Все бойцы и офицеры встретили директиву Верховного Главнокомандования с большим одобрением, поскольку она направлена на ускорение нашей победы над немецко-фашистскими захватчиками. После зачитки приказа были массовые выступления бойцов, сержантов и офицеров.
1. Сержант Габуев (рота автоматчиков 1103 сп) сказал: «Этот приказ, во-первых, внес полную ясность, каким должно быть наше отношение к гражданскому населению Германии. До сих пор мы увлекались статьями Эренбурга и думали, что все немцы бандиты… А в действительности немцы разные, поэтому к ним надо относиться по-разному».
2. Красноармеец Соболев, комсомолец, высказал правильное мнение: «Я и раньше думал, что пора нам немцев сортировать…».
3. Наводчик 76-мм орудия 1103 сп серж. Павлов в разговоре с бойцами рассказал: «Вчера зашел я в один дом, смотрю – сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно. Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько они голодны. «А, сволочи,- подумал я,- не стало нашего украинского хлеба – зубами щелкаете». Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродия».
4. Командир 3 сб капитан Ломакин наглядно показал подчиненным пример дисциплины и выдержки: «Заходим с патрулем в дом, а немец смотрит косо и недоволен, что после нас следы на паркете остались. Видно, сука,- капиталист какой-то. Хотелось мне ему по морде врезать, но сдержался. Моя честь мне дороже, и марать руки об него я не хочу».
5. Нач. штаба 1103 сп подполковник Сабреков заявил: «Приказ № 11072 правильный, я его одобряю, но у меня в душе жжет. Ведь этот задрыганный фриц только что сейчас стрелял по мне, а потом, видя, что положение безвыходное, чтобы сохранить свою шкуру, поднял руки вверх, и его нельзя расстреливать».
6. К-ир огневого взвода 1 батареи 295 оиптд{16} Цевелев (сказал): «Приказ Ставки я одобряю, но сейчас каждый из нас горит жгучей ненавистью к немцам, и все немецкое нам противно. Мы имеем месть не только к тем немцам, которые сопротивляются, но и к тем, которые их обеспечивают для ведения войны против нас. Я буду выполнять этот приказ, но моя ненависть ко всем немцам не уменьшится, и нам нельзя прощать преступлений. Мы не должны ничего забывать».
7. К-н Романенков показал: «Мы с к-ом батареи 45-мм пушек тов. Приходько находились в доме, в другой комнате сидели 2 немки и разговаривали. Вдруг врывается какой-то ст. лейтенант с пистолетом в руках, бросается к немке, хватает ее за грудь и толкает на пол, и пока мы поняли, в чем дело, он двумя выстрелами убил немку. Мы хотели его задержать, но он, сказав: «Будут помнить, как в моих солдат стрелять», выскочил вон и скрылся».
8. Старшина Шорин (1 батарея 1298 ап{17} ): «Наши люди переполнены чувством мести, и это справедливо. Но мы вредим себе, когда на глазах у немцев расстреливаем сдающихся в плен – так нехорошо делать. Поэтому они нас боятся и больше сдаются союзникам».
9. Гв. майор Амельков (командир 3 сб{18} ): «Мы будем гуманно относиться к врагу и этим самым докажем всему миру, что Красная Армия умеет мстить организованно, наказывать виновников войны и не трогать тех, кто в этом не виноват».
В ходе бесед ряд бойцов и офицеров задали политработникам заслуживающие внимания вопросы. Привожу наиболее характерные из них:
1. Куда мы пойдем дальше, после занятия Берлина?
2. Можно ли оказывать медицинскую помощь раненым немецким военнопленным?
3. Можно ли дать кусок хлеба немецкому военнопленному во время его конвоирования?
4. Будет ли отправляться к нам на работу немецкое население?
5. Можно ли там, где нет немецкого населения, брать вещи для посылки семьям красноармейцев? Не последует ли в связи с этой директивой прекращение отправки посылок на Родину?
По всем вопросам даны разъяснения, и с каждым из задававших вопросы проведены индивидуальные беседы.
Начальник политотдела 328 сквд
* * *
Политдонесение
25 апреля 1945 г.
После проведения разъяснительной работы вокруг приказа Ставки № 11072 в 328 сквд заметно повысилась дисциплина и порядок, а личный состав, в большинстве своем правильно поняв требования этого приказа, стал иначе относиться к гражданскому немецкому населению. Об этом свидетельствуют следующие характерные факты (и высказывания).
