Не доехав метров четыреста до кордона, каратели рассыпали свой отряд в цепь и повели наступление с соблюдением всех правил военной тактики, окружая постепенно кордон. Когда кольцо было замкнуто, каратели с криком «ура» побежали к дому и ворвались в него. Они надеялись, что схватят здесь красных, но не нашли там никого, кроме лесника и его семьи. Озлобленные неудачей, они стали пороть шомполами ни в чем не повинного лесника.
День клонился к вечеру, начало темнеть. Каратели решили разделить свой отряд на две части: половину оставили в захваченном кордоне, а вторая половина двинулась в сторону рыбачьих избушек, расположенных на берегу озера километрах в пяти от дома лесника. Вероятно, они надеялись, что там найдут нас.
Как только эта часть отряда скрылась из виду, мы приняли смелое решение напасть на оставшуюся часть. Когда совсем стемнело, мы незаметно подползли вплотную к кордону и увидели, что у раскрытых ворот стоят двое часовых. В доме горел свет, но никакого движения не было заметно. Мы даже сумели разглядеть, что во дворе стоят подводы, а у забора привязанные лошади спокойно жевали свой корм. Было ясно, что «победители» не ожидают нападения. Это придало нам смелости. Решили бесшумно связать часовых, а потом напасть на спящих карателей и уничтожить всех, кто не будет сдаваться. Так и сделали. Неожиданно набросились на часовых и стали вязать их, но один из них успел крикнуть:
— Караул! Красные!
Этого было достаточно, чтобы каратели кто в чем был повыскакивали из дома и в панике бросились из кордона через задние ворота, оставив нам свой обоз, верховых лошадей, часть оружия и связанных часовых.
Теперь надо было уходить, так как, оправившись, каратели вместе со второй частью отряда легко могли окружить нас. Одни и пешком мы легко могли бы уйти лесом, но нам не хотелось бросать трофеи: продовольствие, боеприпасы, оружие и верховых лошадей. Увезти же все это было невозможно, так как дорогу могла преградить вторая половина отряда, которая вот-вот должна была вернуться. Ребята начали уже беспокоиться и поговаривать, что мы сами можем попасть в такое же положение, и каком только что были каратели. Все торопили меня скорее покинуть кордон. Один даже (Денисов) не выдержал, сел на трофейную лошадь и, не дождавшись остальных, ускакал. Чтобы вывезти трофеи и обоз, я пошел на небольшую хитрость. Собрал ребят и сказал им:
— Каратели не знают нашей численности, попытаемся их перехитрить. Все вы будете командирами рот и разных команд. Каждый из вас должен будет громко подавать команды своим ротам. Поняли? — спросил я.
— Не совсем, — отвечали командиры.
— Ершов! — позвал я. — Ты будешь начальником пешей разведки и должен командовать во всю глотку своей разведке, после того как я подам общую команду. Понял?
— Точно так! — ответил он. — Командовать громко, чтобы белые перепугались.
— Да, чтобы белые подумали, что нас здесь много, — добавил я.
— Зимин! Ты будешь командовать первой ротой, Маркин — второй, Петр — третьей, Ганя — конной разведкой, а Стрижов — заведывать обозом. Забирай пленных и выводи подводы на дорогу. Командиры, на коней! — приказал я.
Потом я тоже сел на трофейную лошадь и, выехав на возвышенность, начал громко подавать команды:
— Команде пеших разведчиков и первой роте прочесать лес и выловить разбежавшихся карателей! Команде конных разведчиков и второй роте немедленно двинуться на рыбачьи избушки и окружить их.
После этого мои мнимые командиры начали подавать всевозможные команды, стараясь перекричать друг друга. Один кричал:
— Первая рота, становись! Равняйсь!
Другой, не уступая ему, вторил:
— Пешая разведка, за мной! Шагом марш!
Третий командовал что есть силы:
— Конная разведка, по коням!
По лесу поднялся такой гвалт, что, слушая его со стороны, можно было подумать, что здесь черт знает сколько войска.
Потом, обращаясь к своим расшумевшимся командирам, я сказал негромко:
— А теперь давайте удирать, пока не поздно.
И мы, забрав трофеи и пленных, двинулись по дороге к Косому Мосту. Хитрость, как видно, удалась: мы безнаказанно ушли, не встретив никого на своем пути.
Пройдя по дороге километров десять, увернули в сторону и, углубившись на километр в лес, остановились в зарослях густого кустарника. Здесь было решено устроить временную стоянку.
