как раз тут выйдут и будут ждать, пока пройдет эшелон? – спросил старшина. – Это, конечно, маловероятно, но в принципе может быть.
– Тогда бросим все и уйдем. Будем готовить операцию «Мост».
Два взвода охранной роты дошли до низины, офицеры посмотрели на грязь, что-то крикнули. Пулеметы дали очереди по лесу, никого не задевшие. Техника развернулась и пошла обратно к станции. Гитлеровцы явно не ожидали нападения. Копинский район считался спокойным.
Еще не стих гул бронетранспортеров, как над лесом пять раз прокрякала утка.
– Ну вот и начинается, – произнес Рябинин. – У тебя, старшина, машинка не откажет в самый неподходящий момент?
– Нет. Я за ней слежу так, как некоторые за оружием не присматривают.
– Смотри! Обидно будет. Условия созданы, а эшелон пройдет.
– Не пройдет.
Уже был виден дым паровозной трубы, слышно пыхтенье и стук колес по рельсам.
Капитан перевел затвор в заднее положение.
Состав вошел в зону минирования. На передней платформе громоздились мешки с песком, за ними солдаты, расчет пулемета «МГ».
Гринько дождался, пока паровоз зайдет на мину, и повернул ключ до упора по часовой стрелке.
Три мощных взрыва прогремели одновременно. Паровоз вместе с рельсами слетел в кювет, за ним и все вагоны. Перевернулись, сорвав крепления, бронетранспортеры, разлетелись в стороны гусеницы и колеса, взорвались баки. Они при транспортировке должны быть залиты полностью. Немцы народ педантичный, все сделали на совесть. На платформах находились и бочки с запасным горючим, которые рванули вслед за баками.
По гитлеровцам, уцелевшим при крушении, ударили пулемет Лесина и автомат Федотова. Охрану они уничтожили быстро, да и с ротой долго возиться не пришлось. Половина ее погибла при перевертывании вагонов. Около пятидесяти человек, кто с оружием, кто без, деморализованные, дезорганизованные, испуганные, шокированные, выбрались в зону отчуждения со стороны засады. Саперы направили взрывы так, что состав улетел налево по ходу движения.
Объявился и офицер, обер-лейтенант, который пытался организовать толпу, что-то кричал. Пули, выпущенные Кротовым, пробили его разорванный китель.
Открыли огонь и все остальные. Немцы заметались, часть тут же упала, остальным тоже укрыться было негде. Вдогонку очередям в зону отчуждения полетели мощные оборонительные гранаты «Ф-1». Бой, если так можно назвать прямой расстрел диверсантами личного состава пехотной роты, длился всего десять минут. Затем все смолкло.
Рябинин выкрикнул команду, и к вагонам устремились бойцы команды Маслова. Застучали «ППШ», прогремели два взрыва. Бойцы добивали немцев, выживших в вагонах.
Гринько с удовольствием смотрел, как горят перевернутые, искореженные бронетранспортеры.
– Вот это дело! – заявил он. – Восемь таких железяк, это вам не шутка. – Старшина на мгновение застыл, а потом воскликнул: – А там что еще за черти?
Из-за паровоза встали двое мужчин, державшие на руках третьего.
– Может, выжившая охрана на платформах с бронетранспортерами? Валить их?
Тут раздался крик одного из этих людей:
– Братцы, не стреляйте! Бригада паровоза мы.
Гринько посмотрел на Рябинина.
– Ни хрена себе! Как уцелели?
– А черт их знает.
– Нашли тоже братцев. Фашистам служат, нет бы в лес уйти, создать партизанский отряд.
– Их заставили, но ладно, прикрывай меня.
Капитан подошел к железнодорожникам и спросил:
– С вами не было немцев?
– Был один, так его прибило взрывом.
– А вы выжили?
– Да уж, смилостивился Господь.
– Тащите своего человека на станцию. Будут спрашивать, никого из нас вы не видели. Понятно?
