— Карпенко… — остановил он бойца. — Давай свой «МГ». Поменяемся на время. А то у моего ствол вот-вот разорвет…
На ходу они переменили оружие, как будто поменялись эстафетными палочками.
— Командир… — спешно затараторил Карпенко. — Я останусь. Нельзя вам…
— Отходим! — не терпящим возражений голосом оборвал Аникин. — Мы — следом… Давай, бегом… уводи людей…
Одну из танковых башен немцы все-таки развернули в сторону леса. Теперь в дело вступил один из курсовых пулеметов. Пламя вырывалось из башенной щели, по широкому сектору поливая очередями всю лесную опушку, которую спешно покидали аникинские штрафники. Поддержанные такой огневой мощью, под прикрытием трех пулеметов, фашисты перешли в атаку. Аникину было хорошо видно, как их черные силуэты вырастали из травы.
Ночное небо и лес вдруг посветлели и стали серыми, свидетельствуя о приближающейся заре.
— Слышь, Яким… — проговорил Андрей, выставляя взятый у Карпенко немецкий пулемет на сошки.
— Да, командир… — откликнулся боец.
— Ты не торопись боекомплект расходовать… Поближе подпусти…
— Ясно…
— Нам еще только утра не хватало, — зло усмехнулся Аникин. — Заря приближается…
— И гады приближаются… — с юмором приговоренного в голосе ответил Якимов.
— А мы щас им покажем, Яким… — в тон бойцу ответил Андрей.
— Можете не сомневаться, товарищ командир…
Они ударили по наступающей неровной цепи почти одновременно. Несколько немцев упали замертво, как подкошенные. Другие попытались залечь. Но они подошли слишком близко, а земля тут была распахана и ровна, как стол, так что укрыться было негде. Пули, выпущенные Аникиным и Якимом, рыскали по этому пространству, вздымая вверх земляные фонтанчики и, одного за другим, отыскивая врагов. Вот трое или четверо, оставшихся в живых, начали отползать назад. Воздух становился все светлее, и в широкое пространство поля, окруженного плотным кольцом леса, стал густыми клубами наползать туман. Он окутал и клубящийся черным дымом остов горящего дома, и весь хутор, разбитый и растерзанный ночным нападением аникинской группы.
— Смотрите, командир… — Яким ткнул пальцем в башню «пантеры», из которой по ним строчил пулеметчик. Башня и ствол стали перемещаться. Выцеливали прямо в них.
— Все, и нам пора…
Андрей успел сказать, но сделать что-то уже не смог. Будто сразу тысячи громов громыхнули одновременно возле его ушей. Страшная, неимоверная сила раскаленной ладонью провела прямо над его головой, вмяла его тело в мягкую землю и ушла в глубь леса. Андрей поднял голову, очумело озираясь и не понимая, что происходит. Вот возле него появилось лицо Якимова. Тот, судя по перекошенному рту, что-то кричит ему прямо в ухо. Но Андрей ничего не слышит. В голове только звон и гул — как будто в мозгу надулся огромный пузырь, который не пропускает звуки внутрь. Но вот пузырь лопнул, и в уши с болью и скрежетом хлынула волна смертоносных звуков.
— …ндир… скорее… — разобрал он ошметки слов, вылетавших из кричащего рта Якима. Тот с силой тряхнул рукой Аникина за плечо. Еще не придя в себя, Аникин послушно сложил сошки, переметнул ремень на шею. Раскаленный ствол пулемета, качнувшись, ожег ладонь, но Андрей даже не почувствовал боли. Заплетающимися полусогнутыми ногами, бегом они уходили в чащу, каждый миг ожидая спиной нового выстрела танка.
— Сюда, товарищ командир… — Яким уверенно выбирал путь в зарослях. Аникин думал только об одном — успеть, не отстать от него.
Глухота почти прошла, остались только шум в голове и боль в ушах.
— Хорошо, что мы оказались к нему слишком близко… — бормотал Андрей. — Прямой наводкой — все равно перелет будет.
— Зато как жахнуло! — взбудораженно отозвался Яким. — Я думал — башка лопнет… Смотрю, а вы, товарищ командир, того — в полной «несознанке». Думаю, все, кранты…
— Ничего, Яким… Нас так дешево не возьмешь… — отозвался Аникин.
— Ага, и я того же мнения… Вот, видите… Наши тут шли точно…
Якимов показал на сломанную ветку и несколько смятых листьев.
— Да ты настоящий следопыт, Якимов… — похвалил его Андрей.
— Следопыт не следопыт, а варнацкое дело нам малость знакомо… — с хитрой улыбкой ответил боец. — Из тайги выйти не каждый может…
Яким вдруг остановился и замер. Аникин чуть не налетел на него по инерции.
