Николай Лесков - Случай у Спаса в Наливках

В Москве, в церкви Всемилостивого Спаса, что в Наливках, в 1727 году, было два священника и дьякон. Один из священников, отец Гавриил (Григорьев), был «действительный поп», т. е. настоящий священник здешнего прихода, а другой – отец Кирилл (Федоров) «не действительный», а «приукаженный поп, по эпитрахильному указу», то есть это был безместный и приставленный к церкви Всемилостивого Спаса в помощь «действительному» священнику, отцу Гавриилу. «Приукажен» поп Кирилл был на срок, а именно «на один год», но прирос тут как-то плотно и служил уже несколько лет, как поп, «приходским людям гожий».

Лады у священников были – как это часто бывает – не особенно хорошие: Кирилл завел против Гаврилы «приказную ссору». В наших православных «двуштатах», как известно, есть достаточно таких «междуособных обстоятельств», которые делают нелады между левитами совершенно понятными.

Что за человек был отец Гавриил, этого по делу не видно, но отец Кирилл был из тех, с которыми трудно «учредить церковь Божию». Во-первых, он запивал и в подпитии был шаловлив и дерзок; во-вторых, у него были особенные слабости, совершенно неудобные лицу, предстоящему престолу божию.

Склонность к пьянству и ребячливые во время подпития поступки отец Кирилл обнаружил вскоре же по прибытии к церкви Спаса на Наливках, но из проделок его за двери храма долго ничего не выходило, а из этого, кажется, непременно следует заключить, что товарищ отца Кирилла, «действительный поп» Гавриил, был человек снисходительный и неябедливый.

Однако, как кувшин, ходя по воду, оканчивает тем, что сломает себе голову, так и шаловливому отцу Кирилле положен был предел, дальше которого не могли идти без наказания его неиерейские дела, и случилось с ним следующее.

В воскресенье, 9 июля 1727 года, рано утром отец Кирилл служил утренню. Очевидно: он начинал свою очередную седьмицу и пьян не был. «Действительный поп», отец Гавриил, тоже находился тут, но не служил. На клиросах стояли певцы, на правом лучшие, а на левом худшие, и в числе их появился «в палиелей» один, может быть, из почетных местных прихожан «розыскных раскольницких дел канцелярист Перфилий Протопопов».

С этим-то лицом у отца Кириллы и завелася история, которая интересно изложена самим Перфилием в «доношении», поданном через четыре дня после происшествия в московскую духовную дикастерию.

По условиям печати мы исключим из этой характерной жалобы повторения и неудобные слова, употребленные доносителем о неудобной в церковнослужении слабости отца Кирилла. Далее дело является в следующем виде.

«Июля 9-го дня, в воскресенье, по должности христианской (пишет Перфилий) случился я быть в приходской своей Всемилостивейшего Спаса, что в Наливках, церкви у утренни и для пения церковного становился всегда на правом клиросе, и во время той утренни во палиелей, тоя церкви служащий, определенный за штатом недействительный священник Кирилл Федоров кадил всю церковь и народ по обычаю. По каждении же он, поп, паки взошел на правый клирос и кадил мне (Перфилию) вторично – особищно других».

По обыкновению, в таких случаях «особищно» окаждаемый должен был положить в руку кадящего священника какую-нибудь монету, и канцелярист Перфилий, разумеется, этот порядок знал, но имел какую-то фантазию его не исполнить: взял да ничего отцу Кириллу и не дал. Священник принял это за грубость – осердился и начал на Перфилья «не однажды намахиваться кадилом, яко бы жартуя (т. е. как будто шутя), но собственно со прошением себе подаяния от денег, как обычай о том приходских церквей сбирать священницы имут». «Намахиваться» на тех, кто не дает ничего за окаждение, – тоже было в обычае, и при этом иногда неблагодарного прихожанина ударяли кадилом, а иногда только осыпали его горящими угольями. «Углие горящее собираша на голову его».

Чтобы избавиться от такой экзекуции, надо было скорее «дать попу на кадило», но Перфилий говорил, будто «тогда что дать ему (Кириллу) не случилося». Отец Кирилл так ни с чем и отошел, но не простил Перфилью его скупости, а когда «в приспевшее время (для пения) начал он (Перфилий) с прочими на правом клиросе петь антифоны, – потом пели и на левом, – и как они начали паки петь стихи по уставу», то отец Кирилл стал придираться и колобродить. «Тогда оный поп, выступя из алтаря, в священном одеянии, и кричал тоя же церкви пономарю Ивану Федорову, чтобы он антифонов не пел и правого клироса не слушал, а читал бы говорком, по-скору».

