Напряженное ожидание заметно было в наземных частях и у моряков. Готовилось большое дело. Севастопольцы чаще посматривали на далекие горизонты, моряки из Николаева запели новую песню про свой город, дунайцы вспоминали свой выход к Одессе и Херсону. Ожидание как-то еще больше объединило всех, так как в это время вспомнилось все прожитое — и героическое и трагическое.
Продолжалось по-прежнему все обязательное в такой беспощадной войне. Сражалась морская пехота на Малой земле, «бомберы» топили вражеские транспорты и иногда сами гибли вдали от своих, штурмовики атаковали быстроходные десантные баржи и катера, сбривали огнем брошенные для атак роты горно-альпийских стрелков, подлодки несли свою строгую и таинственную службу, «морские охотники» гонялись за подлодками врага, сторожевики выбрасывали разведчиков, мелкие диверсионные группы, вывозили из Крыма раненых партизан, прикрывали вместе с торпедными катерами «тюлькин флот», ходивший каждую ночь на жертвенный подвиг к Малой земле...
Прикрывая коммуникацию Малой земли, остались без горючего два наших торпедных катера. Они дрейфовали. Нужно было отправить им горючее и тем спасти их. Радиограмма от торпедистов поступила утром, и выход в море в это время суток был очень опасен. Обычно с первыми лучами солнца прекращалась суета на море и корабли ожидали ночи.
Командир дивизиона, объяснив Дубоносу положение, сказал:
— У тебя катер надежный, команда тоже не плохая. Возьми Черепанова и отправляйся.
Катера Дубоноса и Черепанова быстро погрузили бензин, вышли из бухты, обогнули мыс и пошли под прикрытием скалистых берегов. Ведущий катер Дубоноса резко изменил курс и пошел при ясном небе и штиле на виду противника. Команды катеров находились на палубах. Противник, наблюдая за странным поведением кораблей, выжидал. Дубонос, пройдя несколько кабельтовых у берега, снова изменил курс и пошел прямо на город. Враг молчал. Катера развернулись влево и самой узкой частью залива пронеслись на полном ходу, чтобы сразу же попасть под прикрытие артиллерии Малой земли. Батареи врага так и не открыли огня. Маневр Дубоноса наблюдали артиллеристы береговых батарей, которым приказали поддержать катера. Они с недоумением наблюдали странное маневрирование катеров.
Но вот катера проскочили залив. Командир гвардейского дивизиона восхищенно воскликнул:
— Здорово, Дубонос! Но попадись мне в таком положении вражеские катера — моментом бы накрыл!..
Вскоре катера растворились в темной полосе крутого побережья, а вернулись открытым морем вместе с торпедными катерами.
— Вы очень хладнокровны, товарищ командир, — сказал Горигляд Дубоносу на пути к домику командира дивизиона.
Дубонос поднимался широким шагом и молчал. Выйдя на горку, он приостановился:
— Не то слово, лейтенант. Хладнокровные — гадюки, лягушки. Так и называются они хладнокровными. А человек имеет горячую кровь. А раз так, значит, не может быть хладнокровным. Я тоже боялся, когда маневрировал перед их носом. Но знал: не поймут, в чем дело. Будут выжидать, догадываться, а тут мы и проскочим. А легли бы сразу по курсу, без спектакля, могли бы сразу и накрыть. Ведь у них по тому маршруту каждый метр моря пристрелян. Такая наша война. Малы мы, но увертливы. — Дубонос после последних слов невольно оглядел себя и засмеялся: — Малы мы... Тоже придумал, да?
— Вы сейчас уже не кажетесь мне таким... великаном, — сказал Горигляд, — а вначале я даже того... растерялся.
— Ну опять покраснели, лейтенант! — Дубонос взял его под руку и зашагал вперед. — Но во время сегодняшней прогулки вы были бледны и чутки...
— Чуткий? Почему вы вдруг заметили это?
— Вы слышали еще издалека свист снаряда. Я наблюдал за вами. У вас сразу вспыхнули уши, а потом, когда снаряд плюхнулся в воду, вы снова приняли свой прежний вид. Представьте себе, лейтенант, наблюдая за вами, я, может быть, совершенно отрешился от чувства собственной опасности. Однажды, во время боя с торпедными катерами, по моим брюкам ползла медленно-медленно букашка, кажется, она называется божья коровка. Я командовал, кричал, думал о враге, так как он здорово нас тогда защучил, но следил за букашкой. Она меня так заинтересовала, что я не думал о личной опасности. Думал: улетит или не улетит? Слышит ли она пальбу? Откуда она попала на катер? Неужели занесло ветром с берега? Всегда помню эту букашку. Довез ее, помню, до земли, осторожно вынес на траву, лети...
— А теперь такой букашкой был я, товарищ командир?
