Материал о поведении Лялько был передан для расследования в Военную прокуратуру 12-й армии. Он попал к военному следователю Довжику, моему однокашнику по московскому юридическому институту, а в послевоенные годы коллеге по московской адвокатуре. По делу была назначена медицинская экспертиза в составе хирурга, отоляринголога и невропатолога. Эксперты в своем заключении написали, что все органы слуха и речи у Лялько в полном порядке и что он не говорит и делает вид, что не слышит только потому, что решил симулировать глухонемоту и уклониться от исполнения своего воинского долга. Лялько же в ответ на все вопросы, которые к нему обращались в письменном виде, писал на листах бумаги: «Рад бы говорить, не могу». Когда Лялько допрашивали в помещении военной прокуратуры 12-ой армии, к нему было привлечено внимание многих. Иногда кто-то подходил к нему сзади, внезапно ударял в ладоши и он будто бы вздрагивал. Работники Военной прокуратуры были убеждены, что Лялько симулянт. Они говорили: «его будут расстреливать, он все равно не заговорит». И все же оставались сомнения.
По окончании расследования дело против Лялько поступило для рассмотрения к нам в военный трибунал и началась подготовка к его слушанию. Прежде всего, исходя из того, что, может быть, Лялько является лицом с физическим недостатком (глухонемотой), по закону в судебном процессе должен был участвовать адвокат. Дело рассматривалось в прифронтовом городке, где никаких адвокатов не было. Пришлось привезти адвоката из Ворошиловграда (Луганска). Это был единственный областной центр Украины, в то время еще не оккупированный немцами. В судебном заседании участвовала медицинская экспертиза. В своем заключении она указала, что у Лялько стойкое установочное поведение и нет сомнений, что он симулянт. Он же на все письменные вопросы продолжал писать: «Рад бы говорить, не могу». Когда оглашался смертный приговор, все взоры в судебном зале были обращены к Лялько. Он никак не прореагировал на приговор. Я изложил на бумаге суть приговора, и он в ответ опять написал: «Рад бы говорить, не могу».
Приговор военного трибунала армии о расстреле мог быть приведен в исполнение только после его утверждения Военным Советом армии, т. е. Командующим и членом Военного Совета. При утверждении этого приговора Командующий 12-ой армии генерал-майор А. А. Гречко (позже член Политбюро ЦК КПСС, Маршал Советского Союза и министр обороны СССР) и член Военного совета 12-ой армии заявили, что они предлагают от имени Военного совета армии Лялько заговорить и тогда они заменят ему расстрел лишением свободы, а если он не заговорит, то приговор будет приведен в исполнение. По поручению председателя Военного трибунала армии член Военного трибунала военный юрист 3-го ранга украинец Ракул должен был поехать к находившемуся под стражей Лялько, чтобы передать ему предложение Военного совета. Когда Ракул отправлялся для встречи с Лялько, его готовили все работники трибунала, снабдили в обилии бумагой и карандашами для переписки с осужденным Лялько. Много часов Ракул вел с ним переписку на русском и украинском языках, но письменный ответ был все тот же: «Рад бы говорить, не могу». Лялько был расстрелян. Присутствовавшие при расстреле, в том числе военный следователь Довжик, утверждали, что Лялько настолько вошел в свою роль, в свое установочное поведение, что и при расстреле не изменил своего поведения.
После этого прошло более четырех десятилетий. Я в своих мыслях неоднократно возвращался к этому делу, консультировался с крупными московскими специалистами в области психиатрии, психологии, отолярингологии, выслушивал различные мнения и суждения.
В Иерусалиме беседовал с известным профессором-психиатром из СССР, и он заявил, что не исключает того, что в действительности Лялько не мог говорить. Главным упущением, по его мнению, было то, что в составе экспертизы не было психиатра. Теперь для меня ясно, что по этому делу возможно допущена судебная ошибка. А судебная ошибка, когда вынесен и приведен в исполнение смертный приговор, величайшая трагедия. Лялько не заговорил, и поэтому сомнения в правильности приговора останутся навсегда.
Советский офицер связи убивает советского старшину-танкиста
Человеку, который не был на фронте, трудно представить себе, какое большое число советских солдат и офицеров погибло на фронте не от рук гитлеровцев, а в результате различных чрезвычайных происшествий, дисциплинарных нарушений, нарушений правил обращения с боевой техникой, нарушений авиационных правил, подчас от рук своих же товарищей по оружию — советских солдат и офицеров. При этом часто судить было некого, обходились без Военного трибунала.