Красноармеец Беляев – 258 сп{19} : «…Месть местью, но интересы войны, интересы Советской Родины требуют от нас мести на поле брани. В боях нужно бить тех немцев, которые сопротивляются. Если же немец сдается, трогать его незачем. Пусть поработает в России, пусть отстраивает нам Сталинград, Воронеж, Минск и другие города».
Сержант Пузырьков, кандидат в члены ВКП(б): «Правильно говорит товарищ Сталин. Чтобы не позорить имя советского человека, не можем мы как немцы поступать, хоть и горит сердце ненавистью к зверям».
Комсомолец красноармеец Гречаный: «Мы предполагали, что когда придем в глубь Германии, запретят мстить, как начали. Многие совершали насилие, занимались барахольством из озорства, но почти все с сильным озлоблением, при этом приговаривали: «За мою хату, за сестру, за мать, за нашу Родину, за кровь и раны наши, за искалеченную жизнь». Мстили мы, как сердце подсказывало. Мы не понимали, что позорим свой народ и Красную Армию. Поэтому я и думал – неужели не запретят этого?»
Но некоторые бойцы, сержанты и офицеры, особенно пережившие от фашистских захватчиков и имея жгучую ненависть к немцам, не могут смириться с коренным изменением отношения к военнопленным и местному немецкому населению.
Так, например, красноармеец Глубовский, 12 батарея, услышав приказ Ставки, с возмущением воскликнул: «Так, значит, мы немцев должны помиловать?»
Красноармеец Андросов – 120 минометная батарея 712 сп сказал: «Не быть жестоким по отношению к немцам тому бойцу, у которого немцы сожгли дом, повесили мать, расстреляли отца и брата – значит, нужно притупить ненависть к врагу».
Красноармеец-ездовой – 1 сб 605 сп Горелов: «Что же это получается? Значит, я не могу отомстить немцам за то, что они у меня сожгли дом, угнали в рабство сестру, увели весь скот? В сердце моем никогда не ослабнет ненависть к немцам».
Связист Максименко – 278 ап: «В мои мысли не укладывается: как это так – немцы грабили и убивали наших людей, а мы за это должны еще их и жалеть…».
Красноармеец комендантской роты Управления Пинчук, член ВЛКСМ: «У меня немцы убили мать, отца, сестру. Как же я буду после этого связываться с немкой? Немка – это тварь, это мать, сестра людоеда, зверя, и к ней надо относиться с презрением и ненавистью».
Красноармеец-стрелок Макаренко – 8 ср{20} 605 сп после того, как ему разъяснили недопустимость мародерства, грубого отношения к немцам, в гневе заявил: «Вас много сейчас здесь найдется указывать, на передовой надо было воевать, пробыть там все время, и тогда бы вы узнали, кто такие немцы и как к ним относиться».
Нужно отметить, что озлобление против немцев не снижается, а, наоборот, усиливается, в особенности, когда они проявляют коварство и двуличие. Так, 23 апреля с. г. немецкие танки напали на тыловые подразделения 65 кавполка, и пленные немцы, покорно сдавшиеся в плен, увидя свои танки, побежали им навстречу и, вскочив на броню танков, стали вести огонь по нашим войскам из автоматов, подобранных у убитых красноармейцев. Лейтенант Касецкий после этого заявил: «Перестреляю всех пленных немцев за 65 кавполк. Пусть гады не думают, что если они подняли руки, то они могут быть спокойны за свою жизнь. Пусть они отвечают за действия тех, кто еще не бросил оружия».
Красноармеец Артемов – стрелок, б/п{21} , 4 ср 118 сп: «Немцы шляются по лесам, стреляют в нас, а мы будем с ними гуманничать?»
Сержант Степанов – командир отд. связи, 1 батарея, 918 ап: «С ними будем по-человечески, а они, переодевшись в овечьи шкуры, будут стрелять из-за угла, подло убивать, а мы – сохраняй им жизнь».
До сих пор имеют место отдельные случаи недостойного поведения бойцов.
Химинструктор 1 дивизиона 889 артполка, парторг 1 батареи Австашенко 22 апреля, будучи в пьяном состоянии, изнасиловал немку. Австашенко от руководства парторганизацией отстранен и привлечен к партответственности.
Командир взвода автоматчиков дивизии старшина Шумейко, уже после ознакомления под расписку с директивой 11072, имел с местной жительницей немкой Эммой Куперт, 32 лет, половое сношение продолжительностью более суток, причем зашедшему к ней в дом с проверкой патрулю Куперт пыталась выдать старшину Шумейко, находившегося в шелковом белье под одеялом, за своего мужа, от рождения глухонемого и потому освобожденного от службы в немецкой армии. Однако старшим патруля Шумейко был опознан и доставлен в часть.
