В ту же секунду и прозвучала команда "К Бою!". Личный состав занял долговременную оборону, готовый сражаться здесь до последней капли крови проклятого врага… Но коварный противник уже куда-то смылся… А может быть и затаился в какой-нибудь ложбине. Но сейчас у нас не было времени заниматься его поисками. Нам срочно требовалось ехать дальше. Однако на торжественное извлечение пули несколько минуток всё же нашлось.
Однако разглядывание вражеской пули продолжалось недолго. Двигатели Уралов уже звали нас в дальнейший путь. Поэтому мы быстро разбежались по своим командирским местам в кабинах. Капитан Батолин вновь перекинул свой бронежилет, но уже поверх самой двери. Ну, чтобы его спасательный броник хоть и болтался в пустом оконном проёме, но всё-таки опять прикрывал своего хозяина от очередной чеченской пули. Автомобильная дверь, конечно же, сопротивлялась и не хотела закрываться… Однако российский офицер одержал победу и в этом трудном деле.
Потом мы долго ехали по этому плоскогорью. Вернее, по чеченской возвышенности. Как оказалось на топографической карте, неподалёку расположилось большое селение Толстой-Юрт. Оно было названо так местными жителями в честь великого русского писателя Льва Толстого. Ведь это именно он написал такие рассказы, как "Кавказский пленник", а тем более "Хаджи-Мурат". И литературная русская речь в этих произведениях классика шла как раз-то о многолетних чечено-российских войнах. правда, в своих произведениях Лев Николаевич почему-то называл чеченцев вовсе не чеченцами, а татаринами. Однако такая неточность местных жителей ничуть не коробила и они очень даже уважали Их Сиятельство графа Толстого. Ведь он писал именно о них… Даже в гости к ним регулярно сюда приезжал. Пил с чеченцами местный кумыс, ел ароматный шашлык и ночевал в кочевых юртах.
"А то, что Лев Николаич называл чеченца татарином… - думал я. - Так в те стародавние времена в России почти что всех нерусских, то есть мусульман, называли татарами. Это после революции все национальности и народности стали называться по-другому… А вот в девятнадцатом веке всё было по-иному… Тогда даже азербайджанцев называли какими-то там татарами. О-о!… Вспомнил!… Азербайджанцев тогда называли сельджукскими татарами! Или адербейджанскими татарами! Во как!"
В само селение Толстой-Юрт мы не заехали. потому что трасса проходила в стороне. Данное обстоятельство выглядело очень даже приемлимым. Ведь сейчас почти в каждом чеченском селе или ауле найдутся недоброжелатели и даже злопыхатели.
"Глядишь, надоест им недобро так желать нашей смерти или же зло пыхтеть по поводу хорошего здравия российских военнослужащих… Вот и возьмутся они за камни или булыжники… а то и гранаты да автоматы… Так что… Как там было?… Если будете у нас на Колыме, то милости просим! Нет! Уж лучше вы к нам!"
Неподалёку от Толстой-Юрта мы увидали, ну, очень уж большое скопление наших войск. Огромное поле было сплошь заставлено спецавтомобилями связи и грузовыми машинами, артустановками и многоствольным Градом, штабными вагончиками-КУНГами и санитарками, всевозможной бронетехникой и ещё многими-многими единицами колёсно-гусеничного парка Российской Армии. Однако помимо уже имевшихся здесь войск, именно на это огромное поле въехала и вползла более чем добрая половина вышедшей из Моздока колонны. А остальная, то есть явно недобрая, вернее, отъявленно агрессивная часть сегодняшней автоармады продолжила своё движение дальше. стало быть, непосредственно боевые подразделения не остановились в поле у Толстой-Юрта, а пошли прямиком к Грозному, оставив позади себя всю эту массу броне- и автотехники вместе с обслуживающим их персоналом.
В это число отъявленно агрессивных войск входили и наши четыре Урала с личным составом специального назначения. Как и положено разведке, она не собиралась отсиживаться в глубоком тылу у какого-то райцентра Толстой-Юрт. Нам полагалось добраться и затем разместиться в самом городе Грозный.
"Но всё равно… Как же их тут много!"
Это моё высказывание более чем соответствовало правде. Мы минут тридцать ехали-ковыляли вдоль этого огромного военно-полевого лагеря. И я даже успел заметить то, что после прошедших дождей или снежных осадков для обитающих здесь военнослужащих самой главной насущной проблемой являлась грязь. Обыкновенная липкая грязь, в которой люди утопали чуть ли не по колено.
Но мы же сейчас ехали в город, а ведь там этой грязи должно быть гораздо меньше.