— А ведь в самом деле могли так подумать, лейтенант!
Дубонос остановился, похлопал спутника по спине и пошел очень быстрым шагом, у веранды домика задержался:
— С вами воевать можно. Вы горды в опасности. Стараетесь ее не замечать. Команда все это тоже видит, будьте уверены. Хорошая школа, где вас учили с Милочкиным. Преподаватели были, как говорится, на высоте...
На веранде появился командир дивизиона, в фуражке, сдвинутой немного набок. Он пожал руку Дубоноса:
— Хорошо отработал сегодня... надул их.
— Рад стараться, товарищ командир, — шутливо отчеканил Дубонос.
— Помнишь, как мы их обманули с плавучим краном? — Обратился к Горигляду: — Вы-то не знаете этого случая. Когда гитлеровцы заняли порт, мы сразу же док увели, с шумом, гвалтом. Они еще не могли сообразить тогда, что почем. А потом решили и плавучий кран украсть. Подошли, срубили якорь, подцепили кран таким это туберкулезным буксирчиком и потащили. Из-под носа увели кран. Надо всегда учитывать разную обстановку, все учитывать... Никогда не падать духом...
— Товарищи! — сказал Дубонос. — Мы начинаем работу, о которой все скучали. Мы начинаем штурм первого города на пути к Севастополю и Одессе. Слушайте приказ...
Желтенький кружочек света фонаря упал на листок бумаги. Тихо, чтобы его слышали только те, кому надлежит слышать, зачитал Дубонос приказ командования. Он чувствовал дыхание этих двух десятков людей, доверенных ему, и понимал, как он близок сейчас к ним, какая цель связала их всех.
Десантники подходили и садились на другие корабли, которые должны были перевезти людей и снаряжение. Катер Дубоноса тихо отошел только со своей командой. Люди, еще продумывавшие слова приказа, где была отведена им почетная роль, с уважением снова видели на мостике невозмутимую фигуру командира, которая, казалось, была продолжением боевой рубки. Пулемет, силуэтно черневший вверху, там же, где стоял командир, казался личным оружием его, чем-то вроде большого пистолета за поясом. Отряд мелких кораблей вышел следом, почти зачерпывая бортами — столько нагрузили десантников.
Катер Дубоноса шел в авангарде. Экипаж должен был открыть ворота для штурма. Противник закрыл вход в порт боновыми заграждениями, протянув их между двумя языками гранитного мола, укрепив на плавучих металлических шарах. В глубину были спущены стальные тросы противолодочных сетей. Порт был наглухо заперт. На молу стояли пулеметы кинжального действия, простреливающие весь сектор боковых заграждений, и, кроме того, на помощь всегда могли прийти береговые батареи тяжелых минометов и артиллерии. Взорвать ворота порта было поручено экипажу катера. Корабли, подтянутые для штурма, крейсировали в ожидании момента, когда можно будет прорваться в город и выбросить десантные войска.
Экипаж, готовый к подвигу, мчался к железным воротам. С шумом взлетела волна, и острые брызги пронеслись, как дождь в штормовую погоду. Месяц, повисший над горами, вот-вот должен был уйти, и это время совпадало с началом генеральной атаки. Бледный, какой-то мистический свет, проливающийся из-за береговых скал, создавал впечатление невесомости всего корабля, как будто он мчался в воздушном пространстве.
Люди были безмолвны, и говорили только моторы. Зеленые огни выхлопников словно подгоняли катер. Все было рассчитано. Когда катер выпрыгнет из-под того высокого мыса, нависшего над волной, начнется артиллерийская подготовка. Катер пролетел под угрюмыми скалами мыса, попал в светлую полосу лунного света, протянувшегося умирающей полосой из расщелины гор. И вот... высоты, куда был устремлен напряженный взор Дубоноса, мгновенно и почти одновременно озаряются колючими и длинными огнями. На море падает, как удар миллиона молотов, густой орудийный рев. Тишина окончилась, сражение началось. Дубонос командовал, ощущая под пальцами запотевшие отполированные края «телеграфа». Люди в моторных отсеках мгновенно исполняли все его приказания.
Прожекторы противника уже уцепились за боны. Черные металлические шары, как головы каких-то рогатых чудовищ, плясали на холодном и ярком свету. Потом прожекторы ушли, они лихорадочно прощупывали бухту. Дубонос застопорил машины. Взрывом боновых заграждений был занят Горигляд. Короткие взрывы следуют один за другим. Сети падают на дно, цепи порваны. Кипят винты. Головы чудовищ теперь разбросаны, и над ними бегут косые светлые волны. Противник стреляет. Пулеметов не слышно, но видны полоски столбиков и над ухом свистят пули с коротким певучим звуком: пиу-пиу.
