Элфи, бросив свою ношу на кухне, присела передохнуть. Она почти бежала всю дорогу и очень устала; у нее ныла рука.
— Ты с утра ела что-нибудь? — спросила мать, разливая черный кофе в маленькие чашечки.
— Еще успею, — ответила Элфи.
— Выпей немного кофе, — сказала мать, пододвинув к ней чашечку и потрепав ее душистой рукой по щеке.
На ней было красивое мягкое зеленое платье, лицо подкрашено. Ведь у них гости, и маме, как хозяйке дома, надо быть красивой. Мама так же обязана нарядно одеваться, как Элфи бегать в поисках продуктов. Пусть хоть этим занимается, ведь мама ни во что не хочет вникать, ни о чем не хочет думать, а тем более говорить… Гости, в том числе и женщины, беседуют о политике, а мама лишь угощает их и мило улыбается.
— А Дунди где? — спросила Элфи.
— Наверное, у соседей, — ответила мать и вышла с подносом, уставленным кофейными чашечками.
Выпив кофе, Элфи действительно почувствовала себя бодрее. Она посидела еще немного, затем умылась, но не в ванной, а прямо из-под крана на кухне. Затем отрезала кусок свежего хлеба — правда, рядом лежит и вчерашний, но ведь она заслуживает того, чтобы попробовать свежий, ароматный хлеб Арпада! — намазала его жиром и не спеша принялась есть.
Кто-то постучал. В кухонном окне показалась крохотная пухлая ручонка, ручонка Дунди. Она увидела в кухне свет и, догадавшись, что пришла домой ее Элфи, убежала от соседей. Эту девчурку балует весь дом, у любой двери ее ждет поцелуй и какое-нибудь лакомство, но больше всех на свете она любит Элфи, свою Элфи.
Элфи взяла девочку на руки и отломила ей большую часть куска. Съев хлеб, они достали доску и все коробочное семейство. А где младенец — солонка с красной крышкой? Спряталась в буфете среди рюмок. А ну-ка вылезай, маленькая шалунья. Наверное, опять что-нибудь натворила. Давай-ка мы тебя перепеленаем. Где наша пеленка?..
Мир коробочного семейства, полный неожиданных, порой таинственных приключений, до сих пор принадлежал только им двоим. Жизнь текла как обычно, но через несколько дней все в доме перемешалось: семейство коробок переселилось в подвал. Толстая бабушка, синий бидон для масла, коробки с мукой и сахаром и все остальные стояли на песчаном полу подвала, и приключения их стали достоянием всех детей дома. В самом углу подвала поставили кроватку Дунди, рядом разложили матрацы мальчиков, сюда же принесли и раскладушку Элфи, но ставили ее только вечером, так же как и наверху. Дети постарше бегали по коридору подвала, или устраивали настоящую охоту на крыс (какой же поднимался визг, если какая-нибудь из них попадала в капкан!), или собирали во дворе осколки. Счастливчику, собравшему больше других, завидовали и даже отнимали друг у друга. А малыши-дошкольники постоянно вертелись возле Элфи и семейства коробок, Элфи уже раз десять рассказывала похождения каждой из коробок. Как они ехали на берег Балатона с огромной массой вещей. Как праздновали именины бабушки, то есть бидона для масла.
Мама каждый день варила кастрюлю бобов. Дядя Шандор и другие мужчины стояли в воротах или слушали радио. Здесь, в подвале, тоже было радио. Люди, столпившись у приемника, внимательно слушали. В первые дни всех интересовали только передачи «Свободной Европы». Но как-то раз худощавый черноволосый мужчина, отец живущих на первом этаже близнецов, по фамилии Чоба, негромко, но взволнованно сказал:
— Черт бы их побрал! Вы меня простите, но неужели вам не надоела вся эта белиберда? Прошу вас выключить, это надо прекратить! Им там легко болтать! Они только того и хотят, чтобы у нас все полетело в тартарары! Если уж кому так приспичило, пусть поднимется к себе и слушает, сколько влезет. Вот мой сказ!
Воцарилась глубокая тишина, даже Элфи перестала рассказывать сказку. Кто-то протянул руку, выключил радиоприемник. Затем люди стали постепенно расходиться. Ушел и студент — сын Роштошей, что носил на пальто кокарду с траурной ленточкой. Мать его тотчас вскочила и кинулась за ним. Она ни на шаг не отпускала его от себя. Все знали, что сын Роштошей хочет сражаться на стороне мятежников, но мать запрещает. Однажды она даже закатила ему пощечину.
Женщины сидели на длинных скамейках, многие из них вязали. Все члены семьи врачи с третьего этажа целыми днями играли в карты. Самая пожилая из них — бывшая владелица ювелирного магазина в дорогой шубе — иногда вставала со своего места и, держа в руках небольшую книжку, начинала гнусаво проповедовать о том, что все должны покориться власти господа бога нашего, покаяться в грехах своих и верить, что ни один листик не упадет с дерева, если не будет на то воли всевышнего.
