— Для тебя я сделаю все, — с волнением сказал Язеп.
— Не для меня, Язеп, — Микола положил руку на плечо Дубинцу, — для своих людей.
— Мне сейчас идти в гарнизон? — спросил Язеп.
— Подожди... — Микола встал и подошел к окну. По улице, поднимая снежную пыль, промчалась легковая машина, за ней вторая — грузовик с немцами...
— Это он, — тихо сказал Язеп. — На этот раз с охраной...
Лоб у Скакуна прорезался глубокими морщинами. Какое-то время он стоял неподвижно, крепко сжав губы, будто стараясь вспомнить что-то очень важное. Наконец, повернувшись к Язепу, решительно сказал:
— Иди. Ждать тебя буду на опушке леса, у стожка сена.
На заснеженном дворе они молча пожали друг другу руки.
Он подошел к бункеру, обнесенному «спиралью Бруно». Неширокий проезд загородили шлагбаумом, так что оставался только узенький коридорчик. В этом коридорчике топтался часовой.
Увидев его, часовой насторожился:
— Кто идет? A-а, это ты, Язеп? Проходи-проходи...
Гарнизон молчал. На широкую площадь падал редкий снег. Возле крыльца комендатуры стояли машины — легковая и грузовик. Людей в них не было: мороз всех загнал в казармы.
Зайдя в кухню, Дубинец подошел к шкафчику, достал оттуда бутыль со спиртом, наполнил графин и бутылку. Бутылку сунул в карман, под халат, графин поставил на широкий поднос и, накрыв белоснежной салфеткой, вышел.
На улице Язеп остановился. Через площадь, ему навстречу, спотыкаясь и покачиваясь, шел горбун.
— Язеп?! — увидев повара, оживился бургомистр. — Оч-чень хорошо! Закуска?
— Да, для пана генерала.
— Оч-чень хорошо. Неси. Я сам шел... А ты иди. Только борони бог не разбуди генерала. Он прилег в соседней комнате.
— Не беспокойтесь, пан бургомистр.
— Иди… Нет, обожди. Помни, это все я для тебя сделал, я! Всегда помни это и — служи. Мне служи! И им тоже...
Горбун икнул и, пошатываясь, пошел прочь.
Бросив ему вслед ненавидящий взгляд, Дубинец заторопился к комендатуре. Поравнявшись с часовым, подмигнул ему, как старому другу, и вошел в коридор. На секунду остановился, глянул на входную дверь и осторожно отворил дверь в комнату горбуна.
В комнате было пусто и тихо. На столе горела большая керосиновая лампа. Высокое окно было плотно завешено тяжелыми черными шторами. За стеной, справа, тихо разговаривали немцы — наверное, телохранители генерала.
Прислушиваясь к приглушенному храпу, который доносился из-за двери соседней — смежной — комнаты, Язеп поставил на пол поднос, подкрался к печке. Концом ножа открыл потайную дверцу и взял из глубины черного провала небольшой, но увесистый ящичек. Осторожно поставил его на поднос, под салфетку, ваял графин и облил спиртом пол, дверь соседней комнаты, полку с книгами, широкую деревянную кровать. Достал спички, поджег газету, что валялась на постели, и, заперев комнату бургомистра на ключ, спокойно вышел.
На кухне он бросил поднос, сунул тяжелый маленький ящик в корзину, засыпал картофельными очистками и, неслышно ступая тяжелыми сапогами, подкрался к двери запасного хода, выскользнул во двор столовой, заваленный пустыми бочками и ящиками из-под консервов.
...Часовой на проходной, получив из рук повара бутылку со спиртом, весело щелкнул каблуками. Через четверть часа он уже был на опушке леса. Остановился, оглянулся.
Над панским имением вольно гуляло пламя. Оно трепетало, стремительно рвалось в черное небо и колыхалось там, будто огромный красный флаг.
— Доброго петуха подкинул ты этим гадам, Язеп, — радовался Скакун. — Выходит, что и мы, брат, не лыком шиты!..
Вытерев рукавом халата потный лоб, Язеп облегченно вздохнул. Там, в имении, за колючей проволокой, горело его проклятое прошлое...
Глава седьмая. ПОСЛЕДНЕЕ ЗАДАНИЕ
Зима 1943 года была необыкновенно богата событиями.
Еще тянулись по заснеженным степным дорогам бесконечные колонны с военнопленными, еще подсчитывали интенданты трофеи, трепал злой ветер траурные флаги на мрачных, будто вымерших, улицах Берлина, а советские войска, окрыленные великой победой под Сталинградом, продолжали развивать новое грандиозное наступление. Закавказский, Северо-Кавказский и Южный фронты гнали оккупантов из Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, освобождали житницу страны — Кубань и Ставрополье. Дивизии Юго-Западного, Воронежского и Брянского фронтов уничтожали оккупантов на Верхнем Дону, пробивали дорогу в Донбасс.
