За домами расстилались поля, а за ними виднелся лес, темный и влажный от дождя.
Шихтенберг до боли в глазах вглядывался в даль.
— Слишком много влаги, слишком много! — бормотал он. — Придется отводить излишек воды.
Заметив Раймерса, самого богатого крестьянина в селе, Шихтенберг учтиво поздоровался с ним. Раймерс что-то делал у себя в саду, кажется, копал: иногда звякала, попав на камень, лопата.
Шихтенберг поехал дальше, а заботы не давали покоя: «Какая земля была бы у нас, если почву немного осушить! Но сделать это можно только сообща. Жаль, что некоторые думают только о себе». Шихтенберг снова качал головой. У него созрел план, с которым он пока еще никого не знакомил.
Он мечтал о том счастливом времени, когда жители всего села войдут в кооператив. Некоторое время назад он начал следить за специальной литературой, вырезал статьи, в которых, как ему казалось, содержались вопросы, интересующие его, и хранил вырезки в специальной папке. Вся беда заключалась в том, что ему не с кем было посоветоваться, а говорить о том, что задумал, на собрании членов кооператива он не решался. Кто с ним согласится? Назовут мечтателем, пошутят, да и только.
Скажут, что сейчас есть и поважнее работа. Но уж кто-кто, а он-то знает, что структуру почвы нужно улучшать, иначе не получишь хорошего урожая.
Шихтенберг усмехнулся: рассуждает, спорит сам с собой.
Он остановился перед воротами, над которыми был прибит фанерный лист, а на нем крупными черными буквами написано: «Сельхозкооператив «Свободная земля».
Во дворе Шихтенберг увидел свояченицу Грунделова, Герду. Она шла от амбара. Увидев его, она приветственно помахала рукой и сказала:
— Скотный двор уже начали строить, я только что оттуда. Начать-то начали, вот неизвестно только, когда закончим.
— Закончим, и гораздо быстрее, чем предполагали.
Герда провела обеими руками по зачесанным назад волосам и засмеялась, приоткрыв красивые губы, отчего редкие веснушки на лице будто пропали. В темных добрых глазах появились приветливые огоньки.
— Хорошо бы! — сказала она и побежала к амбару.
Шихтенберг смотрел ей вслед и думал: «Какая она молодая и красивая! Собственно, в селе все девушки такие, но в Герде есть что-то особенное. Она образованная, интересуется всем новым. А не сказать ли ей о моем плане?»
И Шихтенберг быстрыми шагами пошел за Гердой.
* * *
У Грунделовых существовала традиция: за столом собиралась вся семья. Есть не начинали до тех пор, пока все не усаживались за стол. До начала еды о чем-нибудь разговаривали, шутили. Почему-то Герда чаще всего становилась объектом насмешек. Иногда она сердилась на это. Особенно зло подшучивал над ней сам Грунделов, который был уверен, что в кооператив она вступила по принуждению, а не по собственному желанию.
Несколько лет назад на занятиях в профтехучилище Герда рассказала своим друзьям о книге Шолохова «Поднятая целина». Для Герды люди, описанные Шолоховым, создававшие колхоз в невероятно трудных условиях, были настоящими героями. Все заспорили о том, можно ли сейчас, и не где-нибудь, а здесь, организовать крепкий кооператив. Когда спор закончился, Герда встала и во всеуслышание заявила:
— Я лично вступаю в кооператив.
Все на миг замерли, а затем раздался гром аплодисментов. Герда покраснела до корней волос и, смутившись, села на место. Ей пожимали руки, поздравляли.
Идя домой, Герда поняла, что первый раз в жизни она одержала победу над собой. Зато дома ее решение вызвало бурю негодования: в пятнадцать лет девчонке не положено самовольничать! Однако в ней нашлось мужество, чтобы настоять на своем.
Тогда в их селе кооператив просуществовал всего-навсего несколько месяцев. Над членами кооператива смеялись, порой довольно зло. Особенно изощрялись богатеи.
Герда жила в семье Грунделова, который был женат на ее старшей сестре. Новая родня не нравилась Герде. Кузнец зарабатывал неплохо, но беда была в том, что его больше ничего не интересовало.
* * *
Герда с интересом выслушала рассказ Шихтенберга о том, как он собирается осушать заболоченный участок земли. Ее радовало, что он рассказал о своих смелых планах именно ей, а не кому-нибудь другому.
«Как хорошо, что есть люди, которых волнуют такие вопросы! Нужно будет все хорошенько обдумать. Прорыть каналы на полях — это полдела, нужно будет сделать переходы через эти каналы, а может, еще что…» — думала она, идя домой.
