За деревьями, в траве, лежал стонущий мужчина, одна из его ног была практически оторвана. Морские пехотинцы уставились на меня. Их глаза перемещались от моего лица к моему пистолету, потом обратно. Они думали, что я достану пистолет и выстрелю ему в голову — как хромой лошади или акуле на рыболовном судне. Но тут вмешался полковник Феррандо, решивший взять сирийца в плен и эвакуировать как раненого. Я почувствовал облегчение.
Я собрал взвод, и мы двинулись по автостраде вниз, возвращаясь назад последними, так как были первыми атакующими. Группы заняли свои места по оборонительному периметру, а мы с Уинном искали сержанта Патрика. Пока мы шли через поле, ни он, ни я не проронили ни слова.
Увидели главного сержанта батальона. Скрестив руки на груди, он смотрел на нас с какой-то агрессией в глазах. «Доброе утро, главный сержант. Где сержант Патрик?»
«А какого черта я об этом должен знать?» — «После ранения его эвакуировали сюда, несколько часов назад. Как он?» По замешательству главного сержанта стало ясно, что он и знать не знал о ранении Патрика. Он не участвовал в нашей операции и был далек от наших насущных проблем. Мы пошли дальше, внимательно глядя по сторонам.
Наконец на небольшом холме мы увидели человека, лежащего на спине и укрытого пончо. Это был Патрик. Ступня его была перебинтована. «Как ты, Шон?» — спросил я его. — «Хорошо, сэр. Чего новенького, Уинн? Как взвод?»
«Тоже хорошо. Стэффорд словил ногой осколок снаряда, но с ним все в порядке. Рад опять слышать твой голос». — «Прошлой ночью они не смогли вызвать для меня «птичку», поэтому я жду здесь. Меня отвезут в военный госпиталь на грузовике». — Я рассказал сержанту Патрику о раненом сирийце. «Наверное, его отвезут в госпиталь вместе с тобой. Как ты думаешь, сколько он протянет?» — «Много, если ничего не начудит». — «Я не думаю, что он в состоянии чудить».
К нам подошел помощник командира группы Патрика. Это он, Руди Рэйс, прошлой ночью эвакуировал Патрика и вернулся для командования группой во время нашей второй попытки пересечь мост. «Черт возьми, братан, хреново выглядишь, — произнес Руди, усмехнувшись. — Командир батальона всегда говорил, что ты выглядишь дерьмово, и сейчас я понимаю, что он прав». Все дружно засмеялись: мы были живы и были рады видеть Патрика.
Медленной походкой к нам приближался главный сержант: «Эй, шутники, давайте убирайтесь отсюда, дайте сержанту Патрику насладиться покоем».
Я думал, он прикалывается. Ан нет, он говорил совершенно серьезно. «Исчезни, главный сержант. Ты даже не знал, что он здесь», — отреагировал я.
«Лейтенант, вы не правы…» — Он умолк. Уходя от нас, он выглядел несколько удрученно. На операцию его не взяли, а теперь он даже не смог на нас надавить.
Мы собрали вещи Патрика — все, что могло пригодиться ему в госпитале, и сложили их в маленький пакет.
Я опять проходился по взводу, от машины к машине, слушал истории, которые рассказывала каждая группа, выслушивал просьбы и отвечал на вопросы. Пока мы болтали, бойцы продолжали заниматься своими делами. Казалось, каждый заново открыл для себя маленькие удовольствия нашей жизни: ели сухие крендельки из пайков или сбрасывали бронежилеты, чтобы плечи могли впитать в себя приятное солнечное тепло. Эван Райт распластался на траве рядом с «Хаммером» Кольберта и смеялся вместе с другими пехотинцами, чистящими свои «М-4».
«Удивлен, что ты еще с нами», — сказал я. «Я должен был смотаться отсюда или вы думали, что мета подстрелили?» Я засмеялся: «И то и другое».
«Сэр, о чем, на хрен, думали командиры, посылая нас без бронетехники на зачистку этого хренова города? Мы все могли быть убиты, и за что? Мы находимся в том же проклятом поле, что и вчера, как будто ничего не случилось, если не брать в расчет того, что из нас выбили все дерьмо и мы потеряли великого командира группы».
Что на это ответить?
В бою я понял, что лучше полагаться на моральный авторитет, чем на возложенную на тебя власть.
Поэтому я признал правоту заявления морского пехотинца словами: «Да, дерьмово, плохая тактика. После всей артиллерийской подготовки и сопровождения с воздуха никто не мог предположить, что мы угодим в засаду. Мы ошибались. Я не могу говорить за весь батальон, но могу отвечать за свой взвод: такое больше не повторится». Я сделал паузу и посмотрел в глаза Эвану Райту, чтобы он понял, что я не просто болтаю. «Дерьмово, что так произошло с Паппи. Я не знаю, ожидают ли нас еще миссии в ближайшие три дня, три недели или три месяца, но могу сказать вам одно. Мы должны понять, чтб мы сделали плохо и чтб мы сделали хорошо, и двигаться дальше. Нас было двадцать три солдата, мы сражались плечом к плечу. Теперь нас двадцать два. И все мы должны вернуться домой целыми и невредимыми».