Прежде всего надо было решить, что делать с пленными? Не таскать же их за собой? Один из них был сыном кузнецкого кулака, второй — из бедняков, служившим когда-то стражником. Звали его в Тютнярах не по фамилии, а по кличке — Васька Ширинка. Все согласись на том, что пленных надо отпустить, но Василий Ершов, озорно блеснув глазами, сделал веревочную петлю и закинул ее на толстый сук сосны.
— Что ты собираешься делать? — спросил его Зимин.
— Да вот, пленных надо повесить, — с самым серьезным видом отвечал Ершов. — Вот только не знаю, которого наперед?
Услышав это, Ширинка взвыл и повалялся в ноги Ершову, прося не губить его жизнь. Второй пленник остолбенел от ужаса и только испуганно моргал глазами, не в силах произнести ни слова. Желая прекратить эту неприятную комедию, я сказал:
— Ладно! Не будем пачкать своих рук. Идите, но помните, что мы скоро вернемся и, если кто хоть пальцем тронет наши семьи, тогда сами готовьте себе веревки.
Пленники не верили такому неожиданному для них исходу и, озираясь по сторонам, старались по лицам партизан угадать, шутка это или правда.
— Вам же говорят — идите! — зло крикнул Ершов.
Пленники сначала нерешительно попятились, потом повернулись и, трусливо оглядываясь назад, пошли медленно прочь и вдруг побежали бегом.
— Держи их! — озорно крикнул Ершов, и пленные, как будто их кто-то подхлестнул, побежали еще быстрее.
— Держи-и-и-и! Держи их! — заразительно смеясь, кричали партизаны.
Что же стало с карателями?
Напуганные до смерти, они на следующее утро приходили в Тютняры поодиночке и небольшими группами и рассказывали разные небылицы о красных. Поручик Козлевский, чтобы скрыть свой позор, вынужден был также преувеличить наши силы — не мог же он сказать, что бежал со своим карательным отрядом неизвестно от кого.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В ТЫЛУ У БЕЛЫХ
Наша семерка в представлении белых выросла до отряда больших размеров, да еще и с пулеметами. Паника в Тютнярах была так велика, что командование белых вынуждено было послать туда подкрепление. На всех дорогах, идущих из Тютняр в сторону Урала, появились сторожевые заставы, и проезд мужикам туда был запрещен. Труднее стало и нашим разведчикам проникать в Тютняры. Доставка питания оттуда совсем прекратилась. Продовольствия, захваченного у Красного Камня, хватило всего лишь на несколько дней, потом хлеб стал плесневеть, а продукты испортились. Попытки проникнуть в Тютняры все чаще оканчивались неудачей. Правда, моему брату Петру один раз все же удалось пробраться в село по берегу озера Увильды. Когда мать увидела его вечером около дома, то страшно испугалась и стала просить, чтобы он скорее уходил. Она сунула ему в руки калач и, пугливо оглядываясь по сторонам, рассказала, что в Тютнярах свирепствуют каратели, вымещая на спинах крестьян свою неудачу у Красного Камня.
— У многих обыски были. Приезжали и к нам, перевернули все вверх дном, забрали ваши фотографии и обещали выпороть отца, если ее скажет, где скрываются сыновья, — говорила она.
Мы поняли, что в Тютнярах появляться больше нельзя. Послали Ершова и Ганю в Карабаш, чтобы разживиться каким-нибудь продовольствием. На что уж Ершов смелый и ловкий человек, но и тот ее смог пробраться в Карабаш. Всюду рыскали разъезды белых, все дороги были перехвачены. Гане с трудом удалось достать в лесу у лесоруба дяди Миши небольшой каравай хлеба, которого нам хватило всего лишь на один раз.
Питаться стало нечем. Правда, один раз Валентину Зимину удалось подстрелить дикую козу. Ребята за это готовы были его расцеловать. Но козы хватило, конечно, ненадолго. С питанием стало совсем плохо, поэтому решено было отправиться на старую стоянку, где у нас осталось немного сухарей и боеприпасы.
Пошли я и Стрижов. Взяли с собой верховую лошадь, чтобы привезти на ней эти запасы. Долго пробирались лесом. Дорогами идти было нельзя, потому что по ним все время шныряли разъезды белых. Шли уже не один час, но никак не могли попасть на место старой стоянки. Мы поняли, что заблудились… Тогда, привязав лошадь к дереву на длинную веревку, чтобы она могла пастись, решили продолжать поиски отдельно — один пошел в одну сторону, другой — в другую, — договорившись сойтись на этом месте к концу дня.
Пробродив безрезультатно несколько часов, к вечеру я вернулся к тому месту, где была привязана лошадь, но не нашел ни лошади, ни Стрижова. На дереве, за которое была привязана лошадь, белел небольшой клочок бумаги. Я снял его и прочел:
