...Капитан Дмитрий Калабухов воевал в составе Восточной группировки федеральных войск. Его рота была придана 247-му парашютно-десантному полку. За умелое руководство был представлен к ордену Мужества. Друг о друге отец и сын узнавали в основном из писем, которые присылала жена или мать. Лишь спустя долгих восемь месяцев они встретились в Ханкале. Обнялись. Сын застенчиво улыбался. А отец, боевой генерал, не выдержал — по его обветренной щеке скатилась скупая мужская слеза.
В Старых Промыслах
17 января 2000 года группировка войск особого района приступила к уничтожению бандформирований в Грозном. Штурмующие войска настолько возненавидели ощетинившийся свинцом город, что прозвали его кавказским «Карфагеном», который нужно во что бы то ни стало уничтожить.
Через два дня, 19 января 2000 года, мне довелось побывать там и своими глазами увидеть происходящее. От КП 205-й отдельной мотострелковой бригады, который находился в поле, сразу за поселком Катаяма, на боевой машине пехоты двинулись к Старым Промыслам, где вел бой усиленный батальон этой бригады. Подъехав к крайней пятиэтажке на 8-й линии, остановились.
— Где комбат? — спросил майор Сакун у бойцов, разводивших костер.
— У сожженного танка, — ответил сержант с закопченным лицом.
Между груд обломков от строений, поваленных деревьев не только ехать, бежать, когда на тебе пудовый «бронник», ох как нелегко. Сергей Сакун, заместитель командира батальона по воспитательной работе, видимо, для очистки собственной совести велел выдать мне бронежилет: дескать, если и убьют, то все же не виноват — меры безопасности соблюдены.
У сгоревшего танка, в «беседке», сооруженной из двух мягких кухонных уголков, накрытых плащ-палаткой, грелись у «буржуйки» несколько бойцов. Один из них, завидев нас, поднялся и пошел навстречу.
— Тимерман, — спросил у него майор Сакун, — где комбат?
— Отдыхает, — ответил тот. — Он только что вернулся с 6-й линии. Там всю ночь шел бой. Не будите, пусть поспит с полчасика.
Константину Тимерману года двадцать два на вид. На голове черная вязаная шапочка. «Упакован» в «разгрузку» — специальное обмундирование мотострелка. Присмотревшись к нему, я заметил на погонах его полевой куртки лейтенантские звездочки.
— Так Вы офицер? — спрашиваю.
— Так точно, — отвечает тот. — Командир первой роты.
В общем, совсем еще мальчишка, но держится степенно, говорит неторопливо, как бы взвешивая каждое слово.
Только-только окончил Новосибирский военный институт. По распределению попал в СКВО, в 205-ю отдельную мотострелковую бригаду. Боевое крещение принял в августе 1999-го в Бот-лихе. Затем были Карамахи. И вот теперь Чечня.
Пока лейтенант рассказывает о себе, поглядываю по сторонам. Справа от пятиэтажки, которая после «работы» нашей артиллерии превратилась в этажерку, находится мечеть — красивое, отделанное итальянским кирпичом, двухэтажное здание. Вплотную к мечети примыкает заброшенный парк, ускользающий в овраг, — «зеленка».
Линию пятиэтажек, где еще вчера оборонялись боевики, и частный сектор, откуда наступали мотострелки, разделяет широкий бульвар. Прикидываю: при интенсивном огне преодолеть его лобовой атакой непросто — погибнет много бойцов. Как же батальон практически брз потерь сумел взять пятиэтажки?
— Мы поступили по-хитрому, —пояснил Константин. — Сначала с торцевой части крайней пятиэтажки зашла разведка. Артиллерия стала подавлять огневые точки противника. Мы же из частных домов не давали снайперам высунуть головы. Так и брали подъезд за подъездом, этаж за этажом.
— Товарищ лейтенант, — перебил его подбежавший боец. — Тягач притянул подбитую «бэшку». Куда ее?
— Оставьте здесь, у сожженного танка. Потом заберем на КП бригады.
На войне свой сленг. «Бэшка» — БМП, «бронник» — бронежилет, «передок» — передний край, «армейцы» — армейские подразделения, «внутренники» — подразделения внутренних войск, «душки» — боевики... Кстати, перемещаясь по Старым Промыслам, я так и не увидел ни омоновцев, ни «внутренников».
— «Зачистки»-то проводятся?
Тимерман криво усмехнулся на мой вопрос:
— Какие там «зачистки»! Омоновцы закрылись в мечети и носа не высовывают. Просим их: «Поддержите огнем: боевики из "зеленки" не дают покоя». В ответ: «Воюйте сами. Мы приехали сюда на три месяца и гибнуть зря не желаем»...
