От черной болотной воды поднимались зловонные испарения. Немцы то и дело подгоняли обессиленных пленных ударами палок и прикладов. Мокрые, тяжелые брикеты все с большим и большим трудом укладывали мы на бесконечную ленту ненавистного транспортера. Когда охрана теряла бдительность, один из нас подкладывал под ролик транспортера черенок лопаты или палку. Лента слетала с роликов, и мы могли некоторое время отдохнуть, пока чинили транспортер. Но немцы скоро раскусили нашу хитрость и стали жестоко наказывать за саботаж. Они, при поломке транспортера, нещадно били всех, кто оказывался рядом, не разбирая, кто прав, кто виноват. Тогда русская смекалка подсказала нам другие способы испортить ненавистный механизм. Мы, заранее договорившись, одновременно бросали на ленту в одном месте большое количество брикетов. Получалась перегрузка транспортера или затор из тяжелых брикетов на его верхнем конце. Опять мы могли отдохнуть.
Так прошел этот день. За все время работы нас ни разу не покормили, хотя конвоирам привозили из лагеря горячий обед. Они, сыто вытирая губы после еды, нехотя понукали нас: «Los! Los! Russische Schwein!» Что бы ни говорили, лишь бы не били. К вечеру нас, усталых и грязных, повели в лагерь.
При входе в ворота лагеря мы увидели привязанного к столбу лагерной ограды пленного. Он стоял на коленях. Руки и ноги его были связаны вместе колючей проволокой и привязаны к столбу за спиной. Перед ним стояла миска с баландой, до которой он не мог дотянуться. Около провинившегося стоял и курил немецкий солдат, посмеиваясь над ним. Молча наша группа прошла в свой барак мимо несчастного. В бараке нас сразу же окружили товарищи, спрашивая у нас табачка. Голодные и злые, мы отталкивали назойливых просителей. В этот день все «торфяники» оказались без обеда. Оказывается, тот парень у столба залез в открытое окно кухни и хотел стащить кусок хлеба, но был пойман поварами и так жестоко наказан. И это за кусок хлеба!
Через несколько дней по лагерю прошел слух, что нас поведут мыться в баню. Наконец-то можно будет помыться, отпарить многодневную грязь! Весь лагерь зашевелился в ожидании бани. Нас уже основательно донимали вши, быстро плодившиеся на грязных телах. Теперь-то мы сможем привести себя в порядок!
Действительно, после обеденной баланды нас построили и повели в открытое поле. Минут сорок вели нас по кочкам, и многие из нас успели продрогнуть на ветру. Особенно те, кто успел сменять шинель и даже гимнастерку на пайку хлеба или табак. Были и такие, кто остался даже без сапог. Наконец нашу колонну подвели к красному кирпичному зданию с высокой трубой. Здание было обнесено высоким бетонным забором. Нас оставили на поле под охраной, отделив группу из 10–12 человек. Их повели за ворота, а мы попрятались от холодного ветра за кочками на поле. Лежим и с нетерпением ждем своей очереди, завидуя первой партии счастливчиков.
Но вот и я попал в банную группу, и нас ведут во двор. Два пленных поляка вывезли повозку с вешалками, и немцы велели всем раздеться и повесить одежду на вешалки. Поляки увезли тележку с одеждой. Нас, совершенно голых, повели в коридор бани. Там несколько пленных поляков электрическими машинками избавили нас от всей растительности на теле. После этой процедуры при входе в банное отделение нас встретили два немца в клеенчатых фартуках. В руках у них были мочальные кисти, которыми они, обмакнув в керосин, мазали наши постриженные места. От керосина сильно щипало глаза и тело в местах стрижки. В огромном холодном помещении нас собралось человек тридцать.
Стоим и дрожим в ожидании своей участи.
Два немца, что мазали нас керосином, отложили в сторону ведра и кисти. Затем они взяли в руки по пожарному брандспойту и включили воду. Тугие струи с двух сторон ударили по обнаженным телам. Ледяная вода доставала всех, от нее нельзя было укрыться. Она сбивала с ног, а упавшие служили забавой для немцев. Они направляли две мощных струи на упавшего человека, и он скользил по цементному полу, с криком ища спасения от боли и холода. Закончив «банную процедуру», немцы открыли другую, противоположную, дверь и выпустили нас прямо на улицу. Холодный ветер обдал наши мокрые тела. На наше счастье, поляки уже закончили дезинфекцию и вывезли окутанную горячим паром тележку с нашей одеждой. Одежда была так горяча, что обжигала руки. Но мы искали спасения от холода и старались быстрее натянуть ее на себя. Надолго запомнилась эта «баня», тем более что немцы в лагерях регулярно устраивали нам такое «мытье».
Однажды в лагере произошел такой случай. Четверо наших военнопленных, работая в хозяйстве у фермера, решили бежать. Отойдя уже на приличное расстояние от места побега, они встретили стадо овец с пастухом. Они зарезали одну из овец и задушили пастуха, как лишнего свидетеля. Здесь же, в лесочке, они развели костер, поджарили овечье мясо и стали его есть. За этим занятием их и застали немецкие солдаты с собаками. Беглецы попытались разбежаться по лесу, но одного из них пристрелили, а троих привели в лагерь и сильно избили. Об этом нам рассказал после наш переводчик.
На вторые сутки после неудачного побега на плац привезли бревна и доски. Из них соорудили виселицу. Строили ее военнопленные под надзором офицера и солдат. Сооружение было готово после обеда. Весь лагерь выстроили на плацу и довольно долго держали под охраной солдат с собаками. Появились пойманные беглецы со связанными руками. А позади них шли лагерные офицеры и… православный священник с крестом в руке. Когда вся процессия подошла к виселице, вперед вышел комендант лагеря с переводчиком. Он произнес короткую речь: «Совершен побег, то есть грубо нарушен закон рейха. К тому же они убили немецкого пастуха, за это полагается смертная казнь через повешение! Всех, кто попытается бежать, ждет такая же участь!» К приговоренным подошел русский священник. Маленького роста, с непокрытой головой, он перекрестил их, тихо прочитав что-то каждому. Грусть и сострадание были на его лице.
Подошли три рослых солдата и накинули беглецам петли на шеи. Двое из них держались мужественно. Спокойно стояли они перед палачами, только бледность выдавала их волнение. И только третий, низкорослый и щуплый, упал на колени и подполз к офицеру. Он целовал немецкие лаковые сапоги и молил о пощаде. Офицер брезгливо отпихнул носком сапога труса. Два солдата подняли его под руки с земли и подвели к виселице. Комендант взмахнул рукой, и по его команде солдаты выбили из-под ног осужденных скамейку. Некоторое время они еще болтались, судорожно извиваясь, и затихли…
После этого немцы заставили нас бегать кругами вокруг места казни, повернув головы в сторону повешенных. Лай собак, крики охранников и наш страшный хоровод — все слилось в диком кружении. Еще три или четыре дня висела страшная троица в назидание нам, живым…
Тянулись монотонные дни лагерной жизни в борьбе за выживание. Голод, холод и издевательство охраны многим из пленных сократили срок пребывания в лагере.
Однажды в ворота лагеря вошла колонна пленных, одетых в новенькую форму солдат Красной армии. Только не было знаков различия и звездочек на пилотках. Их повели в бараки, через дорогу от наших. По их разговору мы поняли, что это западные украинцы. Они всем полком сдались в плен немцам, убив всех своих командиров и комиссаров.
Немцы встретили их несравненно лучше нас. Нам на ужин давали только так называемый «чай» из листьев. «Западникам» доставили в деревянных кадках вареный картофель в мундире и к чаю — большие металлические банки с яблочным повидлом. Они разбились на своей половине на «сотни» и стали делить между собой провизию.
Мы наблюдали через дорогу за их пиршеством, глотая слюнки. Немцы, убедившись в полном спокойствии вновь прибывших, удалились к себе в зону. Мы только этого и ждали. Сразу все смешалось. Мы хватали руками повидло и картошку, рассовывали их по карманам и в пилотки. Шум драки услышали ушедшие немцы и с руганью набросились на клубок человеческих тел. Они с остервенением били всех подряд, не разбирая, где русские, где «западники». Постепенно все разбрелись по своим баракам, перемазанные повидлом, избитые и изодранные. Долго еще слышался шум в бараках галичан.
Утром немцы выдали еду: нам как и всегда, а «западникам» — в руки «сотникам». Наши ребята быстро справились со скудным пайком и потихоньку стали просачиваться к баракам «западников». Те тоже быстро поели и удалились в свои бараки для утренней молитвы. Через раскрытые окна мы могли хорошо слышать слова молитвы на украинском языке. Около бараков ни души — все ушли на богослужение.
Наши ребята этим и воспользовались. Они через открытые окна умудрились стянуть торбы с едой, шинели и другое барахло дезертиров. Но вот закончилось богослужение, и в наш адрес полетели совсем не богоугодные слова. Обнаружив пропажу, западники не решились идти на нашу сторону и ругали нас на чем свет стоит со своей стороны дороги. Дня через два их построили и этапом перевели в другой лагерь.