Двадцать седьмого февраля перешли в наступление войска Калининского и Западного фронтов, а четвертого марта, поздно вечером, в землянке капитана Кремнева появился Леонид Петрович Хмара.
— Ну, вот и я! — весело заявил он с порога, глазами отыскивая место, куда бы повесить автомат, который он держал в своей единственной — правой руке
— Леонид Петрович?! — удивился Кремнев. — Откуда ты? И как попал на остров?
— А ты уж и не помнишь, что у нас в Заречье есть общий знакомый? — усмехнулся Хмара.
— Ах да, Войтенок! — спохватился Кремнев. — Где он? Вернулся назад?
— Пошел к разведчикам. Сказал, что там и заночует. — Хмара положил на стол автомат, по-хозяйски уселся на лавке и, стянув с ног мокрые сапоги, подморгнул:
— Дорожка к вам... сыровата! Полные сапоги воды набрал.
— А вы разве не на лодке? Там же лодка дежурная есть для связных. В камышах спрятана, недалеко от Кривой сосны.
— Да нет, шли пешком. Старик заявил, что не хочет тростник ломать, мол, могут выследить. Скорее всего просто хотел похвалиться, какой он опытный конспиратор!..
Леонид Петрович выплеснул воду за порог, поставил сапоги на печку, а сам забрался на нары. Какое-то время и гость и хозяин с интересом рассматривали друг друга.
— Не ждал? — вдруг спрятав свои лукавые, насмешливые глаза под густыми широкими бровями, спросил Хмара.
— Честно говоря — нет, — признался Кремнев. — Откуда ты? Из Сталинграда?
— А вот отгадай! — Хмара хитровато прищурился.
— Из Сталинграда, конечно, — следя за выражением глаз Хмары, сказал Кремнев.
— Из Сталинграда я вернулся месяц назад.
— Тогда — из Москвы.
— Нет.
— Из-под Харькова!
— Нет, нет и нет! Из Ржева! — торжественно объявил Хмара. — Вчера наши войска освободили Ржев. Наступление, слухи о котором мы так ловко распространили среди немцев, действительно началось. Но началось тогда, когда враг в реальность такого наступления уже почти не верил и снял шестнадцать своих самых боеспособных дивизий. Вот так, товарищ капитан. Операция «Ржев» завершена. С чем вас и поздравляю.
— Значит, теперь мы можем вернуться домой? — радостно спросил Кремнев, горячо пожав протянутую ему руку.
— А вот об этом мы сейчас и поговорим...
Хмара осторожно высвободил свою руку из рук Кремнева, пошарил по карманам и, не найдя спичек, потянулся с папиросой к коптилке.
Опершись на стол, Кремнев ждал разговора.
Последняя фраза и даже не фраза, а та интонация, с которой она была произнесена, встревожила и насторожила его.
— Операция «Ржев» завершена, — прикурив и снова усевшись на нарах, неторопливо повторил Хмара, видимо, еще обдумывая то, что намеревался сказать капитану. — Задание, которое ставилось перед тобой и твоей группой — выполнено, выполнено лучше, чем это можно было предвидеть.
Кремнев сдержанно улыбнулся и погладил пальцами побелевший от мороза диск автомата.
Заметив улыбку на лице Кремнева, Хмара сказал:
— Я говорю это не для того, чтобы потешить твое самолюбие или сказать что-то приятное хозяину. Об этом свидетельствуют документы. Вот, можешь послушать...
Леонид Петрович достал из полевой сумки толстый красивый блокнот в кожаном переплете, полистал его и, подвинувшись ближе к столу, начал медленно читать, отчетливо выговаривая каждое слово:
«...Противник, видимо, ведет против Центральной группы армий подготовку к большой зимней операции, к которой он должен быть готов примерно в начале ноября... Противник не намерен в ближайшее время вести большие наступательные действия на Донском фронте... Для того чтобы развернуть широкое наступление, противник, видимо, не имеет достаточно сил...»
Он закрыл блокнот и посмотрел на Кремнева.
— Это — чье творчество? — все еще водя пальцами по диску автомата, спросил Кремнев.
— Это — цитаты из донесения в Берлин немецкой разведки от 28 октября 1942 года. Кстати, эта дата тебе ничего не говорит?
Кремнев на момент задумался и вспомнил: в эти дни, в самом конце октября, его группа начала выполнение операции «Ржев».
— Но это далеко не все, — заметив, что Кремнев понял его, снова, более оживленно, заговорил Хмара. — В конце октября и в ноябре прошлого года немцы срочно перебросили на Центральный фронт еще двенадцать дивизий. Из них три они сняли из-под Ленинграда. Повторяю: из-под Ленинграда! Две танковые дивизии взяли из-под Воронежа и Жиздры, семь — из Франции. Таким образом, в то время, когда армия Паулюса захлебывалась в собственной крови под Сталинградом, здесь, на Центральном фронте, бездействовала почти половина всех танковых соединений Гитлера и четверть его пехоты!..
