Отряхнувшись, Гриша поднял голову и увидел, что не только от землянки, но и от окопа ничего не осталось. Вся земля была перевернута, перепахана и разбросана в стороны. Там, где еще что-то осталось, это, скорее, было похоже на небольшой ров. Григорий посмотрел по сторонам, но никого не увидел. Первая мысль: «Где Комбат?» — посетила и испугала его. Внимательно всматриваясь в место взрыва и разбросанную в стороны землю, Григорий заметил в нескольких метрах от себя, как рыхлая земля зашевелилась. Он вспомнил, что примерно там видел в последний раз Киселева с офицерами из штаба. Гриша подполз к этой дышащей земле и стал пальцами разгребать ее. Раскопав руку он сообразил, где голова человека, передвинулся и через несколько секунд отрыл обугленное лицо комбата Киселева.
— Товарищ капитан! Вас Комдив к аппарату! — Грише показалось, что Киселев его не слышит. Тогда он отрыл пальцами левое ухо, отбросил липкую землю и заорал в него: «Комдив на связи! Срочно!»
Гриша посмотрел в лицо комбата и испугался. Этот мужчина, прошедший не одну версту по дорогам войны, бешеным и одновременно каким-то очумевшим взглядом смотрел на него.
— Ты чо, охренел! Меня от твоего крика контузило. Щас, все дела брошу и поскачу к нему! — со злым сарказмом выругался Киселев.
В этот же момент рядом с его лицом вновь зашевелилась земля, а через секунду из нее вырвался фонтан грязи. Гриша присмотрелся и увидел чей-то рот и огромные красные щеки. Он узнал — это был ротный Иванов. Среднего роста толстячок с огромными щеками и красным лицом. Он запомнил его еще у сарая, до взятия высоты. Но, понять, где было все остальное тело этого человека, было сложно. Рот Иванова находился совсем рядом с головой комбата.
— Ни хрена себе, глотка луженая, — прокричал этот торчащий из земли рот. — Я думал, подох, а тут ни фига не дадут — с того света подымут, — добавил Иванов, отплевываясь.
— Иванов, ты что ли? — спросил комбат.
— Да я, я! Только пока не разберу, где рожа, а где жопа? Слышь, комбат, этому горлопану орден дай. И в атаку без оружия пускай. Пусть орет — фрицев пугает!
— Ну, что смотришь? — сурово прокричало лицо комбата. — Раскапывай!
Гриша, услышав и увидев все это непонятное, никак не мог сориентироваться, с какой стороны копать, вспомнил про руку, которую первой откопал, и решил потянуть за нее. Ухватился и стал выдергивать ее из насыпанной кучи. Рука не сопротивлялась, но вдруг резко хрустнула, ткань рукава треснула, и Гриша вместе с рукой отскочил в сторону. Он встал во весь рост и, широко раскрыв глаза, смотрел на оторванную руку. Шокирующее состояние обволокло тело. Вокруг что-то свистело, взрывалось, но, видимо, война наслаждалась этим представлением и не трогала обезумевшего пацана. Он не знал, что делать, но, услышав трехэтажный мат комбата, присел и с сожалением, дрожащим голосом спросил: «Это случайно не ваша рука?». Торчащее из земли лицо и плюющийся рядом рот рассмеялись.
— Бросай ты эту руку и давай, копай! — громко крикнул комбат.
Гриша еще раз посмотрел на руку, аккуратно положил ее рядом и стал откапывать голову Киселева.
Позже Григорий с усмешкой вспоминал об этом, но он на всю свою жизнь запомнил, как нужно вести себя в таких ситуациях: нельзя бояться — смех и шутки лучшее спасение. Наверное, они отвлекают от боли, от страшных мыслей. Смерть не замечает тех, кто смеется. Она, забирает к себе лишь тех, кто ждет и боится ее. Иногда проявляет сочувствие и к тем, кто честно терпит невыносимую боль — спасая и выручая их этим.
А они, командиры, находясь на волоске от жизни, смеялись и учили мальчишку Гришу своим поведением, как нужно выживать!
— Комбат, — спрашивал торчащий рот лейтенанта, — не твою ли руку связист оторвал впопыхах. На что тот отвечал: «Хорошо хоть руку — мог ведь и еще чего раскопать и оторвать». Оба, почти зарытые в могилу, ржали как резаные и смешили остальных — тех, кто подоспел на помощь связисту откапывать своих командиров.
Гриша вернулся к аппарату. Позже с улыбкой подошел комбат. Он доложил, что высоту они держат, но потери очень большие, нужна поддержка артиллерии. Киселев развернул планшет и стал называть координаты удара. После чего сел на ящик, достал махорку, скрутил сигаретку и протянул ее Григорию.
— Как звать-то тебя, спаситель ты наш горластый? — при этом он почесал мизинцем то самое ухо, в которое кричал Гриша.
— Рядовой Михайлов!
— Понятно. А звать как?
— Григорий.
— Молодец, Григорий, не растерялся. Слушай, а ты ведь вчера прибыл еще днем?
— Да.
— Значит, ты вместе с нами эту высоту брал?
— Да.
— Ну, ты герой. А чо ж сразу-то так не орал? Всех фрицев бы распугал, — произнес комбат и залился смехом. Его поддержали остальные. Но один коренастый паренек с грязным лицом подошел и с серьезным видом произнес:
— Спасибо! — потом он так же серьезно повернулся к сидящим офицерам и стал говорить:
— Пробираюсь я, значит, по окопу — стреляю. Комбата прикрываю. Вдруг, раз — и тишина. Глаза открываю — темно. Носом нюхаю — земля. Думаю: все — в могиле. Вдруг, эта моя могила как заорет! — он повернулся и посмотрел на Гришу, а все вновь закатились смехом.
Только теперь Григорий рассмотрел погоны этого человека — лейтенанта Иванова и, присмотревшись, заметил сквозь грязь на его лице красноту. Лейтенант похлопал Гришу по плечу еще раз и, вновь съязвив, поблагодарил: «Молодец — горластый!»
Гриша сидел и стеснялся, а весь штаб смеялся над молодым бойцом. Он не мог понять, почему эти люди издеваются, ведь он на самом деле спас их. Неужели это истерика. Атака еще не закончена — там, совсем рядом, идет сражение, и гибнут люди, а они здесь ржут, как лошади. Нет бы, на самом деле поблагодарили. Где-то недалеко снова разорвалась бомба, и в ДЗОТ залетели ошметки земли, а офицеры рассмеялись еще больше. Тут в голову Гриши пришла неожиданная мысль: откуда она пришла, он и сам не понял.
— Товарищ комбат, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту?
— О, какой, — произнес лейтенант.
А комбат, немного успокоившись, посмотрел на солдата и спокойно ответил:
— Разрешаю!
Гриша медленно подошел к лейтенанту Иванову и стал пристально смотреть на его рот.
— Что, рот узнал? Он ведь один из земли торчал? — снова стал шутить Иванов.
— Да, так точно узнал! Только… — Григорий замолчал.
— Что только? — строго спросил комбат. — Договаривай, раз начал, — приказал он.
И тут Гриша, сам не зная почему, выдал:
— Только вот, товарищ комбат, я не сразу понял, что это рот лейтенанта — показалось мне, что это жопа! И мысли странные пришли: подумал — как это? Чья-то жопа рядом с лицом комбата. А когда увидел, что она плюется, вот, ей Богу, перекреститься хотел, — произнес Григорий и сам испугался — оттого, что вспомнил Бога. Ему стало не по себе, ведь он совсем недавно вступил в комсомольскую организацию.
Все, кто были в ДЗОТе, упали на пол. Они просто не могли смеяться. Офицеры держались за животы, а комбат, как резаный поросенок, верещал: «Щас обоссусь!»
Где-то в двух шагах взрывались осколочные снаряды. Их осколки в унисон смеху ударяли о стены ДЗОТа, кто-то совсем рядом погибал, а здесь, в этом месте, на какое-то время война отступила — она ничего не могла сделать с этими людьми. До поры она отвернулась, словно решив: «Авось потом отомщу!». А сейчас война жалела и любила тех, кто украшал ее стонущую кровавую землю смехом, побеждающим смерть.
— Молодец! Свой! Налить ему сто грамм! — приказал комбат. И в этот же момент снова выросла непонятно откуда огромная фигура старшины. Он протянул Григорию флягу и кусок хлеба с салом. Гриша выпил, занюхал, заел, посмотрел на довольные лица и глубоко вздохнул.
Иванова тут же прозвали Жопа-морда, с несколькими вариациями: Мордожопин и наоборот Жопомордин. Лейтенант не обиделся — он был веселым человеком. Ушел с ротой на правый фланг и исчез без вести. О нем еще долго вспоминали, и казалось: этот человек жив и находится в батальоне. Совсем не верилось, что он умер. В том, что он погиб, сомнений не было. Правый фланг артиллерия немцев сильно потрепала, выжило лишь несколько человек. Они рассказывали, как мощные взрывы рвали людей на куски, смешивая остатки их тел с грязью, превращая все это в кровавое месиво. Но это было позже, а теперь Гриша, выпив спиртику, подобрел, повеселел и совсем забыл о войне. Комбат вернул его в реальность:
— Как связь, солдат? — спросил он.
— Сейчас проверю.
Григорий снял трубку и понял, что линия перебита.
— Связи нет. Нужно тянуть, — ответил рядовой Михайлов. Он тут же очнулся, схватил катушку с проводом и стал протискиваться в проход, но комбат остановил его.
— Иванов! Дай ему пару человек для прикрытия.
— Есть, — ответил лейтенант.
Ротный высунулся из ДЗОТа, позвал двух солдат и приказал им прикрывать молодого связиста.