Соглашаясь с цепочкой моих выводов, Райт кивнул головой.
Морские пехотинцы позволили мне быть их командиром, и они могли аннулировать свое разрешение в любую минуту.
Я остановился у машины сержанта Руди Рэйса. Одна половина группы меняла покрышку, разорванную пулеметным огнем, а другая половина собиралась пить кофе и расслаблялась после ночного приключения.
Руди сам делал всем кофе и одновременно болтал: «Ну так вот, я еду, и вдруг Шон мне говорит: «Эй, Руди, давай поворачивай», — сказал он, копируя сержанта Патрика, растягивая слова, как это делают жители Северной Каролины. «Я начал поворачивать налево и тут акк, акк, акк, акк — стрельба со всех сторон. «Хаммер» начинает раскачивать. Свист пуль над головой, снизу, слева, справа. Сумасшедший дом, братаны, честное слово. Потом я увидел, как Шон подпрыгнул на своем сиденье и завопил. А я все занят, пытаюсь вырулить из этой перестрелки, не врезаться куда-нибудь и не застрять, и вот слышу он произносит абсолютно спокойно: «Меня ранили в ногу, но ничего, я в порядке». Затем эта сумасшедшая мамочка стягивает ногу жгутом, еще выше, берет свой «М-4» и начинает опять стрелять! Пацаны, он у нас реальный чел!»
Я аккуратно держал кофе, который протянул мне Руди, а тем временем из моей рации донесся голос Кристенсона: «Сэр, начальство ждет вас около своей машины». Посмотрев в сторону штаба на колесах, я увидел собирающихся в дорогу солдат: «Вас понял, уже иду». Я сказал спасибо за кофе, повесил на плечо пулемет и пошел.
— Как твой взвод, Нат? — Глаза капитана были красными. Он задал вопрос так, как будто уже знал ответ.
Зализывает раны, сэр. Два морских пехотинца получили ранения. В моих «Хаммерах» тридцать дыр, по крайней мере, столько я насчитал. Морские пехотинцы начали интересоваться, кто здесь отдает приказы. Сохранение мужественного вида перед взводом иногда приводит к разрядке на командире: «Тактика атаки была, на хрен, детсадовская. Все мы это знали, и никто слова не проронил. Как мне сейчас разговаривать с моими морскими пехотинцами после того, как штабные офицеры выделывают трюки с фотоаппаратом?»
Капитан меня перебил: «Хорошо. Мы все сожалеем о том, что произошло с сержантом Патриком. Это война. Направьте свое раздражение на людей, которые этого заслуживают, — на иракцев».
У нас был новый план и в соответствии с ним нам нужно было двигаться на север, к Эль-Хаю, заново пересечь мост, который мы проезжали два дня назад, и захватить Муваффигуа вместе с Третьим батальоном. На курсах нам говорили, что при атаке, в которой принимают участие несколько батальонов, мы должны захватить город за полдня. Сейчас это было нашим приговором.
Уинн, Кольберт, Лавелл и Рэйс стояли вокруг капота. Командиры групп вместе смеялись и, увидев меня, попытались изобразить на лицах серьезные мины. Я расстелил на капоте карту и начал излагать план дня, но парни никак не могли успокоиться и все время отпускали шуточки. Когда Рэйс с Лавеллом в очередной раз хихикнули, я замолчал. Черт возьми! Они что, не понимают, как все серьезно? Они что, не помнят, что сержант Патрик был серьезно ранен всего несколько часов назад? Они что, не видели, чего мне стоило вытащить их из дерьма? Я начал говорить и сам себя остановил. Я чуть не повторил слова капитана Уитмера, которые он произнес в ангаре «Пелелиу» восемнадцать месяцев назад; «Если хоть один пехотинец сегодня во время вылазки будет убит, я самолично пущу пулю вам в лоб».
Мы повернули на юг, в сторону Эль-Хая.
Переехав мост, мы повернули на север и поехали вдоль реки, по той самой дороге, которую разведывали две ночи назад.
Группы разделились. Кто-то стоял в карауле, кто-то отдыхал, а мы с Уинном обходили нашу территорию, чтобы проверить пульс взвода. Я хотел посмотреть, как Вторая группа справляется без сержанта Патрика.
Рэйс стоял на коленях рядом с «Хаммером» и что-то тер в машине тряпкой, а Джек, держа наготове «Mark-19», стоял возле него.
«Руди, ты что делаешь?» — «Привет, сэр, я оттираю с машины кровь сержанта Патрика, нашего Паппи. А то эта кровь вредит нашему ци». — «Вашему чему?» — «Ци — душевной энергетике. Существует жизненная сила, которая влияет на все наши поступки. Старик потерял так много крови, прежде чем мы его вытащили из машины, так что я пытаюсь отмыть хоть немного, пока у нас есть время». — «Пулю нашел?»