Когда асфальтовая дорога стала подниматься к Малому перевалу, по радиостанции передали сообщение, что по правой стороне находится сбитый чеченцами вертолёт Ми-24. Вернее, оставшиеся после его падения обломки. Как я ни всматривался в перепаханный склон с изувеченными кустами, но не обнаружил там ничего, что хоть отдалённо могло напоминать обломки боевого вертолёта. Как правило, самыми заметными фрагментами после падения и взрыва являются две авиационные турбины. Правда, в виде исковерканных продолговатых предметов с торчащими кое-где покорёженными трубками… Но, увы… На обращённом к нам склоне Малого хребта не было видно даже останков вертолётных турбин.
"Наверное, при ударе об землю взрыв был такой силы, что всю двадцатьчетвёрку разметало во все стороны… А более тяжёлые фрагменты по инерции зашвырнуло ещё дальше… Та-ак!… А это что такое? Чеченский автобус! Целенький и новенький!… Только вот лежит на боку… И даже ни единой царапины не видно. Как он сюда залетел?"
Теперь всё моё внимание было обращено влево. Там параллельно нашей дороге тянулся неглубокий, но достаточно широкий овраг. И у дальнего его обрыва на боку лежал новенький автобус КАВЗ. На нём совершенно отсутствовали какие-либо повреждения. Во всяком случае я таковых не заметил вовсе. На автобусе были целы все стёкла и фары с подфарниками. Даже единственная дверь оказалась аккуратно закрытой. И этот красный автобус лежал на плоском дне оврага, будто его туда осторожно опустили краном. Потому что ни на краю трёх-четырёхметрового обрыва, ни внизу оврага не было видно каких-либо следов падения. Даже на земной поверхности отсутствовали отпечатки всех четырёх автобусных колёс. В нескольких метрах за оврагом была видна свежая колея, оставленная недавно проехавшими автомобилями. Однако на поросшем травой пространстве между оврагом и этой колеёй со свежевыдавленной землёй вперемешку с глиной… Там не было ничего…
За всем этим понаблюдал и мой солдат-водитель. Он оценил увиденную аварию с профессиональной точки зрения и сразу же высказался насчёт обнаруженных несостыковок.
- Как он туда умудрился залететь? - проворчал боец, вновь развернув голову влево. - Как будто ехал по той колее. Спокойно себе объезжал овраг. а потом взял да и подпрыгнул… И перескочил прямо на дно…
- Ну, да… - согласился с ним я, также продолжая обозревать место аварии. - Никаких следов нету. Если его занесло на грязи или скользкой земле, то всё равно бы борозда осталась… А тут… Непонятно…
Высота обрыва составляла около трёх метров и всё произошедшее выглядело странным.
- А может его взрывом туда отбросило? - предположил водитель, коротко рассмеявшись. - Ехал-ехал… Да и приехал…
- Да, ну… - засомневался я. - Все стёкла целы. Да и лежит он слишком уж аккуратно. Будто взяли и положили. Наверное, днём наша дорога была забита военными машинами. Вот они и поехали по ту сторону оврага. Другие-то машины проехали - только следы видны. А этому автобусу не повезло…
- Ничего… - усмехнулся солдат. - Приедет мощный кран, поднимет на поверхность, а потом и на колёса поставят. Кое-какой ремонт сделают и всё будет в порядке. Во-он… Ждут же чего-то!
На поверхности рядом со злополучным оврагом стояло несколько местных жителей. Трое мужчин и две женщины в чёрных одеждах, судя по их виду, действительно чего-то ждали. Они даже не смотрели на нашу дорогу. Их больше занимал лежащий на боку небольшой автобус КАВЗ красного цвета. Наверное, к проходящей здесь российской военной технике местные чеченцы уже привыкли.
А мне невольно вспомнился другой автобус, но точно такой же КАВЗ и тоже красного цвета. Это был дежурный автобус, на котором моя жена, теперь уже бывшая, возвращалась вечером с работы. Красненький КАВЗик выезжал из санатория, что в Солотче, высаживал часть своих пассажиров на Театральной площади, а потом ехал дальше к железнодорожному вокзалу Рязань-1. Я же со своей супруженицей… Мы вдвоём пересекали площадь, чтобы с конечной остановки уехать в Дашки-Песочные… На этом мои воспоминания прервались. Потому что обрывалось всё хорошее, что было связано с той женщиной…
А также потому, что мы сейчас начали подниматься вверх непосредственно на сам перевал. А поскольку наш страдалец-Урал был почти что полностью лишён возможности манёвра во время движения… Ну, разве что вырулить на метр-полтора влево или вправо, насколько позволял короткий буксирный трос… Ну, и притормозить в случае острой необходимости… Причём, как последними остатками сил своей полусдохшей тормозной системы, так и уже проверенным в действии крепким бампером… В любом случае нам следовало в очередной раз повысить всю свою бдительность и наблюдательность. Ведь мы поднимались на перевал…
