Антипатр захлопал глазами от изумления — Александр появился с быстротой невероятной, — а у курьера глаза слипались: видно было, что едва на ногах стоит.
— Как зовут тебя? — спросил Александр. — Сядь-ка, ты наверно устал до смерти.
Хлопнув в ладоши, вызвал слугу; распорядился принести гонцу вина… Пока несли вино, прочитал депешу Антипатру… А когда гонец напился — спросил, что он знает ещё.
Меды — горное племя. Племя настолько древнее, что и ахейцы, и дорийцы, и македонцы, и кельты, — все проходили мимо них по пути на юг в поисках лучшей доли. Но у них никто не задержался: слишком скверные были места. Жили они высоко; суровый фракийский климат переносили стойко, как дикие горные козы; хранили свои древние обычаи с тех времён, когда ещё и бронзы не было… А если их боги-кормильцы гневались — даже несмотря на человеческие жертвы — спускались с гор грабить оседлые народы. Филипп давно уже их покорил и взял с них клятву вассальной верности, — но со временем та клятва ушла у них в область преданий, её успели забыть. Теперь племя разрослось, — мальчикам надо окровавить копья, чтобы мужчинами стать, — они ринулись на юг, словно весенний паводок по руслу речному. Деревни грабят и жгут, македонских поселенцев и верных фракийцев рубят живьём на куски, головы их забирают в качестве трофеев, а женщин уводят с собой.
Антипатр, слушавший всё это уже по второму разу, незаметно следил за мальчиком, сидящим в царском кресле, готовый утешить его, когда понадобится… Но тот подался вперёд и не отрывал глаз от гонца. Потом вдруг перебил:
— Погоди-ка… Отдохни немного, мне надо кое-что записать. Появился писарь; он начал диктовать, уточняя у гонца передвижения медов и описание страны — горы, долины, перевалы, реки, дороги, населённые пункты, — а сам тем временем рисовал на воске примерную карту. Карту проверил тоже; потом приказал, чтобы гонца выкупали, накормили и уложили спать.
— Я подумал… — Он задумчиво оглядывал таблички на столе. — Я подумал, надо всё это выспросить сразу же. К утру он был бы посвежее, когда выспится, но ведь никогда не знаешь… Вдруг умрёт?.. Надо, чтобы он отдохнул хорошенько, пока я соберусь. Хочу взять его проводником.
Рыжеватые с проседью брови сошлись напряжённо… Антипатр уже раньше почувствовал, что сейчас будет, но решил не поверить:
— Ты знаешь, Александр, что я был бы рад взять тебя с собой. Но ты знаешь и то, что нельзя нам обоим отлучаться из Македонии, пока царь на войне…
Александр откинулся на спинку кресла. Мокрые грязные волосы налипли на лоб, под ногтями черно
, —
ребёнок!.. Но глаза смотрят холодно, без малейшей попытки изобразить наивность.
— Обоим?.. Мне такое и в голову не приходило! Пока я буду в отлучке, Печать останется у тебя.
Антипатр открыл рот, вдохнул… Александр заговорил первым; учтиво, но непреклонно.
— Сейчас у меня её нет с собой, я на тренировке был. Ты её получишь, когда я буду уходить.
— Александр, ты только подумай…
Александр, смотревший на него, словно в поединке, коротко махнул рукой, договаривая не сказанное словами, — и Антипатр сдался, умолк. А этот мальчишка вдруг заговорил с царственной величавостью:
— Отец мой и я — мы оба счастливы знать, что можем оставить страну такому надёжному человеку. — Он поднялся, широко расставив ноги, закинул волосы назад и положил руки на пояс. — Я иду, Антипатр. Привыкни к этой мысли поскорее, времени у нас в обрез. Я ухожу завтра, на заре.
Антипатр, которому поневоле пришлось встать тоже, попытался воспользоваться преимуществом в росте; но оказалось — не действует.
— Если уходишь — уходишь… Но прежде подумай всё-таки. Ты отличный строевой офицер, никто не спорит. Но ты никогда не готовил кампанию, не занимался снабжением войск, не разрабатывал стратегию… Ты представляешь себе их страну?
— На этот раз они будут внизу, в долине Стримона. Для этого и пришли. Снабжение мы обсудим на военном совете. Соберёмся через час.
— Ты понимаешь, что если тебя разобьют — половина Фракии запылает, как сена стог? Отец будет от нас отрезан. А едва об этом станет известно — мне придётся оборонять северо-запад от иллирийцев!
— Сколько войск тебе для этого нужно?
— Если ты проиграешь, в Македонии их не хватит.
Александр чуть склонил голову влево; взгляд его, блуждавший где-то за спиной Антипатра, был рассеян.
— Значит, если я проиграю, люди никогда больше мне не поверят, и генералом я никогда не стану… К тому же, у отца будут все основания сказать, что я ему не сын, — и я никогда не стану царем… Ну что ж. Похоже, придётся выиграть!