Делалось все это с тем, чтобы дать Перфилию почувствовать, что если он отца Кириллу за особищное окаждение ничем отблагодарить не нашел, то и распевание его на правом клиросе совсем не нужно. А чтобы он, Перфилий, еще яснее это понял, отец Кирилл «при тех словах» кричал всенародно о нем необычайно и бесчинно тако:

– Что вы смотрите, что Перфилий поет антифоны! Он, де, пришел в церковь, напився котельного пива, да и распевает, а на каждение денег попу не дал. Так делают только плуты и бездельники.

Такою неуместною выходкою отец Кирилл, по мнению Перфилия, «учинил в церкви Божией мятеж и посмеяние всенародное и последованию церковному во всем остановку и пресечение».

Чтобы не дошло до большего соблазна, в дело вмешался «тоя ж церкви действительный священник Гавриил Григорьев и приходские люди, чтобы он, поп, мятежа в церкви не чинил, но он не преставал». Антифонов допеть не дал, да еще заставлял распевшегося Перфилия читать прокимны, но это увидал пономарь, который взял и «проговорил говорком» прокимны на левом клиросе. «А антифоны за мятежем и несогласием оставили не допевши».

Тут поп Кирилл, видя, что скандал выходит не велик и не сочен, посягнул на большее и достиг цели.

«Как приспе время предо чтением святого Евангелия священнику, обратясь на люди, преподать мир, и он, поп Кирилл, обратясь из царских врат на народ, бесчинно закричал:

– Мир всем, кроме Перфилия проклятого и раскольника».

Обиженный канцелярист Перфилий не захотел простить этого попу Кирилле и собрал о нем еще некоторые другие сведения от дьякона Петра Стефанова да от сторожа Михаилы Иванова. Тут он узнал, что все проделанное отцом Кириллом над ним, Перфилием, ничтожно в сравнении с тем, что приходилось от этого священника испытывать упомянутым дьякону и сторожу.

С ними отцом Кириллом учинено было следующее:

«Еще в 724 году, в июне месяце, во время вечернего пения, отец Кирилл, напився пьян, в святом алтаре и во священном одеянии садился на дьякона Петра и ездил на нем около престола, яко обычно детям играть чехардою.

Усмотря таковое попа Кириллы бесчинство, сторож Михайло дьякона Петра из-под насевшего попа вызволил», и оба они, – как дьякон, так и сторож, – «предъявили о том приходским людям».

Приход этою чехардою как будто не соблазнился и не обиделся.

Год спустя отец Кирилл устроил еще более смелый «мятеж», но в ином роде.

«725 года, мая, против 20-го числа, он, поп Кирилл, напився пьян, во вечернее пение», обнажился в алтаре негоже, и находясь «во священном облачении», сделал здесь – так скажем – детскую слабость… В донесении это названо Перфилием по-простонародному, как в печати повторено быть не может.

Сторож и об этом «поповском мятеже» «извещал приходским людям», но и это извещение для отца Кириллы осталось снова без всяких неприятных последствий.

Обиженный канцелярист Перфилий, видя, что попа приходом не изнять, взялся за него на другой манер: он на народ, т. е. на приходских людей, не стал располагаться, а списал все, что мы теперь передали, и отрепортовал московской духовной дикастерии под видом опасливости, «чтобы ему, Перфилию, за необъявление оного мятежа и бесчиния чего не причлось».

Перфилий будто и не хотел бы доносить, но боязнь его к тому понудила. А чтобы зачинаемое против отца Кирилла дело было на суде лепко и крепко, канцелярист Перфилий прописал и не малый облак свидетелей. «Видели, говорит, и слышали весь оный мятеж священник Гавриил Григорьев, дьякон Петр Степанов, жилец его Шелковник, пономарь Федоров, сторож Михаил Иванов, да купецких людей по именам 11 человек, да подьячий 1, да других довольное число».

То есть, значит, выставил во свидетели полну церковь людей, с попом, дьяконом и дьяками.

В дикастерии поставленное таким образом дело уже не могло остаться без последствий и получило законный ход по судебным обычаям тогдашнего времени, от которых, впрочем, по духовной юрисдикции, существенно не разнятся еще и нынешние.