— А-а… — протянул он. — Нет, ничего подобного. Даже, кажется, и кур нет. Попрятали что ли?
— Да, вполне возможно. Отогнали в лес. В гражданскую войну так делали.
Военный счел разговор законченным, откинулся на диван, и опять уснул. Я поднял глаза: в конце комнаты стоял буфет, и за стеклами стояли разные фигурки из стекла. Я подошел ближе. Да, там были олени, собачки, кошечки, лошади… Мне нравятся такие фигурки. На мгновение у меня мелькнула мысль забрать весь набор. Потом я просто прикинул, что все это стекло побьется у меня в вещмешке… Будет куча осколков, испорченное настроение, и гадкое чувство, что я абсолютно бессмысленно «раскулачил» чехов. Как говорится, ни себе, ни людям.
Я вышел во двор. Одновременно со мной из противоположного дома вышли бойцы.
— Глухо? — спросил я.
— Глухо, — ответил за всех Боев.
— А подвал тут есть? — внезапно пришла мне в голову мысль.
Солоха и Восканян почти одновременно усмехнулись.
— Да мы и сами догадались, — довольно ехидно ответил мне водитель. — Просто там пехота стоит. Они уже все что нашли — сами сожрали.
— Понятно, — сказал я. — Тогда поехали искать другой подвал! Не все же здесь сожрали! Не могли успеть! Я не верю. Поехали искать!
Мы выехали со двора, и аккуратно, неторопливо двинулись вдоль улицы. Сыра на нашу компанию было явно маловато. Нужно было что-то посущественнее. Я пытался высмотреть брошенное жилье. Не хотелось опять идти и нагло отбирать продукты у местных.
Наконец, какой-то из дворов показался мне нежилым. Какое-то ощущение заброшенности… Ага! Вот точно. Тут замок на дверях. Значит, нет никого. Можно заходить!
Мы зашли в дом, сбив замок двумя выстрелами. Убогое зрелище! Слой пыли на всех вещах совершенно очевидно свидетельствовал, что здесь давно уже никого не было. Тем не менее, я нашел крышку подпола. Я же поддел ее штык-ножом, и, подняв, отбросил в сторону.
— Ну, кто полезет? — спросил я. — Есть желающие?
Лезть никому не хотелось, и все посмотрели на Данилова.
— А что я-то сразу? — обиженно спросил он. — Ну, хоть спички-то дайте!
Спички ему протянул Солоха. Рыжий посмотрел на нас выразительным взглядом, как Пьер Ришар на Жерара Депардье в фильме «Беглецы», и спустился вниз. Чиркнула спичка, я уловил вспышку огня.
— О, блин! — вскричал Данилов. — Картошка!.. Старая, правда.
— Ничего, — сказал я оптимистично. — Это гораздо лучше, чем ничего! Надо ее во что-то собрать, и двигать обратно. А то до хрена времени катаемся, там, наверное, уже все с голоду сдохли.
Восканян и Боев стащили со стала скатерть, встряхнули ее, завязали как мешок, и передали Рыжему. Картошки оказалось не так много, как я думал. Да еще она и выглядела… Ну, как может выглядеть прошлогодняя картошка в апреле. И все-таки…
Здесь же, в доме, мы разжились парой кастрюль. Поэтому, когда наша машина вернулась на позицию, где, как я и думал, про нас, кроме голодных бойцов, даже никто и не вспомнил, мы не стали печь картошку в золе, а почистили ее, как нормальные люди, и сварили в кастрюле. Соли было крайне мало, однако эту беду нам полностью компенсировал невероятно соленый сыр. Картошка и сыр. Пожалуй, впервые за много дней я почувствовал, что больше есть не хочу. Конечно, это не мясо… Ну и ладно! Картошка нам попадалась здесь еще много реже, чем мясо. Так что, получается, мы попробовали местный деликатес.
Ну, все, слава Богу! Наконец-то вся наша техника, объехав где-то там далеко восстановленную дорогу, пошла на воссоединение с нами. Последние два дня прошли довольно скучно. Еще несколько раз мы обстреливали из минометов местность, так что запас трофейных, (как и доставленных нами самими), мин весьма уменьшился. Часть из них оказалась вообще неисправна, так что несколько раз пришлось разбирать минометы и ловить мины из ствола на руки.
В остальное время бойцы рыскали по Агишбатою в поисках еды, имущества и приключений, но ничего нового найти уже не удавалось. Впрочем, нет — вру. Удалось найти несколько мягких покрывал и теплых одеял. Так что на земле больше никто не спал. Сам я заворачивался в большое, теплое, атласное одеяло… И спалось в нем, братцы, я вам скажу, лучше, чем где бы то ни было со мной раньше. Мне было тепло, а над головой, вместо потолка, царило глубокое, бездонное, звездное небо. «Открылась бездна — звезд полна; звездам числа нет — бездне — дна»! Лучше и не скажешь.
Или вот еще — «бриллиантовые дороги, в темное время суток». Тоже неплохо!
Днем же я читал книгу о вреде наркотиков. Эту брошюру я добыл еще в библиотеке Белготоя, собирался отдать Джимми Хендриксу, но забыл. А здесь случайно обнаружил. Так как делать мне было все равно нечего, я стал изучать текст.
Бог мой! О вреде здесь было как раз не так уж и много. Зато масса информации о том, из чего производится тот или иной наркотик, как он изготавливается, какой эффект оказывает на сознание. Ну, просто краткая энциклопедия юного наркомана. Я уже начал сомневаться, стоит ли ее кому-нибудь еще показывать, или лучше просто сразу сжечь?
Между тем, как-то раз я заметил, что в кузове, там, где у нас размещались таблетки, околачивается Кабан. Он доставал упаковки, внимательно читал названия, (вот уж не подумал бы, что этот деревенский увалень разбирается в медицинских терминах), и недовольно мычал.
— Э, воин! — спросил я снизу. — Ты чего там забыл? Заболел?
— Да, заболел, — ответил мне Кабан. — Живот болит.
Его голос прозвучал, мягко говоря, фальшиво. «Не такие таблетки он там ищет!» — подумал я.
— Ты в них все равно не разберешься! — опять крикнул я ему. — А отравиться насмерть можно запросто… И вообще, прекращай там лазать. Это ценное медицинское имущество.
Кабан вылез из кузова и ушел. А я остался в раздумьях. «Ну и что теперь? Стоять у машины и охранять? Обещал же медик прийти и забрать все это барахло. Ну и где он есть»?
Что-то действительно давно не видел я капитана Гафурова. Он жил где-то у Франчковского. Добираться до нашей пехоты было довольно далеко, и я ни разу туда не ходил.
А зачем? Лишней еды там все равно не было. Да и вряд ли кто с нами и поделился бы. А так зачем тащиться? Чтобы увидеть Франчковского? Или Косача? Или даже Бессовестных? А зачем?
Этим вечером все они и так сами проехали мимо меня. Уже на собственных БМП, разведчики — на трофейном «Урале», Вася Рац — с отбитым 120-мм минометом. И, наконец, показались наши «шишиги». Найданов махал своим беретом, мои кричали «Ура», из «шишиг» доносились ответные крики. Так обе половины нашей батареи воссоединились.
Я запрыгнул в кабину к Армяну, поздоровался со своим водителем, а он сразу начал мне рассказывать, как его достал наш старшина, как он просил, чтобы его отпустили в пехоту хотя бы, но его никто, естественно, не отпустил, а папоротник вымотал ему всю душу.
— А где старшина? — спросил я.
— А-а… — махнул рукой Армян. — Он в обозе плетется, вместе с замполитом. Они и раньше-то… А теперь вообще не разлей вода!
Вообще-то, уже начинало темнеть. Мы немного проехали, а потом встали. И ночевать нам пришлось прямо на дороге. Бойцы разожгли костры, начали что-то готовить, (то, что привезли с собой найдановские — у моих уже ничего не было), а я рассказывал Найданову о наших приключениях. Больше всего командира батареи поражало то, что у него прибавился еще один автомобиль. И еще один водитель.
— Да ладно, Андрей! — говорил я. — Это же здорово! Наша батарея растет, развивается, расширяется. В следующий раз минометы найдем, или другую технику исправную!
Про ту, которую мы расстреляли в самом Агишбатое, я предпочел не распространяться. Мало ли… Да и зачем? Спросят — скажу, не спросят — промолчу.
— Ах, да! — воскликнул Найданов. — Черт возьми! Совсем забыл! Та, наверное, жрать хочешь?
— Еще как! — ответил я. — А что? Бойцы вон готовят что-то. Подойдем, угостят.
— Погоди, — остановил меня Андрей. — Подожди тут.
Он ушел к своей машине и вскоре вернулся с коробкой сухпая.
— Это твоя, — протянул он мне ее.
— Здорово! — признался я ему, и тут же, ничего не дожидаясь, достал банку гречневой каши с мясом, вскрыл ее штыке-ножом, достал ложку из бушлата, и всю съел.
— Ну вот, теперь можно и дальше воевать, — вполне удовлетворенный, сказал я. Действительно, сытый желудок располагал к благодушию. Жизнь показалась гораздо приятнее, чем это было всего лишь полчаса тому назад.
— Хлеб есть? — на всякий случай спросил я у Найданова.
Он замялся, выразительно скривился, потом ответил:
— Хлеб вроде есть… Но ты знаешь… Там такой хлеб. Проспиртованный.
— Это как? — поразился я ответу.
— Ну, как бы для лучшей сохранности и мягкости… Но есть его… У нас пробовали бойцы… Короче, потом сам попробуешь.
Ну ладно. Потом увидим. В данный момент есть мне уже больше не хотелось.
