— А может он снова отрубился?
— Я всё время смотрел за ним, он был в сознании. Но признаваться в этом не хочет.
— Ну что ж, ведь он царь… — Гефестион испытывал тайную симпатию к Филиппу: тот всегда обращался с ним очень тактично, и у них был общий враг. Теперь он защищал царя: — Ведь люди могли бы понять неправильно. Ты же знаешь, как всё всегда переиначивают, верно?..
— Но мне-то он мог сказать! — Темнота была почти полная, но видно было, что Александр неотрывно смотрит ему в глаза. — Он никогда не признается, что лежал там — и знал, что обязан мне жизнью… Тогда не хотел этого признать, а теперь не хочет помнить.
Кто знает? — подумал Гефестион. И кто когда узнает? Но он — он знает, и этого теперь уже не изменить, никогда. Гефестион тронул обнажённое плечо, похожее в густых сумерках на потемневшую бронзу.
— Ну а о гордости его ты подумал? Ты же должен понимать, что это такое.
— Конечно, понимаю. Но я бы на его месте сказал.
— А чего ради? — Рука его соскользнула с бронзового плеча в спутанные волосы; Александр прижался головой к ладони, словно сильный зверь, которому нравится что его гладят. Гефестион вспомнил его ребячливость в самом начале; иногда кажется, что это было только вчера, иногда — полжизни назад тому… — Зачем? Ведь вы и так оба знаете. И ты знаешь, и он… И этого ничто уже не изменит…
Он ощутил, как Александр медленно, глубоко вздохнул.
— Да, не изменит. Ты прав, ты всегда всё понимаешь. Он дал мне жизнь, во всяком случае так он говорит… Так оно или нет — но долг ему я вернул.
— Конечно, теперь вы квиты.
Александр остановившимся взглядом смотрел вверх, в черноту под стропилами.
— Никто на может поквитаться с богами; можно только стараться узнать, что они дали тебе… Но славно, когда нет долгов перед людьми.
Завтра он принесёт жертвы Гераклу. А пока — так хочется осчастливить кого-нибудь, сразу, немедленно!.. Хорошо, что далеко искать не надо.
— Я ж его предупреждал, чтобы не откладывал надолго трибаллов!
Александр сидел с Антипатром у громадного стола в кабинете царя Архелая и читал донесение, полное скверных новостей.
— А эта его рана опасна? — спросил Антипатр. — Что думают?
— Видишь, он даже подписаться не смог. Только его печать, а подпись Пармения. Я даже сомневаюсь, что он додиктовал до конца; последняя часть звучит так, будто Пармений говорил.
— Твой отец — он живучий, быстро поправится. У вас вся порода такая.
— А что там его прорицатели делают?.. С тех пор как я от него уехал — беда за бедой. Быть может, нам в Дельфах или в Додоне посоветоваться стоит, а? На случай, если кого из богов умилостивить надо.
— Ну да! По всей Греции тут же разнесётся, что удача от него отвернулась. Он нам за это спасибо не скажет.
— Это верно, лучше не надо. Но ты только посмотри, что было под Византием!.. Он всё сделал правильно. Прошёл туда быстро, пока их лучшие силы были у Перинфа; выбрал пасмурную ночь, подошёл под самые стены… И надо же — тучи расходятся, выглядывает луна — и все собаки в городе подымают лай. Просто лают на перекрёстках! А там зажигают факелы…
— На перекрёстках? — переспросил Антипатр.
— А может он погоду не угадал? — быстро продолжал Александр. — На Пропонтиде она изменчива… Но раз уж он решил снять обе осады — почему бы не дать отдохнуть своим людям, а против скифов послать меня?
— Они же ведь только что нарушили договор, и были совсем рядом; это угроза была. Если бы не они, то он мог бы остаться под Византием… Твой отец всегда умел остановиться вовремя. Но у его солдат хвосты опустились. Им нужна была хорошая победа, и добыча… Это он им дал.
Александр кивнул. Он хорошо ладил с Антипатром. Этот македонец древнего рода был бесконечно предан царю, рядом с которым сражался в юности. Но прежде всего — именно царю, а не лично Филиппу. Вот Пармений — тот был предан человеку, которого любил; а что он ещё и царь — это шло потом.
— Ну да, и победу и добычу он им дал. И оказался на северной границе с тяжёлым обозом, и с гуртом в тысячу голов, да ещё и рабов гнали колонну. Они же там добычу чуют лучше шакалов! А люди у него измотаны были; и тут уж без разницы, куда хвосты, кверху или книзу. Если бы только он позволил мне тогда пройти на север от Александрополя, теперь бы трибаллы на него не напали… И агриане пошли бы со мной, они уже готовы были… Ну да ладно. Сделанного не воротишь. Счастье ещё, что врач его жив остался.
— Когда гонец поедет, я хотел бы ему свои пожелания передать.
