Самое досадное в этой ситуации, что данными по блицкригу НКВД обладало, но, как нередко бывает, подвели аналитики.
В 1939 году, когда Красная Армия заняла Западную Украину, во львовской тюрьме обнаружили крупного шпиона, двойного агента абвера и английской разведки, бывшего белогвардейского офицера графа Нелидова.
Без сомнения, это была большая удача. С Нелидовым работали лучшие сотрудники советской разведки: начальник немецкого направления Журавлев, опытный Зарубин, который являлся создателем нашей агентурной сети в Германии.
Нелидов многое знал. В свое время он участвовал в стратегических «играх» германского Генерального штаба. Кроме того, находясь в тюремной камере, он не был подвержен сталинской идеологии, не знал многих нюансов предвоенной обстановки в стране.
Словом, он был свободен от довлеющих стереотипов тех лет, в плену которых находились наши разведчики..
Он-то впервые и высказал мысль о возможности молниеносной войны. Во всяком случае все, что рассказывал граф Нелидов о тех задачах, которые ставил абвер перед своими диверсионными службами, говорило об одном: гитлеровцы решились на блицкриг. Увы, ни Судоплатов, ни Журавлев, ни Зарубин не обратили на это внимания. Оказались забытыми и материалы, добытые агентами заместителя начальника Иностранного отдела Шпигельгласа, к тому времени уже казненного.
Документы как раз и касались военно-стратегических «игр» немцев.
О показаниях Нелидова и агентурных материалах Шпигельгласа вспомнили лишь в 1941 году, в первые, особенно тяжелые месяцы войны. Доложили Сталину. Для допроса графа Нелидова и ознакомления с документацией в НКВД срочно прибыли начальник Оперативного управления Красной Армии, будущий Mapшал Советского Союза Василевский и глава разведуправления Голиков.
Всем стало ясна ставка немцев на блицкриг.
Прозрение пришло поздно. Фашисты уже захватили огромные территории страны и стремительно двигались к Москве. Это был, несомненно, тяжкий просчет разведки. Однако справедливости ради следует сказать — это был просчет в ряду других многочисленных просчетов.
Гитлер обхитрил Сталина своими посулами о разделе мира. Однако и здесь не все так однозначно. Ведь в руководстве фашистской Германии до принятия окончательного решения не было единства во взглядах на войну с СССР.
Достаточно привести в пример письмо посла Германии в Советском Союзе Шуленбурга своему шефу в Берлине Риббентропу, перехваченное нашей разведкой. Посол предлагал свои услуги в посреднической деятельности по урегулированию советско-германских отношений. И в то же время, в этом же послании Шуленбург докладывал: инструкции по сокращению посольского персонала выполнены и немецкие дипломаты срочно покидают Москву.
Даже по одному дипломатическому документу можно судить о той сложной, запутанной, противоречивой политической обстановке.
Противоречивы были и донесения агентов, как военной, так и политической разведок. Они сообщали, что удар фашистов намечен на весну. Но прошла весна, а Германия не начинала. На столе у Сталина лежали сообщения о начале войны и первого июня, и пятнадцатого июня.
Это не могло не раздражать Сталина, тем более, что его стратегические взгляды никак не совпадали с донесениями агентуры. Раздражение вождя чувствовали и руководители разведки. Они помнили трагические судьбы своих предшественников и не желали их повторять. Боязнь германского вооруженного нападения, стремление уйти от конфликта, состояние политического цейтнота заставляли Сталина ошибаться.
Ныне об этом факте предвоенной историй помнят разве что специалисты. А ведь он сыграл немалую роль в осложнении наших отношений с Гитлером. Речь идет о свержении югославского руководства, подписавшего договор о сотрудничестве с Германией.
К заговору приложили руку и НКВД, и наша военная разведка. В результате в Белграде появилось просоветское правительство, с которым мы немедля подписали договор о взаимопомощи. Таким образом, Сталин желал укрепиться на Балканах.
