Так и было на самом деле. В советских газетах, в сообщениях по радио не было и намека на приближающуюся опасность, на необходимость глядеть в оба. А от тайн высокой политики мы, повторяю, были далеки.
Но почему теперь, говорю я себе в который раз, когда рассекречены архивы и опубликованы многие документы, убедительно объясняющие поступки и решения тогдашнего советского руководства, об этом молчит пресса?
Кстати, считаю что в самый раз вспомнить о советско-германском договоре 1939 года, который принято называть договором Риббентропа—Молотова.
Вот что о нем писал авторитетный политик и государственный деятель Уинстон Черчилль:
«Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии… В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи.
В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой мировой войны… Если их политика и была холодно расчетливой, то она была в тот момент также в высшей степени реалистичной».
Юлий Квицинский, цитируя эти слова, резюмирует: «Иначе говоря, окажись тогда наши западные союзники на месте СССР, они действовали бы точно так же или еще более холодно и расчетливо». И добавляет: «Советский Союз не продал в 1939 году душу дьяволу. Он сел играть с чертями в карты и обыграл их».
Я полностью разделяю этот вывод, более того, согласен с ним и другими аналитиками в том, что не будь этого договора, могло не быть и Победы 1945 года. Представьте себе, что танковые колонны гитлеровцев ударили не из района Бреста и Белостока, которые отстоят от Москвы на тысячу километров, а с рубежей у самого Минска, что на триста километров ближе к советской столице.
Вспомнить об упомянутом договоре меня вынуждает и такое обстоятельство. Одним из основных положений дискуссий вокруг него является плач о том, что Сталин и Гитлер «разделили Польшу, ставшую бедной жертвой двух тиранов».
И здесь меня удивляет позиция белорусских историков. Точнее, ее отсутствие, в лучшем случае поддакивание одной из сторон или молчание. Их не задевает даже тот факт, что из контекста дискуссий вокруг договора выпал… белорусский народ. Его как бы не было в то время. А ведь он до этого договора был разделенным, поскольку Польша в 1920 году оккупировала почти половину белорусских земель.
Так разве воссоединение целого народа ничего не стоит и в споре вокруг того договора? Неужели есть у кого-то стопроцентные основания утверждать, что Республика Беларусь сегодня существовала бы в нынешних границах, не будь того воссоединения в сентябре 1939 года?
Сможет ли кто-нибудь гарантировать хотя бы задним числом, что без того договора белорусам не пришлось бы воевать друг против друга по обе стороны советско-германского фронта? Теперь уже не секрет, что вплоть до января 1939 года Гитлер рассматривал довоенную Польшу в качестве своего младшего партнера при решении своих задач на востоке.
Об этом прямо говорит известный британский историк Б. Лиддел Гарт, который посвятил второй мировой войне капитальный труд. Да и в польской прессе до сих пор звучат суждения такого рода: надо было вместе с Гитлером двинуть польские дивизии на восток, и тогда бы польский главнокомандующий Рыдз-Смиглы, стоя на трибуне мавзолея, вместе с германскими предводителями принимал бы победный парад в Москве.
Познакомьтесь с увесистым томом известного в Польше историка Ежи Лоека «Исторический календарь» – сами убедитесь. Правда, Е. Лоек все-таки признает, что к 1948 году Германия и ее союзники во второй мировой войне потерпела бы поражение, а Польша была бы примерно в той ситуации, в которой оказалась в 1943 году поверженная Италия. Но это было бы лучше для Польши, утверждает историк.
Спрашивается, что лучше? Было бы лучше оказаться в «компании», по вине которой пролито море крови, компании, осужденной мировым сообществом? Или было бы лучше, если бы вторая мировая война длилась девять-десять лет? Какими жертвами она обернулась бы тогда для его страны – Польши? А для Беларуси? Ведь в таком случае западным белорусам, призванным в польскую армию, пришлось бы драться с восточными, с теми, кто служил в Красной Армии.
Свои соображения Ежи Лоек высказал спустя сорок лет после окончания войны. Но подобные разговоры не утихают доныне. Почитайте и послушайте современного польского «профессора Вечоркевича». Он твердит то же самое. И если такие суждения звучат сейчас, то сколько их было в 1939 году.