– Да. Носилки сделаем и пойдем.
– Это ваше дело. – Рябинин повернулся к лесу и крикнул: – Внимание, группа, отход!
Варвара проснулась около девяти утра, села на кровати и тряхнула растрепанной головой, отчего ее чуть не вырвало. Она осмотрелась. В комнате бардак, на столе ополовиненная бутылка самогона.
– Петька?! – крикнула женщина, не услышала ответа и все вспомнила. – Ах ты мать мою за ногу! Петруха-то на партизан работает. С ними и ушел, наверное. А я, выходит, пособница. За это расстрел. Ну уж нет, не будет этого, – сказала она самой себе.
Женщина встала с кровати, шагнула к столу и взялась за бутыль, но подумала и поставила ее обратно. Умывшись и причесавшись, она бросилась вон из дома, перебежала по переходу пути у станции, выскочила на Купеческую улицу, по ней долетела до площади Освобождения, бывшей Ленина, свернула к управе.
Ее остановил полицай Алексей Козарев. Варвара знала его и других сослуживцев своего сожителя.
– Куда, Варька? Стоять!
– Да чего стоять-то? Дело у меня есть до коменданта.
Полицай усмехнулся и спросил:
– Что, Петруха в морду дал? Жаловаться пришла?
– Да пошел ты!..
– Я-то пойду, когда надо будет, а ты вали подальше, посторонним сюда нельзя.
В это время из управы вышли комендант Баур и офицер в форме СС.
Варвара закричала:
– Герр гауптман! Герр комендант! У меня к вам важное дело.
Гитлеровцы переглянулись.
Эсэсовец махнул рукой полицаю, пропусти, мол.
Козарев отошел в сторону, шепнув женщине:
– Шалава!
Она ответила бы ему, но ей было не до этого.
Варвара подошла к офицерам, поправила волосы.
Комендант поморщился:
– Водка?
– Это вчера, герр гауптман.
Арман Баур не знал русского языка, но им владел унтерштурмфюрер Зигель.
– Что тебе надо, баба?
– Полицай, извините, полицейский Петр Клинько связан с партизанами.
– Что? С какими партизанами?
Напрягся и гауптман, услышав это слово.
– Не знаю, были вечером двое, потом Петька, полицейский Клинько пришел, а утром никого уже не было. Я, извините, уснула.
– А ну-ка, пойдем! Как тебя?..
– Варвара Тернова. Я за новый порядок, об этом вам любой скажет.
– За мной!
Унтерштурмфюрер кивнул коменданту, и они поднялись на второй этаж, где находился кабинет эсэсовца.
На лестнице Зигель сказал Бауру:
– Арман, вызови заместителя Вирта и начальника полиции.
Гауптман передал приказ солдатам охранной роты, которые несли службу на втором этаже.
Вскоре в кабинете эсэсовца расположились унтерштурмфюрер, гауптман, обер-лейтенант Вирт, начальник полиции лейтенант Ленц. Немцы расселись на стульях, Варвара осталась стоять посреди кабинета.
Эсэсовец взглянул на нее и приказал:
– Говори!
Она подробно, иногда заикаясь, рассказала о приходе людей из леса, о том, как они ждали сожителя и заставляли ее пить самогон. Здесь эта особа соврала не глядя.
– А потом, извините, ничего не помню. Но один из них говорил, что Клинько работает на партизан.
Унтерштурмфюрер начал переводить ее, но не успел закончить. Где-то со стороны Харькова прозвучали взрывы.
– Что это? – Он оборвал речь на полуслове.
Заместитель коменданта встал:
– Я узнаю, герр унтерштурмфюрер.
– Давай, Бруно.
Обер-лейтенант вышел из кабинета и вскоре вернулся бледный как мел.
– Господа, эшелон с бронетранспортерами и солдатами пущен под откос в районе светофора, это в восьми километрах…
Унтерштурмфюрер заорал:
– Как это пущен под откос? Кем?
Заместитель коменданта взглянул
