Оставаясь вместе, мать и дочь большую часть времени проводили молча, изредка перебрасываясь словами о житейских делах. Общих тем для обсуждений не находилось, каждая в мыслях о своем. Исключением стало обсуждение причин потери документов, без которых на учет в военкомат не станешь, разговоры о материнстве.
Клавдия Сергеевна уже не упрекала дочь за содеянное. Рада была, возвратилась она живой и здоровой. Беседы сводились в большей части к трудностям, которые станут спутниками матери-одиночки; говорили, как избежать разных болезней в предродовой период, о других сугубо женских делах, о пеленках. Но Зину тяготили эти разговоры. А у матери дел на работе было невпроворот, развлекать дочь обсуждением посторонних тем не было времени.
Сегодня, напротив, диалог, возникший вблизи проходившего воинского эшелона, настраивал на откровения. Зине хотелось поговорить о Сергее, матери не терпелось порассуждать о телепатическом сеансе, похоже, он в действительности имел место.
Если обычно разговор начинала Клавдия Сергеевна, то сегодня Зина стала рассказывать, как отец Сергея, Николай Дмитриевич, на «студебекере» вез ее до Средней Ахтубы по Заволжью из Красноармейска. Вспомнила его рассказ о том, как однажды они вместе с матерью едва не погубили сына из-за невнимательности. Везли на автомашине ГАЗ сено. Отец с матерью сидели в кабине, сын наверху. Не заметили родители телефонный провод, протянутый между столбами через дорогу. Вернее, заметили, когда металлический провод прошелся по их сыну. Но Сергею повезло! Спасли вилы, воткнутые в сено черенком в его сторону. По ним-то и скользнул провод, лишь слегка ободрав кожу на шее мальчишки. Остановил отец автомашину, бросился наверх, забралась туда и мать. Плакали втроем, кто от боли, кто от радости, что большой беды не случилось. Шрам сохранился у Сергея до сих пор.
— Николай Дмитриевич оказался интересным человеком. Он много знает и увлеченно рассказывает о приметах. Например, на этот год. С его слов выходит, если февраль дождливый или снежный — весна и лето будут с обильными осадками, холодный и сухой — август ожидается солнечным и жарким, много инея — будет хороший урожай на мед.
Клавдия Сергеевна вновь возвратилась к прерванному разговору о телепатических эффектах.
— Врачом ты еще можешь стать, — говорила она дочери, — бог даст, войну переживем.
— Надо бы.
— Трудновато придется. Но, как говорится, что посеешь, то и пожнешь.
— Опять ты за свое?
— Нет. Просто к слову пришлось. В институте о телепатических явлениях разных мнений еще наслушаешься. Не знаю, как теперь будут говорить об этом. Нам в свое время толковали, будто телепатия — антинаучный вымысел о сверхъестественной способности человека воспринимать и передавать мысли на расстоянии. А преподаватель по физике говорил другое. По его мнению, мысль — определенной длины электромагнитные волны, которые мозг способен излучать и принимать наподобие радиопередатчика и радиоприемника. Когда один человек начинает напряженно думать о другом, хорошо ему знакомом, определенная волна воспринимается мозгом второго человека. Не все, безусловно, так просто, но в условиях предрасположенности друг к другу и при определенном настрое может возникнуть телепатическая связь. Явление, безусловно, интересное.
— А что! Возможно, в действительно все так и произошло. Я шла и глядела на эшелон. Подумала: вдруг Сережа здесь, рядом, едет в этом вагоне? Появись сейчас Сережа, он бы вмиг разрешил сомнения, существует ли телепатия.
— Идеализируешь ты Бодрова, — с улыбкой покачала головой Клавдия Сергеевна.
— Ты его не знаешь в деле, мама!
— Да уж представляю.
— Мама!
— Да не обижайся ты! Чего уж там… За слишком большую самостоятельность девушки всегда расплачиваются одними и теми же страданиями. Не ты первая.
— Мама!
— Ладно. Молчу. Все равно ничего не исправишь, — примирительно сказала Клавдия Сергеевна. — Но как же все-таки получше организовать поиск твоих документов? Ты расскажи еще раз, да поподробнее, как все случилось, авось мысли появятся. Мелочи чаще всего раскрывают истинный диагноз болезни.
— Ты только не подначивай. — Красивые глаза Зины наполнились слезами.
— Молчу, как рыба об лед, — скромно потупилась мать.
— Опять ты шутишь, а мне впору волком выть.
— Время сглаживает шероховатости судьбы. Однажды проснешься и будешь удивляться: какими незначительными, оказывается, были сегодняшние невзгоды.