Герда не обращала внимания на лужи под ногами и не заметила, как дошла до дому. Она вошла в полутемные сени, где пахло сырой землей, железом и каким-то тряпьем. Держа под мышкой сверток с газетами, Герда вошла в кухню.
— Здравствуйте, — поздоровалась она и сняла с головы платок. Вымыв руки, бросила на себя беглый взгляд в зеркало и подошла к столу.
Села она напротив фрау Энгель, матери Грунделова, и его отца. Взяла кусок хлеба.
— Ну, что нового? — повернулся к Герде Грунделов.
Все присутствующие уже привыкли, что кузнец всегда одной и той же фразой начинает очередные нападки на Герду.
— Скоро место за столом рядом с тобой пустовать не будет, — продолжал кузнец.
Все недоуменно переглянулись.
— Чего это вы на меня так уставились? — Кузнец отрезал кусок сала и положил на ломоть хлеба. — Скоро у нас появится постоялец.
— Что еще за постоялец? — Фрау Энгель нахмурила лоб. — Я ничего не знаю.
— Я и сам только сегодня об этом узнал, — ответил кузнец, отправляя в рот внушительный кусок хлеба. Он хитро улыбнулся, оглядев недоуменные лица родных. — Ну, что вы на меня уставились, будто я фокусник? Ешьте спокойно. Или вам еда не по вкусу?
И он снова откусил хлеба. Настала тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов да чавканьем кузнеца.
— Ты, наверное, выпил уже? — проговорила Герда.
— Нет, ни глотка. Корчма сегодня закрыта. То, что я вам сказал, это правда. — Кузнец отложил нож в сторону. — Ваш кооператив сегодня побираться приходил.
Герда перестала есть.
— Да, да, не удивляйся. Шихтенберг сегодня ездил к солдатам, просил помощи. Вот они и пришлют к нам солдат, так что в каждом доме будет постоялец, чтобы вы знали. — Кузнец, довольный, откинулся на спинку стула.
— Ну и мысли же тебе приходят в голову! — возмутилась Герда.
— Ты что, не веришь?! Спроси у Шихтенберга!
— И спрошу!
— Ого! Да ты, я вижу, в самом деле не веришь мне, а?
— Не говори так, Шихтенберг сам говорил мне…
— Конечно, к нам пришлют на постой не простого солдата, а офицера. Так где ты его положишь спать, а? — Гельмут рассмеялся и добавил: — Небось пришлют такого красавца, что просто залюбуешься!..
— Оставь меня в покое!
— Ты их еще не знаешь! — Грунделов задумчиво покачал головой.
— Гельмут, скажи наконец, правда это или нет? — спросила Анна-Мария.
— Если я говорю, то правда!
— Иногда ты шутишь…
— Сегодня я говорю серьезно!
Герда недоверчиво посмотрела на него и спросила;
— А что они здесь делать будут?
— Строить вам свинарник!
И тут Герда вспомнила, с какой уверенностью Шихтенберг говорил о том, что скотный двор будет построен. Видимо, Шихтенберг решил сделать сельчанам приятный сюрприз.
— Ну что ж, будет очень хорошо! — громко произнесла она.
— Только вы от такой помощи еще беднее станете! — буркнул Гельмут.
— Да, да! — Старик поддержал сына. — Я-то уж знаю, как они орудуют…
— И долго они пробудут здесь? — поинтересовалась Герда.
— А тебе-то какое дело до того, будут нам помогать солдаты или нет? — При этих словах старика Герда встала. — В селе много таких, кто горазд языком болтать…
Герда вышла из комнаты, так хлопнув дверью, что в шкафу зазвенела посуда.
— Вот до чего дожили! — пробормотал старик кузнец. — В собственном доме слова не скажешь! — Вытащив газету, он уставился в нее.
Через минуту Герда вернулась.
— Скажите, — обратилась она к старику, — вы уже давно живете в этих краях?
— Да, а что?..
— Здесь всегда было так сыро?
— Да-а, — старик откинулся на спинку стула. — Насколько я помню, всегда. Сухо здесь не бывает.
— И против заболачивания ничего нельзя сделать?
— Что тут сделаешь? Так было, так и будет.
— А помнишь, как перед самой войной, — вмешалась в разговор жена старика, — к нам сюда приезжал один господин и говорил, что они хотят осушить эти болота.
— Было такое. — Старик пожал плечами.
— Вон как! — воскликнула обрадованно Герда. — Выходит, уже этим вопросом занимались. Почему же ничего не сделали?
— Этого я не знаю. Может, не получилось ничего, а потом началась война… Тем более не до того было… — сказал старик.
— И кто тебе вбил мысль о каком-то осушении! — не стерпел Грунделов. — Вы и хлев-то самостоятельно построить не можете. Выдумываете планы, а у самих, кроме выдумки, ничего нет!
