Курсанты английских языковых групп к третьему курсу уверенно шпарили в подлиннике «Аэропорт» Хейли, «французы» читали Гюго и бульварные романы, изданные в Париже, немецкие группы выписывали дивный журнал, издававшийся в ГДР «Арми рундшау» (и именуемый в курсантской среде не иначе, как «Зольдатен унд секс»). Вот это, доложу я вам, был журнал! Уж в чем, в чем, а в солдатской психологии немцы всегда разбирались. И было в этом журнале то, что действительно нравится солдату: отличные фотографии военной техники (в том числе и той, что в Союзе проходила под всевозможными грифами секретности) и — БАБЫ! Черт побери, какой же лютой завистью завидовали наши парни шикарной жизни своих немецких коллег, глядя, к примеру, на такой снимок: бравый немецкий десантник, приземляющийся не куда-нибудь, а прямо на берег озера, в котором плещутся голенькие грудастые немецкие нимфы! Или просто: морячок в увольнении, идет с подружкой. Идут они в обнимочку, невинно ухватив друг друга за попки. Снимок сделан со спины, подружка морячка, разумеется, в потрясном мини-платьице и на шпильках, удлиняющих и без того длиннющие ножки.
«Пир духа», одним словом. Ну, а что же доставалось несчастным «китайцам»? Увы, меню за этим столиком было куда скромнее: газета «Жэньминь жибао» (месячной давности, да и та — не целиком, а в виде вырезок), брошюрки-агитки периода «Сталин и Мао слушают нас», да журнал «Сулянь хуабао» («Советский союз») на китайском языке (в котором лишь изредка попадались красивые фотографии советских гимнасток). Попробуй тут не взбелениться. И чего, спрашивается, удивляться тому, что тот самый подпольный журнал зародился именно в китайской группе? Да просто на фига самиздат тем, кому и так хорошо?
А родился этот журнал, как оно чаще всего и бывает, довольно спонтанно и стихийно. Китайская группа третьего взвода вторую неделю подряд охреневала, изучая славную историю крестьянского кооператива «Восьмое августа». Председателем кооператива был доблестный ганьбу (кадровый работник) товарищ Чжан Ёувэн, контуженый ветеран Великого Похода. Каждый рабочий день в кооперативе Чжан Ёувэн начинал с митинга, в результате которого все крестьяне «горячо воодушевлялись» и, как наскипидаренные, принимались «нулидэ гундзо», то есть старательно работать. И так происходило везде: в поле, на свиноферме, на рытье оросительного канала. И ведь что характерно: на протяжении всего курса изучения китайского языка этот самый Чжан Ёувэн периодически появлялся то там, то сям, почти в любом тексте — будь то описания дня студента Пекинского университета, рабочего Шанхайского тракторного завода, или повара Сычуаньской столовой. Наверное, автору учебника было просто лень придумывать разные имена и он лепил бедолагу Чжана куда не попадя.
И вот, на исходе второй недели изучения трудовых подвигов неутомимого Чжана, Рустам Садыков ни с того ни с сего плюнул, в сердцах отшвырнул ручку в сторону и что-то убедительно сказал по-узбекски.
— Чего психуешь, Рустик? — поинтересовался невозмутимый командир отделения Витька Семенов (Солидный Сэм).
— Да заколебал он уже совсем, этот Чжан Ёувэн! — грохнул лбом о крышку стола Рустам, — «Воодушевились — зааплодировали»! «Развивать критику и самокритику»! Самокретины, билят…
— Ну возьми, да переделай учебник, чтоб интересно было, делов-то… — бросил кто-то вскользь, не подозревая, какого джинна выпускает он из бутылки.
Мгновение спустя Рустам подобрал ручку, решительно раскрыл тетрадь для черновых прописей и черные глаза его полыхнули пламенем вдохновения. Увлеченно свесив язык набок, он принялся что-то стремительно черкать в тетради, прерываясь только для того, чтобы яростно поскрести стриженый затылок. Через полчаса он подал голос:
— Мужики! Как по-китайски будет «джаляб»?
— Оба-на! — все разом повернулись в его сторону, — А тебе зачем?! (Смысл этого узбекского слова давно был всем известен: взаимопроникновение культур, так сказать…)
— Надо! — коротко бросил Рустам, не отрываясь от своего занятия.
— Ну-ка, покажь, чего ты тут наваял! — обступили все стол Рустама. И — тут же замерзшие стекла задрожали от залпа жеребячьего ржания, а тетрадь чуть не разорвали на части, таща в разные стороны.
