военно-морских сил Японии. И предъявил соответствующие документы.
Вскоре новоявленным «представителем» заинтересовались работники только что созданного Приморского губернского отдела ОГПУ, иначе говоря — чекисты. Слишком уж бурную деятельность развил этот вежливый, всегда улыбающийся японец. Несколько десятков агентов снабжали его информацией. Неугодные ему люди навсегда исчезали где-то в тайных притонах. Через его руки прошла большая партия опиума. И в конце концов стало известно, что агенты Минодзумы готовят диверсию в порту. Чекисты решили: хватит. Японца арестовали.
Было достаточно фактов, достаточно юридических оснований для того, чтобы раз и навсегда оборвать карьеру этого шпиона-дипломата, вычеркнуть его из всех списков. Но Советская, власть проявила гуманность: Минодзума был просто выдворен за пределы нашей страны.
На некоторое время Минодзума исчез с горизонта. Года два или три о нем ничего не было слышно. Вероятно, отдыхал, подучивался, повышал спою «квалификацию».
В начале тридцатых годов советские моряки захватили в наших территориальных водах корейское рыболовное судно. Когда обследовали его, оказалось, что рыбку-то оно ловило не ту, которая плавает в море. Шхуна была оборудована для наблюдения за оборонительными работами, развернувшимися на советских берегах. Экипаж составляли специально обученные японцы.
Через несколько дней пограничники задержали в таежном районе двух лазутчиков, пытавшихся пробраться на советскую территорию. Выяснилось, что и у шхуны, и у лазутчиков один хозяин — японская военно-морская миссия в Северной Корее, разместившаяся в порту Сейсин, в 126 милях от Владивостока. А возглавляет эту миссию старый знакомый приморских чекистов, который, оказывается, не воспользовался их добрым советом.
Чекистам удалось даже раздобыть фотографию главы миссии. Минодзума посолиднел, лицо стало строгим и властным, и при всем том было видно, что он, как и раньше, в любую секунду готов изобразить заученную приятную улыбку.
Давайте оставим пока Минодзуму в его миссии. Мы еще возвратимся к нему. А пока перенесемся на полтора десятилетия вперед.
В середине июля «Вьюга» возвратилась из дозора во Владивосток. Люди устали от долгих вахт и бессонных ночей. Палуба потемнели от соленых брызг. Всем хотелось выспаться и отдохнуть. И вдруг с поста СНиС сообщили: через несколько часов на корабль прибудет адмирал, начнется инспекторская проверка.
Забегали, засуетились боцманы и старшины. Матросы драили палубу, мыли надстройки, чистили медные части, проверяли механизмы. Специалисты осматривали свои заведования. В спешке не обошлось, конечно, и без казусов.
Главный старшина Карнаухов поручил самому молодому нашему радисту Олегу замерить плотность электролита. Подавая ему ареометр — хрупкий, похожий на большую ампулу прибор, сказал:
— Управляйтесь поскорее. Только осторожно, не разбейте.
Олег, подвижный матрос, присланный на корабль из школы юнг, бегом бросился к кранцу с аккумуляторами.
А через несколько минут вернулся и доложил упавшим голосом:
— Готово.
— Что «готово»? — не понял Карнаухов.
— Разбил, товарищ главстаршина.
Пришлось просить ареометр у радистов соседнего корабля.
Меня Карнаухов послал па ходовой мостик помогать сигнальщикам. К сигнальщикам я всегда ходил с большой охотой и немного завидовал им. Трудная у них специальность, но интересная. Радист сидит в рубке, в четырех стенах, слушает морзянку. А сигнальщик следит за морем, держит связь с соседними кораблями, все видит вокруг, все знает. Заметив, что я интересуюсь их службой, сигнальщики охотно посвящали меня и свои тайны. Командир отделения, компанейский ростовчанин, учил набирать флажные сигналы, работать ратьером, передавать и принимать флажный семафор. Дружил я и с краснофлотцем Василием Басовым, скромным, неповоротливым на первый взгляд увальнем. На корабле он сначала держался в тени, а потом как-то сразу выделился среди молодежи, стал одним из лучших специалистов, ему доверяли трудные вахты. К тому же он был активистом КОМСОМОЛЬСКОЙ организации, а это еще больше сблизило нас.
Едва мы навели на мостике порядок, последовало распоряжение переодеться в чистые робы. Для встречи приготовили парадный трап. Команда построилась на корме.
Адмирал, обойдя на катере вокруг корабля, поднялся на палубу. Был он сравнительно молод, худощав, энергичен. Поздоровавшись с моряками, осмотрел строй, поговорил о чем-то с командиром и подозвал боцмана. Белоснежным носовым платком провел по стволу орудия, по кормовой надстройке, по крышке люка. На платке не осталось ни единого пятнышка. Боцман заулыбался. Адмирал посмотрел на часы, повернулся к капитан-лейтенанту Кузьменко.
— Прикажите изготовить корабль к походу и бою.
Едва вышли в море, Кузьменко обратился ко всей команде по корабельной трансляции:
— Адмирал приказал действовать, как в настоящем бою. Без всяких условностей.
И хоть усталыми были люди, хоть и капризничала в тот раз погода, экипаж «Вьюги» сумел показать свою выучку.
Вот вдали, на фоне серого неба, чуть заметно проектируется цель. Заучит сигнал боевой тревоги. Четкие доклады поступают на мостик:
— Носовое орудие к бою готово!
— Второй автомат к бою готов!
Адмирал усложняет задачу:
— Налет вражеской авиации. Орудиям — бить по кораблю «противника», командирам зенитных автоматов и пулеметов — стрелять самостоятельно, отражая атаки с воздуха!
«Вьюга» мчится стремительно, вздымая бурун, маневрирует, спасаясь от «бомб». Палуба кренится. Гулко ухают орудия главного калибра. Там опытные старшины. Они знают свое дело, им не в новинку такой бой. Вторым залпом вдребезги разнесли щит. Зенитчики тоже сразу схватили цель и бьют без поправок. Несутся ввысь цветные пунктиры. А с мостика раздается новая команда:
— На торпедном аппарате! Начать наводку!
Через несколько секунд торпедисты докладывают:
— Цель поймана!
Раздается резкий хлопок. Сигарообразное тело торпеды плавно уходит в воду. Десятки глаз внимательно следят за пенящейся дорожкой. Не утонет ли торпеда, не свернет ли с курса? У командира побелели суставы пальцев, стиснувших бинокль. Игорь Кириллович ужо видит, что торпеда прошла под целью, все в порядке. Но по спешит объявлять об этом, ждет доклада сигнальщиков…
Адмирал не скупится на распоряжения. Начинается поиск подводной лодки. Потом — постановка трала.
В общем, в этот раз с «Вьюгой» произошло все, что только могло бы произойти в боевых условиях. У нас, у радистов, «вышел из строя» основной передатчик, и мы перешли на запасной. Потом «сбило» антенну, и мы поставили новую. В это время меня «ранило», чем я был скорее обрадован, нежели огорчен. Появилась приятная возможность отдохнуть на диване в кают-компании, временно превращенной в перевязочный пункт. Веселый и румяный фельдшер лейтенант Зизенков не докучал нам, «пострадавшим», излишними процедурами.
Через пару часов, ночью, «раненых» послали помогать аварийной партии. Пришлось лезть за борт, чтобы завести на «пробоину» тяжелый пластырь. Несколько раз меня захлестнула волна. Поднялся на палубу мокрым с ног до головы.
И тут последовал отбой.
Пока «Вьюга» тащилась в базу, матросы успели сделать приборку. Смыли грязь, копоть, надраили палубу, вычистили медяшки. Корабль будто и не был в