— Чего ты?.. — спросил он, тоже останавливаясь.
— Слышите?.. — произнес Яким, вслушиваясь в лесные звуки. — Слева по борту… Похоже наши…
Андрей тоже различил в глубине чащи шорох и треск ломаемых сучьев.
— Может, позвать их… а, товарищ младший лейтенант? — спросил Яким.
— А если это немцы? Не-ет… — ответил Аникин. — Давай тихим ходом на них держаться. Без шуму подберемся. Береженого, сам знаешь…
— Оно и верно… — согласился Яким и изменил направление движения. Ступать они стали осторожнее, стараясь не шуметь лишний раз.
— Смотрю, Яким, ты и в «товарищи» меня уже записал… — по пути заметил Аникин. — А то поначалу все «гражданином начальником» величал…
Якимов покряхтел и откашлялся.
— Оно-то привычнее… поперву, товарищ командир… — с признательной интонацией в голосе ответил он. — Для меня-то восемь лет кто в форме, непременно гражданин начальник был. А теперь вроде как и сам…
Он приостановился и пожал плечами, добавив:
— Родину вот… защищаю…
Сплюнув, Яким ощерился, показав ряд металлических зубов, таких же по виду свинцовых, как и его маленькие, глубоко утопленные в глазницы зрачки.
— Я тебе скажу одно, командир… У меня каждое слово на весу, и базар фильтровать я умею. Так что, если говорю «товарищ», значит, так оно и есть. После дела сегодняшнего можно… Потому как за спины наши штрафные ты не прятался и огнем прикрывал…
— Тут чести никакой нет, — отозвался Аникин. — Это в бою — первый закон: прикрой товарища… Ладно… — проговорил он, доставая из кармана гимнастерки припасенный окурок. — Наши никак не догоняются…
— Быстро чешут, товарищ командир. Шустрые… — весело ответил Яким, с готовностью доставая огонь для аникинской самокрутки.
Казалось, они уже должны были догнать свою группу. Но вдруг шедшие впереди будто исчезли. Растворились в зарослях. Аникин вместе с Якимом остановились, вслушиваясь в доносившиеся из чащи звуки. Никакого движения впереди.
— Куда ж они подевались? — прошептал Яким.
— Непохоже это на наших… — перемещая пулемет и беря его на изготовку, так же тихо ответил Аникин.
— Фашисты? — произнес Якимов, выставляя вперед ствол трофейного немецкого автомата.
Они притаились за стволами деревьев, ожидая, когда враг не выдержит и обнаружит себя. Впереди отчетливо треснула ветка.
— Ага… — уверенно произнес Андрей. Передернув затвор, он отчетливо и громко сказал:
— Фашисты!.. Хенде хох… Шнеле…
Несколько секунд в ответ ему только шумели листья на верхушках деревьев. Потом за одним из них снова хрустнула ветка. Яким, не выдержав, полоснул в него очередью. Две пули угодили в ствол, наискось вспоров темно-серую кору.
— Панове… блажам… не забие… панове… — вдруг жалобно заголосило женским тоненьким голосом это самое дерево.
— Что за черт?! — пробормотал Андрей. — Не стреляй, Яким. А ну, выходи, кто там прячется?..
Прошло несколько секунд, и вот от ствола отделилась фигура. Юбка, мужской пиджак, на голове платок. Та самая женщина, с хутора.
— А ну, стой! Не двигайся… Руки… Руки покажь! Вверх подымай… — говорил Яким, подтверждая свои слова указательным движением ствола автомата. Голос его звучал безжалостно сухо. Женщина от этого еще больше перепугалась. Ее поднятые руки задрожали. Побелевшие, разбитые, с запекшейся кровью губы пролепетали еще жалостнее:
— Ни вбивайте… Благаю[3]… Ни треба…
Аникин, держа пулемет наготове, медленно подошел к ней. Он внимательно оглядывался по сторонам. Где-то рядом могли затаиться фашисты. Похоже, они устроили погоню. А эта — наверное, проводница у них.
— Что ты тут делаешь? — стараясь не повышать голоса, спросил Аникин.
Она молчала, озираясь то на него, то на Якима расширенными, наполненными ужасом и страхом глазами. Ее аккуратный курносый носик дышал часто-часто.
— Что молчишь? Воды в рот набрала? — наседал Яким. — Отвечай, когда тебя спрашивают…
— Не треба стриляти… — снова пробормотала она. Две крупные прозрачные слезы выкатились из ее глаз. Слезы текли по ее покрытым пылью и копотью щекам, прокладывая чистые линии-дорожки.
— Мы тебя не убьем, — как можно мягче произнес Аникин. — Ты одна? Отвечай мне…