Гитлер, разумеется, узнал о происках Кремля. Реакция его была очень быстрой. Не успели высохнуть чернила на советско-югославском договоре, он двинул свои дивизии, и через две недели югославские войска капитулировали.
Вдобавок к этому Болгария, через которую прошли немецкие армии, поддержала Гитлера.
Немецкое руководство дало ясный ответ, что ему плевать на секретные протоколы Молотова-Риббентропа, в которых черным по белому было записано об обязательствах сторон проводить предварительные консультации накануне каких-либо военных действий.
Сталин не ожидал такого легкого и быстрого разгрома Югославии, но даже эти события не отрезвили «вождя народов». Он верил в свою удачу.
Последнее предупреждение Гитлер сделал Сталину в мае 1941 года. Немецкий самолет «юнкерс», нарушив наши воздушные границы, незамеченным пролетел над советской территорией и приземлился в Москве на одном из аэродромов. Так что Руст был далеко не оригинален. В ответ на полет «юнкерса» — волна арестов, расстрелов, но не более того. Гитлер еще раз убедился, сколь слаба Красная Армия.
А мы еще жили ворошиловской теорией о том, что «будем бить врага малой кровью и на чужой территории».
«16 июня… Берия вызвал меня к себе, — пишет в своих воспоминаниях Судоплатов, к тому времени заместитель начальника нашей разведки, — отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении…
В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача — не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии. Немецкие провокаторы вышли в эфир с антигерманскими заявлениями, а затем расстреляли своих же уголовников, переодетых в польскую форму…»
Что и говорить, яркое свидетельство. До войны оставалась всего неделя, а Берия заботится о создании особой группы для противостояния провокациям. На сей раз немцы не искали провокаций. Они просто нанесли мощный удар, к которому мы не были готовы.
Где была в этот момент разведка? Там же, где и вся страна. Оправившись от шока, «вставала на смертный бой».
Великая Отечественная война стала великой и для разведывательно-диверсионной службы нашей страны.
В войну наша разведка и в частности диверсионная служба, вступила крайне ослабленной после сталинских репрессий. К счастью, некоторым ценным агентам, их налаженным связям удалось уцелеть. Это относилось, в первую очередь, к Германии. В штабе ВВС вермахта «осела» группа Шульце-Бойзена, в министерстве экономики действовал агент Харнак, в гестапо (единственный, кого удалось завербовать НКВД в этой службе) — агент Леман.
В 1940 году в активе разведки оказались известная в ту пору актриса Ольга Чехова и князь Януш Радзивилл. Некоторые агентурные позиции сохранились также в Польше, в Италии, в Скандинавии.
За два года до начала войны была восстановлена связь с агентом «Друг». Некогда этот человек был крупной фигурой в Германии. Он являлся правой рукой Рема — шефа фашистских штурмовиков. После расстрела Рема его бросили в тюрьму, но со временем освободили и даже предложили должность генерального консула. Правда, подальше от Германии, — в Шанхае. С «Другом» работали сотрудники внешней разведки на Дальнем Востоке.
Не лучшим образом обстояло дело с разведывательно-диверсионными кадрами внутри страны. Уже первые недели, месяцы войны показали: воевать придется на своей террито-
рии, немалой кровью. Значит, возникает острая необходимость в специалистах партизанской войны.
Увы, к тому времени сеть диверсионных школ была разрушена, лучшие партизанские кадры «гнили» в бериевских подвалах. И среди них будущие Герои Советского Союза — Медведев, Ваупшасов, Карасев.
Однако фронтовая обстановка, стремительное продвижение немцев в глубь страны заставляли предпринимать срочные меры.
Уже через две недели после начала войны в НКВД создано специальное подразделение — Особая группа при Наркоме внутренних дел. На группу возлагались задачи по организации партизанских действий, созданию эффективной агентурной сети на оккупированных врагом территориях и, разумеется, проведение диверсионных актов в тылу фашистов.
Сразу же после создания Особой группы было развернуто боевое соединение. Поначалу оно носило наименование войск Особой группы, потом переименовано в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН НКВД СССР).