Да, Кассандру не стоило его цеплять, — подумал Антипатр. Скорлупа треснула, и тут такой птенец проклёвывается!.. С ним уже сейчас надо быть очень-очень осторожным.
— Ну а что будет со мной? — спросил он. — Что он мне скажет, за то что тебя отпустил?
— Ты имеешь в виду, если проиграю? Скажет, что я должен был послушать твоего совета. Ты его напиши. А я распишусь, что прочёл. И пошлём отцу. Проиграю я или нет — он будет знать, что ты мне советовал. Так честно?
Антипатр остро глянул из-под лохматых бровей.
— Ну да! А потом ты этим воспользуешься против меня?
— Конечно!.. А как ты думал? На спор идти и ставку страховать?.. Ты не виляй, мне-то страховаться нечем!
Антипатр вспомнил, что осторожным надо быть уже сейчас, — и улыбнулся:
— Ну ладно. Ставки у нас у обоих не малые, я полагаю. Дашь мне знать, чего тебе нужно. Бывало, я ставил на лошадок и похуже тебя.
Александр весь день провёл на ногах, кроме часа военного совета. Мог бы, конечно, и присесть, пока приказы рассылал; но когда расхаживал взад-вперёд — думалось лучше, быстрее; быть может, по привычке думать на ходу во время прогулок в Мьезе. С матерью он хотел повидаться пораньше, но не было времени. Пошёл только тогда, когда развязался со всеми делами; и пробыл у неё совсем чуть-чуть. Она чего-то суетилась, опять была настроена поругаться, хотя этот его поход в её же интересах… Ладно, когда-нибудь поймёт. А пока — надо было попрощаться с Фениксом; и — очень важно — хоть немного поспать.
Утро в лагере под Перинфом. Накануне, ночью, штурмовали стену; теперь люди отдыхают, так что вокруг сравнительно спокойно. Раздаются только обычные звуки затишья: ржание мулов, крики и лязг возле осадных машин, безумные вопли раненого из госпитальной палатки, ему в голову попало… Артиллерийский офицер, назначенный в дежурство возле баллисты, чтобы осаждённым никогда было прохлаждаться, кричит своей команде, чтобы дотянули до клина и смазали жёлоб… С грохотом раскатывают кучу окованных бревен-снарядов, на каждом оголовке отковано лаконичное послание: «От Филиппа».
Для царя построена бревенчатая изба. Если армия стоит на месте — нет смысла ютиться в шатре и париться под вонючей кожей. Старый и опытный воин, он умеет устраиваться просто, но с комфортом: пол закрыт циновками из местной соломы, а в обозе привезли кресла, подставки для ламп, ванну и кровать; достаточно широкую, чтобы не приходилось спать в одиночестве. Сейчас царь сидит у соснового стола, сделанного плотниками в лагере, и читает донесение. Рядом с ним Пармений.
…Кроме того я вызвал войска из Пидны и Амфиполиса, и двинулся на север к Терме. Я намеревался пройти к Амфиполису Большой Восточной Дорогой, с тем чтобы уточнить движения неприятеля и выбрать наилучшую диспозицию, прежде чем идти вверх по реке. Но у Термы меня встретил всадник из агриан, посланный во исполнение нашего обета моим гостеприимцем Ламбаром.
—
Что ещё за гостеприимец, — удивился Филипп. — О чём это он? Мальчишка у нас заложником был, а не гостем. Ты помнишь, я талант поставил, что агриане к медам присоединятся?
— Ты мне что-то рассказывал про сына, как он смылся куда-то в горы по дороге домой. Когда от нас в школу возвращался, помнишь?.. Ты тогда здорово ругался, узнав…
— Да-да, верно. Из головы вылетело. Это ж совершенно безумная выходка была; счастье, что горло не перерезали. Я не беру заложников у тех племён, которым можно хоть как-то доверять. Хм, гостеприимец!.. Ну что ж, посмотрим что дальше.
Узнав, что ты на востоке, он послал мне весть, что меды вторглись в верховья Стримона и опустошают долину. Они звали агриан присоединиться к ним в этой войне, но царь Тэр остался верен клятвам, которыми вы обменялись, когда ты вернул ему сына.
—
Обжечься испугался, ясно. Но донесение послал не он, а мальчишка… Сколько ему сейчас, семнадцать? Наверно что-то около того…
Он советовал мне как можно быстрее двигаться вверх по реке к Бурным Воротам, как они называют узкую горловину в ущелье, и усилить там старую крепость, пока они не вышли вниз на равнину. Я решил времени не терять и к Амфиполису не идти, а послал туда Койна с приказом привести оттуда войска. Сам же, с теми силами, что были у меня, двинулся прямо вверх, караванным тропами через Крусийский хребет, и форсировал Стримон у Сириса, где Койн должен был встретить нас с людьми, свежими лошадьми и припасами. Сами мы шли налегке. Я сказал своим людям, какие опасности грозят нашим колонистам на равнине, так что шли хорошо. Поскольку дорога была трудной, я шёл пешком, вместе со всеми, побуждал их поспешать.