Я не стал уточнять, из какого региона России прибыли в Чечню эти омоновцы. Хотя накануне заместитель командира 205-й бригады полковник Сергей Стволов, руководивший войсковой маневренной группой, куда входил и усиленный батальон, рассказал мне обратное. Во время штурма Старых Промыслов группе придали специальный отряд быстрого реагирования из Свердловской области. Сам Стволов — кореной уралец. Земляки быстро нашли общий язык: и милиционеры вместе с пехотой бесстрашно ходили в атаки, только успевай подавать им патроны.
И все-таки нет дыма без огня. Я не первый раз слышал признания о предательстве милиционеров. Конечно, гибнуть в расцвете сил никому не хочется. Но ведь кто-то должен же вести борьбу с бандитами? Иначе в российских городах будут продолжать взрываться от рук террористов жилые дома, гибнуть ни в чем не повинные люди. Кто должен поставить заслон беспределу — безусый мальчишка-солдат или опытный профессионал-омоновец?
— А как вы передаете «внутренникам» занятые кварталы?
— Ох, лучше бы не передавали, — с досадой продолжает Тимерман. — В начале января наш батальон уже брал 8-ю линию. Когда передали ее «внутренникам», «душки» так дали им прикурить, что те долго потом не могли опомниться. Скажу не для печати: наши внутренники в тактике ни бум-бум. Бегут за «бэшкой» в колонну по двое. Думают, от снайпера спрячутся. А «душки» по ним из миномета. Три мины — двенадцать трупов. Вот и этот сожженный танк тоже их...
За разговором не заметили, как подошел поджарый офицер в полевой камуфлированной куртке.
— Подполковник Игнатенко, — пожимая руку, представился он. — Вы извините, времени в обрез — не до разговора. На левом фланге активизировались снайперы. Сейчас по ним поработаем, а через часок милости просим на «передок» — поговорим.
На том и расстались.
— Тут неподалеку дом Масхадова,— сообщил майор Са-кун. — Не хотите взглянуть?
— С удовольствием.
Едем на БМП вниз, к частному сектору, затем сворачиваем на улицу Кольцова — до переднего края отсюда рукой подать. Видно, как по возвышающейся над частным сектором «высотке» бьет наша артиллерия — снаряды разрываются то в одной, то в другой квартире, круша бетонные стены и перекрытия.
Невольно вспомнился декабрь 1994 года. Терский хребет, 131-я майкопская бригада. Тогда командир сводного отряда, в который она входила, генерал Константин Борисович Пуликовский сетовал: «На войне, прежде чем поднимать людей в атаку, мы должны подавить своей артиллерией огневые точки противника. Нам же запрещено это делать: там могут быть мирные жители. Нам попросту связали руки, оттого и большие потери»... Теперь же все иначе: и серьезнее, и ожесточеннее...
Двухэтажный особняк Масхадова, обнесенный высоким кирпичным забором, растянулся поперек двух улиц. Он был полуразрушен то ли от нашей авиабомбы, то ли от фугаса боевиков и напоминал терпящее бедствие судно. У входа во двор — железобетонная будка с ячейками для стрельбы. Местность хорошо просматривалась и простреливалась, поэтому мы и поставили БМП у соседнего дома.
Спрыгнув с брони, заметили за воротами нашего прикрытия подозрительное шевеление. Бойцы тотчас взяли оружие на изготовку. И в ту же секунду донесся до нас со двора слабый женский крик:
— Не стреляйте! Мы — русские...
За калиткой — не совсем еще пожилая, но крайне истощенная женщина.
— Больше месяца живем здесь в сыром подвале. И боимся не столько пуль и снарядов, сколько мести боевиков. Они ведь русских люто ненавидят, — едва сдерживая слезы, говорила Галина Николаевна. — На прошлой неделе на соседней улице бандиты вырезали русскую семью, теперь, наверное, очередь за нами...
В разговор вступила еще одна обитательница подвала — баба Шура, сухонькая, но довольно шустрая старушка.
— Сынок, — обратилась она к майору Сакуну, — вчерась на соседней улице ихний снайпер подстрелил вашего солдатика. Сегодня он уже без головы. Заберите его отсюда Христа ради, похороните бедненького.
По команде офицера несколько бойцов, прихватив из БМП солдатское одеяло, пригибаясь, побежали вдоль кирпичного забора масхадовского дома на соседнюю улицу — к тому месту, которое указала старушка. И вскоре перед нами лежало обезглавленное тело российского солдата.
Невольно представилоось, что какой-то узколобый «душок» уже надел свою «добычу» на кол и бегает с ней, похваляясь своей удалью перед такими же, как и он, «отморозками»...
