный расчет.

— Когда я днем проезжал мимо плотины, видел твою, «контору». Там все разбито, одна вывеска торчит над кучами кирпича: «Метеорологическая станция Киеу-шон».

— Ага, мы, когда переводили сюда станцию, забыли вывеску снять. Он бомбил уже пустые дома, оборудование мы эвакуировали заранее. Там остались только шесты для замера уровня воды в озере… Значит, ты завтра уедешь совсем рано?

Он кивнул.

Показалась луна и свесила голову набок над верхушками пальм. Услыхав, как Тон заворочался во сне, Дао встала и, взяв лампу, ушла в дом. Лыонг обвел взглядом контуры холмов. Вдруг где-то у горизонта сверкнуло пламя, похожее на вспышку магния.

«Зенитки!..»

Программа тренировочных полетов четвертой эскадрильи подходила к концу.

Утром, после отработки в воздухе действий звена в условиях сплошной облачности, «автобус» вез пилотов «четверки» домой.

Тревога застигла их посреди дороги. Машина остановилась под деревьями, и Киен приказал всем укрыться в траншее, извивавшейся по склонам придорожных холмов. Они спрыгнули на шоссе, шумя и перекликаясь, как школьники, вырвавшиеся на перемену, и рассыпались по окопу. Над бруствером закачались каски; от ячейки к ячейке полетели реплики и остроты, а потом даже и сигареты с зажигалками.

— Ну и тишина!

— Мертвое царство!

— Сознайся, ты хоть сегодня закончишь свой птичник?

— Ребята, к нам повадилась лиса. Вчера, только я улегся, слышу, куры раскудахтались — сил нет. Припустил туда со всех ног. Посветил фонариком, — одной курицы как не бывало. И, обратите внимание: наседки!

— Слушай, Бан, ты должен сегодня закатить пир. Часто ли нас навещают дамы! Хоть чай поставь!

— Идет! За чем дело стало…

— Вот он! — крикнул Тоан и вскочил на бруствер.

Длинные серые Ф-105 вырвались из-за дальних холмов, стремительно набирая высоту. Одна за другой громыхнули бомбы. Американцы развернулись и снова заходили на холмы, окутавшиеся дымом и пылью.

— Ракета! Смотрите, ракета!

Полоса сероватого дыма, все удлиняясь, устремилась к самолетам. «Громовержцы» сломали строй — одни спикировали к земле, другие рванулись вверх или в стороны — и исчезли, оставив на земле огромный костер, полыхавший у бамбуковой изгороди.

Летчики выбрались на дорогу. Шагавший рядом с Лыонгом Тоан обнял его за плечи:

— Здорово янки наловчились уходить!

— Ладно, не горюй! — Лыонг хлопнул его по спине. — Сочтемся с ними. Через неделю нас поставят на боевые полеты!

Полдень выдался особенно напряженный. Тревоги следовали одна за другой, без перерыва.

Около часу, быстро набирая высоту, вылетел один МиГ. Минут через тридцать ребята, услыхав, что он возвращается, выскочили на поле. Белая машина делала вираж над аэродромом.

— Точно! — задрав голову и сощурясь, крикнул Бан. — Он выпустил одну ракету!

Командир эскадрильи и политрук, сидевшие в дежурке, тоже выбежали на дорожку.

— Кто это? — спросил Кхай.

— Наверно, Лан, — ответил Киен, наблюдая за снижавшимся вдали самолетом.

Едва летчики вернулись в домик, за дверью показался шагавший мимо Фук.

— Эй, Фук! — закричали они. — Какие новости?

— Только что уничтожили беспилотный самолет-разведчик! — Фук широко улыбнулся, войдя в дежурку, снял каску и сел на скамью. — Отлично сработано! Да, — он обернулся к Лыонгу, — на РБ-66, что ты сбил, было семеро американцев: четверо сгорели в машине, трое выпрыгнули с парашютом. Двоих поймали в то же утро, а третий умудрился где-то спрятаться, так что его схватили только вчера. Эх, плакала сегодняшняя учебная программа! Есть сведения, что скоро он снова ударит. В воздухе семьдесят вражеских самолетов.

Фук, торопливо выпив чашечку чая, побежал дальше.

Техники в сплетенных из травы шляпах с полями шире плеч сидели — каждая бригада у своих «подопечных» МиГов, не отлучаясь ни на минуту от готовых к бою истребителей. Лица их стали красными, гимнастерки на спинах взмокли от пота. Они искали несуществующей прохлады в лоскутьях тени, отбрасываемой телами и крыльями самолетов. Зато считанные секунды после тревоги — и техники запустят турбины.

Хуже всего, пожалуй, было пилотам. Им приходилось ждать в полном летном снаряжении, которое здесь, на земле, казалось нестерпимо жарким и тесным. В дежурке два маленьких вентилятора крутились без остановки. Летчики очередной смены, застегнутые и зашнурованные, с полетными картами в планшетах, сидели, прислонясь к стене и глядя перед собой. Никто из них не повышал голоса, не делал резких движений. Но, если понадобится, они за несколько секунд добегут до самолетов и займут места в кабинах.

Ребята из «четверки» выслушали приказ и начали полеты. В воздух поднялась первая пара, за нею еще одна. На бетонной полосе, где только что молча дремали сверкавшие на солнце МиГи, все зашумело и пришло в движение.

Автомобили сновали, как ткацкие челноки. Ревели реактивные моторы. Среди автомашин и самолетов вертелась смешная трехколесная велотележка; на ней восседал парень с румяными, как у девушки, щеками. Он развозил мороженое и кофе со льдом. Всюду, где останавливалась тележка, раздавались шутки и смех.