Однако каждый занимался своим. Элфи возилась с детьми, отдавая им все время. Родители и бабушки благодарили Элфи за это, приветливо улыбались ей. Если ребята постарше слишком громко шумели, слишком много носились по коридору или дрались из-за осколков, просили Элфи утихомирить их. Элфи уводила всех детей в другое убежище и играла с ними. Если детей собиралось не много, играли в «считалку»:
— Вы-шел ме-сяц из-за туч…
Если побольше, тогда что-нибудь прятали и по очереди искали.
— Холодно, холодно, тепло, жарко, еще жарче, огонь…
Дунди всегда кричала: «Оонь, оонь!», так как не выговаривала «г».
Однажды дочь дяди Чобы заметила:
— Дунди, ты всегда говоришь «оонь, оонь», а надо: «огонь, огонь».
— Я не говорю «оонь, оонь»… я говорю: «о-онь, о-онь», — возмутилась Дунди.
Все громко захохотали.
Как-то раз врач с третьего этажа сказал Элфи:
— Знаете, дорогая, сам бог создал вас воспитательницей детского сада.
Комендант здания — мужчина со строгим, серьезным лицом, в кожаном пальто, ежедневно по нескольку раз проверявший, все ли в порядке в убежище, никогда не улыбался, но на Элфи посматривал приветливо, более того — даже заговорил с ней однажды:
— Ты славная девушка…
Между прочим, если верить дяде Шандору, этот человек опасный коммунист. При нем дядя Шандор всегда помалкивает. Даже передачи «Свободной Европы» не осмеливались слушать в его присутствии, причем еще до того, как дядя Чоба потребовал выключить радиоприемник. Комендант обычно стоял у ворот, наблюдая за порядком, так как на дворника, человека очень старого и трусливого, нельзя было положиться. Дворник боялся не только расхаживающих по улице вооруженных людей, но и самого коменданта здания. Он не раз говорил, что ничего не может понять в этом перевернувшемся мире.
И с ним нельзя не согласиться. Ну кто из взрослых может толково объяснить, что именно и зачем происходит? Лучше уж признаться в этом, чем поступать так, как дядя Шандор, который корчит из себя всезнайку и большого умника. Если коменданта здания не было поблизости, он уверял, что, дескать, Запад непременно вмешается, пришлет войска ООН, надо только продержаться еще несколько дней. Продержаться? Но кто должен был держаться? Сам он никуда не ходил, слонялся по двору и с видом знатока буквально обо всем высказывал свое мнение. Если стреляли, он говорил: это бьют из венгерского миномета, или: ударили из танковой пушки, а это не иначе как Манлихер. Отличнейшая штука! Если не верите, можете пойти и лично убедиться.
Жильцы в отсутствие дяди Шандора хвалили коменданта здания, называя его исключительно смелым и умным человеком. И если с домом ничего не случится — а в это даже не верится! — то нужно будет благодарить за все только его одного. Потому что он не пускает посторонних и пресекает какие бы то ни было ссоры между жильцами, не давая им обижать друг друга.
— Ну, разумеется, — сказал как-то врач своей жене, сдавая карты, — если заявится группа автоматчиков с гранатами, то он, безоружный, бессилен против них. Ну как он может не пустить их? Они просто изрешетят его.
— Тсс! — зашипела на него жена. — Пусть люди не перестают верить, что комендант защитит нас. А под его руководством и мужчины могли бы действовать решительнее и смелее.
Да, да, это понимала и Элфи. Главное, по возможности, ничего не бояться. Еще неизвестно, что ждет впереди. Если смерть, значит, умрем, но зачем же бояться раньше времени? Разве мудрено сейчас умереть? Сколько домов на одной только улице Мурани! Не могут же в каждый дом прийти вооруженные люди, чтобы стрелять из окон! Их просто не хватит. Вот за бабушку очень боязно… Там ведь, вспоминала Элфи, живет Бэби Нейлон, Пуби и вся бесшабашная компания. Даже маленькой Вице и то повесили за спину винтовку. Безумные! Если бы только можно было выйти! Если бы можно было выйти…
Да нельзя: комендант не разрешает. Детей тоже нельзя оставлять здесь одних. За целую неделю они всего один раз получили хлеб. Да и то лишь благодаря коменданту, который, взяв с собой дядю Чоба н еще двух мужчин, где-то сумел достать полную бельевую корзину хлеба. Они так и принесли его в ней. Но ничего другого дети уж давно не видят, решительно ничего! Говорят, что из других домов выходили люди, только, конечно, не такие, а дурные. Влезли в большой угловой продмаг, разграбили, масло и сало таскали ящиками. Дворник на чем свет стоит поносил грабителей и очень гордился, что в их доме живут честные, порядочные люди. Никто из них не позволит себе что-либо подобное.
