Я заснул за своими размышлениями, так и не докопавшись до истины. Рядом со мной уютно сопел Аскер, а в ногах ворочался Сиглер. Утром нас ждала помойка как основной и неизменный фронт работ для губарей.
У меня, все-таки есть дар провидца. Не успели мы утром позавтракать, как пришел начгуб, выдал нам три штыковых лопаты и повел нас туда, где за столовой в тошнотворной вони кружились над контейнерами птицы — грузить пищевые отходы. Мы не успели еще выйди из дворика караулки, как в калитку вошел… комбат. Вот уж кого я хотел сейчас меньше всего видеть! Я уже давно понял и осознал, что вчера нагрубил ему самым дерзким и глупым образом, мне было стыдно за себя и я опустил голову, рассматривая асфальт.
— Я забираю этого младшего сержанта.
Я еще надеялся, что «этот младший сержант» может быть Аскер, но комбат указывал на меня.
«Боже! Что он еще для меня придумал? Мало ему, что я на губе, так он…», — я не успел додумать страшную догадку о своей незавидной участи, потому что Баценков обращался уже ко мне.
— Получай автомат. Мой тоже захвати. По два магазина к каждому. Поедешь со мной в Айбак.
Я счастливый и радостный побежал к себе во взвод.
Айбак! Всего-навсего — Айбак. В Айбаке стоял второй противотанковый взвод и, если комбат решил отправить меня туда в ссылку, то о лучшем мне и мечтать не надо. Айбак находится черт те где и туда комбат каждый день ездить не станет. А мне сейчас больше всего на свете хотелось не попадаться Баценкову на глаза до конца службы.
— Поедешь башенным, — приказал комбат, садясь на бэтээр, — заряди пулеметы и разверни башню вправо.
Я вскочил в люк и пролез под башню. Пулеметы я видел в первый раз в жизни.
— Откинь крышку у ПКТ и вставь ленту, — подсказал водитель, повернувшись ко мне.
Я нажал на кнопку в торце меньшего пулемета: крышка отскочила вверх и открыла гнездо, куда следовало положить первый патрон ленты. Я потянул из коробки ленту и вложил патрон в гнездо.
— Теперь захлопывай крышку и передерни затвор, — подсказывал водила.
Я так и сделал. Теперь оставалось только зарядить большой пулемет и развернуть башню.
— А КПВТ как заряжать?
— А ну его на хрен, — махнул водила, — разряжать его потом запаришься. Разворачивай башню. Электроспуск не включай.
Я развернул башню, поставил ее на стопор, чтоб не вертелась на ходу, и вылез через задний люк на броню. Бэтээр тронулся. В хвост к нему пристроился еще один, и пара покатила из полка.
Мы были в чужой и враждебной стране, куда нас никто, кроме афганского правительства не приглашал. Обезьянье правительство в Кабуле, наверное, посоветовалось не со всеми обезьянами, потому что аборигены стреляли и по колоннам, и по отдельным машинам, и вообще всякими пакостями демонстрировали нам свою неприязнь. То дорогу заминируют, то позицию обстреляют. Словом, не давали скучать Ограниченному контингенту, всячески разнообразя его досуг. А обстрелять машину — одно удовольствие. Засел подлец-душман на скале, что нависает над дорогой, пристроил гранатомётик на плечо, прицелился, собака, нажал на спуск — и полетела граната с пламенным приветом к экипажу. И что самое обидное — безнаказанно! Скала крутая — хоть овчарок пускай! Скала крутая — не вскарабкаешься, а если и хватит ловкости залезть, то пока ты там будешь искать удобные уступчики, на которые можно поставить хоть край башмака, пока ты будешь перебирать напряженными пальцами камни, которые сыпятся у тебя из-под рук, пока ты раздирая брюхо и набивая себе синяки болтающимся на плече автоматом доберешься до того места, где лихой гранатометчик из соседнего кишлака устроил себе место для засады, то моджахед пешечком и налегке уйдет восвояси и через несколько километров вы встретите мирного дехканина, который с самого утра потом поливал свою землю, обрабатывая ее для будущего урожая. Ничего он не видел, ничего он не слышал и гранатомета у него при себе вы не найдете. Не он стрелял — и все тут. И это еще самый легкий случай. Потому что, люди грамотные, которые воюют уже не первый год, и засады организуют правильные. Подобьют машину, подождут, пока товарищи из других экипажей поспешат на помощь подбитой машине — и давай из пулеметов в упор со скалы поливать. И нет никакого спасения для шурави. Как в тире перехлопают их духи кинжальным огнем. А чтоб советские солдаты не расползались по местности, то сбоку дороги душманы не позабудут заботливо воткнуть несколько мин-растяжек. Наступил сапог на невидимую сталистую проволочку — и ухнул взрыв, укладывая десяток пацанов в выгоревших хэбэшках на раскаленную каменистую землю.
Поэтому, передвижение по Афгану осуществлялось «парами». Подбили одну машину — пересаживаемся на другую и бежим. За подбитой после вернемся, если ее духи по колесикам не раскатают.
Зато — все живы. А это — главное.
Пара от полка доехала до бетонки, наш бэтээр качнулся, будто нюхал носом воздух, и повернул направо.
Месяц в Афгане, а ведь это — только первый мой выезд из полка. Полковые писаря, повара и комендачи за все два года ни разу не высовывают носа из полка и нисколько не страдают от этого. Но я-то — нормальный пацан! Не для того я приехал в Афган, чтобы палатку караулить. Поэтому, настроение у меня зашкаливало от восторга. Слева — пустыня, справа — полк, парк, склад ГСМ, уже знакомая мне дорога на полигон и бесконечная гряда гор, нависшая над полком и загораживающая горизонт. В голову пришли строки, которые я, кажется, уже где-то слышал:
Айбак!
Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Я, правда, был не до конца уверен, что в стихотворении шла речь именно об Айбаке, а не о другом населенном пункте, но это нимало не омрачало моего настроения. Зато пришла другая мысль: комбат не приказал взять мне личных вещей — только два автомата. Значит, меня не переводят в Айбак и я все еще остаюсь во втором взводе связи. Из этого можно сделать вывод, что Баценков на мне крест не поставил и у меня остается хоть маленький, но шанс на реабилитацию. В карантине тоже все началось с губы, а закончилось — благодарностью перед строем.
«Ничего! Мы еще себя проявим».
Слева показался город без небоскребов — Ташкурган. И тут же дорога ныряла в узкое ущелье. Две огромных вертикальных скалы сжимали бетонку с двух сторон как тиски. Почти отвесные кручи уходили метров на полтораста вверх. Я обмер: если с этой верхотуры, рассчитав время и скорость нашего движения, скинуть что-нибудь тяжелое, то это тяжелое проломит наш бэтээр как кувалда — спичечный коробок. Но на смену тревожной мысли пришла мысль успокаивающая:
«А с другой стороны, если скинуть гранату, то она разорвется, не успев долететь до нас: слишком высоко. Она пролетит метров сорок-шестьдесят и рванет. Нам не достанется даже осколков, потому, что наш бэтээр проедет за эти четыре секунды семьдесят метров. Они просто не долетят до него. За ущельем справа от дороги был вкопан танк и оборудована позиция. Наискосок и через дорогу от танка к горам лепился кишлак — подобие дагестанского аила. Маленькие глиняные домики висели на скале как ласточкины гнезда.
«И зачем тут люди живут?», — подумал я.
Через несколько минут Баценков повернулся ко мне и показал рукой вправо:
— Шахский дворец.
Я посмотрел туда, куда указывал комбат и метрах в двухстах от дороги увидел небольшое озерцо, с заросшими камышом берегами. Над озерцом стоял белый двухэтажный дом. Красота дома никак не вязалось с убогостью «ласточкиных гнезд», которые я только что увидел.
— Он тут со своими одалисками парился, — пояснил комбат, — а теперь тут стоит наша восьмая рота.
«Искупаться бы», — позавидовал я восьмой роте.
Так и шла бетонка до самого Айбака: горы справа, горы слева. Они то приближались, то удалялись, будто преследовали нашу пару, но никуда не пропадали. Через час наконец мы въехали в Айбак.
Для сердца русского тут ничего не сливалось: обычный пыльный кишлак, заросший абрикосами и яблонями за пыльными дувалами. На окраине стояла позиция и большой склад боеприпасов. Возле комбата тут же возник старлей — командир взвода.
— К бою, — ровным голосом сказал комбат и посмотрел на часы, засекая время.
— Взвод, к бою! — проорал старлей и из землянки один за другим стали вылетать солдаты в бронежилетах и касках с автоматами наперевес.
Мне никогда еще не приходилось отрабатывать норматив «к бою» на позициях, так как я служил в полку. Наблюдать за этим было забавно. Кто-то, по виду дух, одел броник задом наперед, кто-то держал в руке автомат без магазина, словом — веселуха, негорюйка и несуразица, как и всё в нашей армии.
Пошли доклады из окопов:
— Рядовой Пупкин к бою готов.