Тогда давайте зададимся вопросом: разве можно допустить, что советское руководство не знало о реальных настроениях в различных слоях довоенного польского общества? Вряд ли. И это знание, надо полагать, тоже было каплей, упавшей на весы в августе 1939 года в пользу советско-германского договора.
Мне кажется, что тема этого договора должна была стать для белорусских историков принципиально важной потому, что в контексте договора решалась судьба белорусского народа.
Молчание в данном случае подобно вранью. А ведь и так ни про одну войну столько не врут и не врали, как про вторую мировую и нашу Великую Отечественную. Врут, говоря о ее причинах, о победе, продолжают врать и через шестьдесят лет после Великой Победы.
У замечательного историка и мыслителя Вадима Кожинова встретил такие слова: «Знакомясь с иными нынешними сочинениями о войне, читатели волей-неволей должны прийти к выводу, что Сталин, да и тогдашний режим в целом, чуть ли не целенаправленно стремились уложить на полях боев как можно больше своих солдат и офицеров, патологически пренебрегая тем самым и своими собственными интересами (ибо чем слабее становится армия, тем опаснее для режима)…»
У меня тоже есть ощущение, что кое-кто не прочь внушить всем именно такую оценку прошлому.
Особенно обидно, когда подобное отношение к истории собственной страны и ее армии демонстрируют вроде бы респектабельные издания, например московская «Независимая газета» и ее приложения.
Несколько лет назад один из московских ветеранов Вооруженных Сил и Великой Отечественной войны Николай Васильевич Аксенов дал аргументированный «отлуп» пресловутому предателю и борзописцу Резуну-Суворову, а также некоему кандидату химических наук Эрлену Вакку.
Оказывается, Резун-Суворов открыл ему тайну «мифической флотилии… которая погрузилась в воды реки без единого выстрела». Речь шла о Пинской речной флотилии, в которой до войны служил отец Вакка.
Я тоже имел честь соприкасаться с бойцами и командирами этой флотилии. Более того, корабли флотилии в середине июля 1941 года высадили наш отряд в устье реки Случь, впадающей в Припять.
По приказу командующего флотилией контр-адмирала Рогачева экипажи передали нам несколько десятков килограммов тола, капсюли и пару мешков сухарей, мешок соли.
А вот пулеметов Рогачев не дал, хотя Корж очень просил об этом. Видимо, не решился контр-адмирал, не имея «приказа сверху», а может, и не верил в успех партизанского дела.
Кстати, моряки Пинской флотилии были единственными, кто оказал нам хоть какую-то помощь в вооружении отряда. Сухопутные, так сказать, части, расположенные в Пинске, даже НКВД и его подразделения не пособили ничем.
Мы уходили в леса, не имея ни одного пулемета. Этот момент Василий Захарович Корж также отметит в докладной записке Центральному штабу партизанского движения.
Тот короткий переход по Припяти на судах флотилии стал нашей последней встречей с бойцами советских Вооруженных Сил на долгих три года вперед. Потом мы еще несколько дней слышали уханье корабельных пушек этой флотилии. Эти залпы подбадривали нас, как бы давали знать: моряки дерутся. Они дрались!!!
Документы свидетельствуют, что они дрались на Березине, на Днепре, защищали украинскую столицу и только потом, взорвав последние мониторы и катера, влились в сухопутные части. Резун-Суворов, как и в большинстве случаев, просто врет. Читать его – значит унижать себя. Предатель навсегда останется предателем. И неважно, кого или что он предал.
Возвращаясь к тому времени, к лету 1941 года, хочу сказать откровенно: да, нам было очень сложно ориентироваться в ситуации. И мы, тогда простые смертные, делали собственные выводы. Не всегда верные.
Я не случайно упоминал, что тогда, 22 июня, из Парохонска мы довезли до Пинска не всех мобилизованных.
Не допускаю, что они проявили малодушие. Ведь потом в партизанские отряды в массовом порядке приходили такие же местные парни и мужчины в летах, как и те, которых мы со старшим лейтенантом из военкомата не довезли до Пинска. Тогда, скорее всего, они полагали, что все быстро закончится, что обойдутся без них. Ведь только о таком единственно возможном исходе еще вчера можно было услышать из каждого репродуктора.