Перед курсантами был самый настоящий комикс — искусство, практически неизвестное в СССР тех времен, и оттого особенно привлекательное. На первом рисунке была изображена встреча двух знаменитых фольклорных персонажей: Ходжи Насретдина верхом на ишаке и Чжана Ёувэна на тракторе. Тут же в воздухе плавали иероглифы, излагающие содержание суть их беседы:
— Ни хао! (Здравствуй)
— Хао! (Здравствуй)
— Ни ши шуй? (Ты кто?)
— Во ши Ходжа Насретдин, ни нэ? (Я-Ходжа Насретдин, а ты?)
— Во ши Чжан Ёувэн.
— А куда ты направляешься, Чжан?
— Я отгоняю этот сломанный трактор в ремонт, в город Пекин.
— А я собрался посетить Париж.
— А зачем?
— Я слышал, там есть много красивых джаляб!
— Ай-йя, Ходжа Насретдин! Я тоже хочу в Париж!
— Хоп майли (ладно), пошли вместе!
Дальнейшие рисунки красочно живописали похождения этих двух славных героев в дивном городе мушкетеров и шансонеток. Успех творения Рустама был просто оглушительным. Он был счастлив — не каждому автору доведется при жизни познать признание читателей. Но, как всегда бывает, не обошлось и без критиков.
— А чего это у тебя иероглиф «женщина» такой раскоряченный? — брюзгливо поинтересовался Витька Сэм, большой педант по части каллиграфии.
— Это специально так, — пояснил Рустам, — Это иероглиф изобразительно-смысловой категории, означает «джаляб». Только как он будет звучать по-китайски, я еще не придумал…
Нет, все же оцените, каков творческий подход! Есть иероглиф «женщина», по китайски — «Ню». Это иероглиф изобразительной категории: при известной доли фантазии в нем можно увидеть и ручки, и ножки, и даже талию:
А есть, например, иероглиф «крыша», он тоже относится к изобразительной категории:
Если же эти два иероглифа соединить в один, получится иероглиф «Ань». Что означает «мир, спокойствие» и является уже иероглифом изобразительно-смысловой категории. Логично: женщина под крышей — вот тебе и мир. Или, если соединить тот же иероглиф «женщина» с иероглифом «Цзы»: (ребенок), то получится иероглиф «Хао»: (хорошо) — это тоже иероглиф изобразительно-смысловой категории: что может быть лучше, чем женщина с ребенком?
Даже удивительно, насколько стремительно охватила эта эпидемия самиздата четвертую группу. Моментально были определены формат, концепция и периодичность нового издания. Название журнала также родилось стихийно, и было принято единогласно, так как, по решению редколлегии, главными его героями должны были стать члены так задолбавшего их всех самоотверженного кооператива, который тут же подвергся переименованию. Тут же были распределены должности обозревателей, художественного редактора, корректора ну, и всех остальных, положенных по штату. За исключением должности главного редактора, ибо Рустам из природной скромности от столь высокой должности отказался, а остальные здраво рассудили, что в случае чего «крайней задницей» тоже быть ни к чему. Поэтому ограничились должностью ответственного секретаря — по очереди, на каждый номер.
Первый номер журнала вышел уже через три дня и включал в себя уже известные читателю похождения Ходжи Насретдина с Чжан Ёувэном в Париже. Кроме того, на страницах журнала заведующий свинофермой товарищ Цзао Любин докладывал председателю кооператива о том, что его подшефные хряки приняли на себя повышенные соцобязательсва и включились в соцсоревнование по сверхплановому увеличению свинячьего поголовья кооператива. Репортаж со свинофермы был красочно проиллюстрирован. Новости спорта включали в себя репортажи с соревнований на первенство кооператива по кунфу и лянге.
И пусть, кто хочет, обвиняет редакцию журнала в безвкусии, дешевом хохмачестве и нездоровой тяге к половым извращениям — все обстояло с точностью до наоборот: и здоровая ирония здесь была, и здоровый юмор, а более всего — неистребимая тоска по элементарному здравому смыслу, оформленная в такую вот дивную издевку.
И журнал начал жить! И приобрел бешеную популярность сначала в китайских группах, а потом его оценили и «европейцы». Появились подражания. «Англичане» начали выпуск многосерийного романа «Похождения матерого шпиона Джонни Уокера». «Немцы» издали роскошный комикс «Невероятые приключения ПДБ[4] на БМД[5] на ЦЕ ТВД[6]». Диссидентская же деятельность «французов» ограничилась сочинением русско-французской песни, исполняемой на мотив «Марсельезы»:
«Пришла зима, настало ле-это,
Le jour de gloire est arrive!
Спасибо партии за э-это,
L'etendard sanglant est leve!»
— ну и дальше в том же духе.