Зина нарочито высоко подняла голову, откинула со лба прядь темных волос.
— Все началось с того, что Толя подарил мне на всякий случай револьвер. Маленький такой, пятизарядный, «бульдог» называется.
— О господи! Это еще что за Толя?
— Толя — это Анатолий Шведов, друг Сергея. Они вместе пешком прошли от Северского Донца по Украине до Сталинграда. Оба были командирами отдельных заградотрядов от войск НКВД летом прошлого года. Боевой офицер!
— Ну ладно, ладно… Дальше-то что?
— «Бульдог» — только название эдакое, неприятное — в действительности это маленький револьверчик с патронами наподобие тех, которые применяются в малокалиберных винтовках. У него даже спусковой крючок прижимается к барабану. Главное достоинство — умещается под мышкой. Мешает, конечно, но привыкнуть можно. Кобура у него простенькая. Я ее к лифчику научилась пристегивать. Ладонь за пазуху — и в руке револьвер.
— Зря ты его взяла.
— Как сказать! Была бы сейчас с тобою или нет, не знаю. Связанные с ним события оказались нешуточными.
Мать внимательно посмотрела в лицо дочери. Ее глаза выражали неподдельную тревогу.
— Ты считаешь, была реальная опасность для тебя?
— Не знаю, не знаю. Во всяком случае, я тогда так и подумала. Мелькнула мысль, не удастся мне вырваться оттуда.
— Ну и ну!
— Прямая дорога из Сталинграда в Михайловку была перекрыта войной, — рассказывала Зина, — пришлось добираться кружным путем, через Среднюю Ахтубу, Камышин, Даниловку.
Клавдия Сергеевна поправила в печке едва тлевшие сырые дрова, прочистила кочережкой поддувало, вновь уселась на прежнее место. Зина неторопливо продолжила рассказ:
— В Средней Ахтубе Николай Дмитриевич оставил меня в военкомате. До Николаевки автомашины должны были пойти лишь на следующий день. Отец Сергея не посоветовал мне добираться на попутных, с незнакомыми людьми.
Оставили меня в одной из комнат военкомата, но с условием, что печку я буду топить сама, не мешая дежурному. Не обманули военные. Утром за мною заехала полуторка, и мы вдвоем с шофером покатили по грейдеру вдоль левого берега Волги. Дорога, на удивление, оказалась свободной от автомашин и подвод. Не было даже пешеходов. Дорога накатана, кругом поля, смотреть не на что. В кабине тепло, к тому же полночи топила печку, поэтому чуть ли не все время продремала в углу кабины…
Зина рассказала, что воентехник, к которому они прибыли, разрешил шоферу отвезти ее на паромную переправу до Камышина. К вечеру она уже ходила по кабинетам Камышинского райвоенкомата в надежде найти место для ночлега. Однако ничего подходящего не находилось. Разрешил военком посидеть до утра у дежурного на стуле. Утром должна была прибыть неведомо откуда попутная автомашина до Котово. От такой перспективы хотелось плакать. Она стояла во дворе военкомата, не зная, что предпринять. В это время подошел невысокий горбоносый мужчина в длинном засаленном пиджаке с заячьим воротником. Он выглядел широкоплечим, эдаким могучим дядей. Глубоко посаженные глаза бегали из стороны в сторону, но ровным счетом ничего не выражали.
— Что случилось? — улыбаясь, спросил незнакомец неестественно мягким, вкрадчивым голосом.
Она поведала о своих невзгодах, не придав значения его словам и поведению.
Он сказал, что едет на лошадях до хутора, находившегося недалеко от Котово. Может подбросить до Котовского военкомата. Ехать придется несколько часов, но это лучше, чем сидеть и ждать у моря погоды. «Завтра, — думала Зина, — будет ли попутка, еще неизвестно».
Так она оказалась в чужой телеге с высокими бортами, наполненной свежим, пахнущим летним зноем сеном. К вечеру подул вдоль Волги ветер. Похолодало.
Мужчина представился Митрофаном. Он привозил в Камышин к родственникам жену. В телеге лежали ее теплые вещи. Хозяин дал ей валенки, фуфайку. Сапоги в валенки втиснуть не удалось. Митрофан помог переобуться, сам надел на нее валенки. Фуфайку она натянула поверх шинели, опустила клапаны шапки-ушанки и превратилась в обыкновенную бабу. Кучер сел рядом. Зинины солдатская книжка и справка о демобилизации оказались у него, чтобы он якобы смог быстрее показать их в случае встречи с военным патрулем или сотрудниками милиции.
— Глупость-то какая! — воскликнула мать. — Отдать чужому человеку документы!