Помнится случай, когды были убиты сразу три советских воина — подполковник, старшина и солдат. Все три погибли от руки советского офицера и советских солдат.
Весной 1942 года в Донбассе на асфальтированном шоссе Ворошиловград — Ворошиловск стояла колонна тяжелых танков. Была сильная распутица. Рядом с шоссе — непролазная грязь. В быстроходном автомобильчике «Виллис» американского производства офицер связи штаба армии — подполковник вез боевое распоряжение передовым частям. За рулем «Виллиса» сидел шофер-солдат. Подполковник остановил машину и подошел к старшине — командиру тяжелого танка, стоявшего на шоссе и загородившего ему путь. Хотя «Виллис»- машина, приспособленная к бездорожью, но кругом была такая грязь, что подполковник боялся съехать с шоссе и застрять. Он попросил старшину отодвинуть танк в сторону и дать ему возможность проехать. Старшина отказался. Тогда подполковник вынул пистолет «ТТ» и крикнул старшине: «Я везу боевое распоряжение передовым войскам. Ты меня задерживаешь. Если не отодвинешь танк, застрелю». Старшина не подчинился. Подполковник сгоряча выстрелил и убил старшину. После этого быстро опомнился, сел в «Виллис», крикнул водителю «гони!», и они поехали по обочине шоссе через грязь, но не застряли, а проскочили. Между тем, остальные члены экипажа тяжелого танка, увидев, что их командир-старшина убит и подумав, что подполковник, возможно, переодетый немец, развернули танк и из пушки прямой наводкой уничтожили «Виллис» и находившихся в нем. Подполковник — офицер связи и шофер-солдат были убиты. И в каком-нибудь сибирском или подмосковном селе мать шофера-солдата получила извещение о том, что ее сын погиб «смертью храбрых за советскую Родину в боях с немецко-фашистскими захватчиками». Военная прокуратура провела расследование и вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против экипажа тяжелого танка, ибо их действия по уничтожению «Виллиса» и находившихся в нем вытекали из создавшейся обстановки и не могли быть поставлены им в вину.
Уголовное дело по обвинению подполковника — офицера связи, убившего старшину-танкиста, было прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Красавица-разведчица, перевербованная итальянским офицером
Зимой 1941 года и в начале весны 1942 года в Донбассе стабилизировалась линия фронта. Войска 12-ой армии Южного фронта занимали оборонительные позиции. Часть Донбасса, областной центр Ворошиловград, город Ворошиловск, город Серго (Кадиевка) были в руках Красной армии, а другая часть — города Юзовка (бывш. Сталино, ныне — гор. Донецк), Макеевка — в руках немцев. Вернее, в Донбассе было больше не немецких, а итальянских войск. Разведывательный отдел штаба нашей 12-ой армии Южного фронта посылал часто через линию фронта женщин-разведчиц. Под видом женщин, идущих из поселка в поселок для приобретения хлеба и других продуктов, эти разведчицы узнавали расположение немецких огневых точек и численность немецких и итальянских войск в различных населенных пунктах и приносили эти нужные сведения в развед-отдел 12-ой армии. Среди этик разведчиц отличалась успехами Оксана — красивая молодая украинка из Макеевки. Но вскоре от другой разведчицы были получены сведения, что Оксана является двойным агентом, перевербована противником и выдает итальянцам других советских разведчиц из развед-отдела 12-ой армии, которых она знает. Было проведено расследование и установлено, что ее перевербовал итальянский офицер-разведчик. Он сошелся с ней и сделал ее двойным агентом. Когда Оксана в очередной раз с разведывательными сведениями пришла в развед-отдел 12-ой армии, ее арестовали. Мне довелось участвовать в рассмотрении ее дела в Военном трибунале 12-ой армии. Оксана обвинялась в измене. Она призналась во всем, рассказала о том, что вступила в близкие отношения с итальянским офицером. По закону и по условиям военного времени она могла быть приговорена к исключительной мере наказания — расстрелу. Но Военный трибунал учел ее молодость и раскаяние и ограничился длительным лишением свободы.
Члены Военного трибунала, которые почти ежедневно подписывали смертные приговоры мужчинам, на этот раз отступили перед молодостью и красотой украинки из Макеевки.