— Конечно. А делами его беспокоить не будем, верно? Мы тут пока сами покрутимся.
Он улыбнулся заговорщицки. Антипатра легко было очаровать, причём он совершенно этого не осознавал; потому особенно забавно было иметь с ним дело. Александр сейчас использовал эту слабинку, потому что сомневался, чьи распоряжения им пришлось бы выполнять: отца или Пармения.
— С войной мы точно управимся. Но вот эти южные дела — тут похуже. Он в них столько души вложил, и знает гораздо больше, и я его планы не совсем понимаю… Тут мне не хотелось бы что-нибудь делать без него.
— Ну, знаешь ли, похоже они там работают на него лучше, чем мы с тобой смогли бы.
— В Дельфах? Я там был, когда мне двенадцать было, на Играх, а с тех пор ни разу. Вот что, давай-ка ещё раз, чтобы убедиться что я всё понял. Этот новый храм, что афиняне построили, — что там стряслось? Они свои приношения внесли до того как его освятили?
— Ну да. Процедуру не соблюли — получилось богохульство. Это формальное обвинение.
— Ну а настоящая причина это их надпись, верно? «ЩИТЫ, ОТНЯТЫЕ У ПЕРСОВ И ФИВАНЦЕВ, СРАЖАВШИХСЯ ПРОТИВ ГРЕЦИИ…» Слушай, а почему фиванцы пошли с мидянами, вместо того чтобы с Афинами объединиться?
— Потому что ненавидели их.
— Даже тогда?.. Ну ладно. Эта надпись разъярила фиванцев; но когда собралась Дельфийская Священная Лига — они сами, как я понимаю, выступить постеснялись, а подтолкнули какое-то зависимое государство обвинить афинян в святотатстве. Так?
— Амфиссийцев. Те под Дельфами живут, выше по реке.
— Ну и что дальше?
— Если бы это обвинение прошло, то Лиге пришлось бы начать войну с Афинами. Афиняне послали трёх делегатов; двое свалились с лихорадкой, а третьим был Эсхин. Ты его можешь помнить: он был одним из послов на мирных переговорах семь лет назад.
— О, я его прекрасно знаю, мы с ним друзья. А ты знаешь, что он в свое время актёром был?
— Это ему помогло наверно; он им там такой спектакль устроил!.. Совет уже собирался было голосовать — а он вдруг припомнил, что амфиссийцы растят зерно на каких-то землях, когда-то отданных Аполлону. Так он как-то добился, чтоб ему дали слово, — и обвинил в святотатстве самих амфиссийцев. А после его великой речи дельфийцы забыли об Афинах и сломя голову кинулись крушить амфиссийские деревни. Амфиссийцы стали драться, и нескольким членам Совета досталось по их священным телесам… Это прошлой осенью случилось, после жатвы.
Сейчас была зима. В кабинете, как всегда, дули холодные сквозняки; но царский сын, похоже, замечал эту стужу ещё меньше чем сам царь.
— Так теперь Лига собирается в Фермопилах, чтобы вынести решение по делу амфиссийцев, что ли? Ясно, что отец поехать туда не сможет. Я уверен, он хотел бы, чтобы за него поехал ты. Поедешь?
— Разумеется! — Антипатр вздохнул с облегчением; как ни хочется мальчишке взять всё на себя, но сверх меры не зарывается. — Я там постараюсь повлиять на кого смогу; и, если получится, добьюсь, чтобы решение отложили до приезда царя.
— Надеюсь, ему нашли тёплый дом. Фракия зимой — не такое это место, чтобы раны лечить. Но нам скоро придётся ехать к нему с этими южными делами… Как думаешь, что будет?
— Скорее всего ничего не будет. Даже если Лига обвинит амфиссийцев, афинянам вмешаться Демосфен не даст, а без них никто ничего делать не станет. Это дело против амфиссийцев — личная заслуга Эсхина, а Демосфен его ненавидит люто. Он же после того посольства Эсхина в измене обвинил, ты наверно знаешь.
— Ещё бы! Ведь часть обвинения в том состояла, что он был дружен со мной.
— Ох уж эти демагоги! Ведь тебе всего десять лет тогда было… Но с тем обвинением ничего не вышло, а теперь Эсхин вернулся из Дельф героем — так Демосфен, наверно, волосы на себе рвёт. А кроме того — это ещё важнее — амфиссийцев поддерживают Фивы, а с ними ссориться он не захочет.
— Но ведь афиняне и фиванцы ненавидят друг друга.
— Да. Но ему нужно, чтобы нас они ненавидели ещё больше. Ему сейчас нужен союз с Фивами, это слепому видно. Причём с самими фиванцами у него может получиться: Великий Царь деньгами снабдил, покупать поддержку против нас. А вот афиняне могут заартачиться; уж слишком давняя у них вражда.
Александр сидел задумавшись. Потом сказал:
