Андрей Гордасевич - Первые игры с Ней

Андрей Гордасевич

Первые игры с Ней

- Вышел месяц из тумана, - кудрявый мальчуган с небом в глазах тыкал пальцем то себе, то подружке в плечо.

- Подожди, не-ет, давай другую, - попросила та.

Приятели были в том возрасте, когда уже пересказывают друг другу нелепые взрослые новости, торопясь безвозвратно стать маленькими мужчинами или маленькими женщинами, но все же необъяснимая, застенчивая робость детства еще не окончательно покинула их: мелькала во взглядах, укутывала шею, распахивалась и затворялась, словно старая скрипучая калитка, что вот-вот сорвется с проржавленных петель.

Оба казались одного роста, да и одеты были похоже: на каждом джинсы, свитерок и осенние ботинки. Но даже если б кто нарядил их совсем одинаково, все равно не спутал бы: выдавали волосы.

Его кудри нелепо прыскали во все стороны и одновременно жались к голове, придавая лицу то дурашливо-простодушное выражение, которое не смахнешь, как ни старайся: хоть сдвигай брови, хоть топай ногой; уж как ни причесывай, ничего не поделаешь. А ее шею наполовину скрывала копенка тяжелых нитей, словно вытянутых из чугунной решетки, совсем прямых и черных, как вороново крыло, под стать глазам.

В отличие от мальчика, девочка казалась на редкость темноглазой. С первого взгляда могло почудиться, что таких темнооких детей не бывает вовсе. Однако, приглядевшись, легко было заметить, что для взрослых глаз они слишком уж живые и беззаботные.

- Эники-беники ели вареники, - снова начал мальчишка.

- Нет, ну давай вот такую...

- Ну че ты канючишь?.. Канюка. Сама давай, - надул он губы.

- Ну и пожалуйста: Первый, второй - лежат под горой; третий, четвертый - в стенку запертый; пятый, шестой - в урне пустой, семь да восемь - молча выносим, - тут она на секунду прервалась, задержав палец на плече светлоглазого: так все дети подгадывают, как лучше закончить считалочку. - И (неуверенная пауза) он (замолкла, нахмурившись), и (помедлила) ты (аккуратно) - мо-(ладонь к своему плечу)-и (быстрее) цве-ты. Ты. Ты вышел. Прыгай первый.

- Какая смешная! - прыснул мальчик все еще чуть сердито.

- Кто - я? - она насупилась.

- Да нет, твоя считалка! - обидка растаяла по обветренным губам. - И он, и ты - мои цветы! А-хэй-я! Здорово! - мальчишка завертел руками и несколько раз подскочил на месте. - Никогда не слышал такой.

- А попрыгать ты не хочешь? - кокетливо поинтересовалась девчушка.

- А я что делаю?! - он еще несколько раз подпрыгнул, взмахивая ручонками, будто подбрасывая себя в воздух, а когда остановился, совсем даже не запыхавшись, напоминал расшалившегося щенка, который носился-носился по квартире и вдруг замер перед хозяином, дожидаясь, пока тот топнет ногой или хлопнет в ладоши, бросив ему мячик.

Но подружка вовсе не желала его подзадоривать. Она просто достала из кармана прыгалки и спросила:

- А со скакалкой? Ты что, не можешь?

- Я?! Давай сюда!

Он выхватил у нее из рук прыгалки - красный резиновый шнур с зеленоватыми ручками - выскочил на середину парковой дорожки, примерился и завертел скакалкой через голову, сначала в одну сторону, потом в другую, шурша подошвами по гравию.

Шнур иногда задевал по земле, мальчуган сбивался; раскрасневшись, он остановился и выдохнул:

- Во!.. Тридцать!.. Теперь ты!.. Будешь?..

- Ну так!

Она прыгала изумительно легко. Он даже удивился: выставил одну ногу вперед и теребил руки за спиной, наблюдая, как ее черные волосы подлетали вверх-вниз - так некоторые птицы взмахивают крыльями, расправляя их перед тем, как подняться в воздух.

А потом свободно, почти задумчиво, будто не замечая его, она подскочила пару раз на одной ножке, затем на другой, игриво замедлила темп, скакнула повыше, поджав ноги... чиркнула по дорожке сдвинутыми каблучками и застыла на месте, как травинка, дожидающаяся нового клочка ветра, чтобы опять закачаться из стороны в сторону.

- У тебя здо-орово получается! - уважительно протянул он.

Она пожала плечами:

- Может, поиграем в классики?

- Н-ну... давай, - ответил мальчишка неуверенно. - Здесь рядом есть асфальт...

В классиках силы их были равны, а может, она поддавалась слегка. Но ни один ни разу не наступил на неровные линии, прочерченные обломками кирпича. Может, поэтому им быстро надоело.

- А я тебя раньше здесь не видел, - он испытующе взглянул на нее.

- Я гуляла в другом месте. Там был красивый бульвар.

- Красивый? Разве бульвары бывают красивыми? Там же вокруг машины!

- Не везде. На моем бульваре не было машин.

- Ты что, - удивился мальчик, - на бульваре их и не бывает. Они там, рядом везде. А наш парк лучше бульвара. Здесь же есть пруд.

- Да, пруд - это да.

- А зимой он замерзает, и все катаются на коньках.

- И ты?

- Конечно. Лучше, чем папа. У папы такие большие коньки! В таких тяжелых коньках я бы тоже не смог кататься. А ты умеешь кататься на коньках?

- Немножко, - односложно ответила девочка.

- Я тебе покажу. Приходи. Ты будешь гулять зимой?

- Ты хочешь?

- Конечно. Мы слепим снеговика. А сейчас осень. Видишь, только листья. Из них ничего не слепишь. Только дядя Фоня может.

- А у меня нет дяди, - сказала она без выражения, так, как диктор по радио зачитывает прогноз погоды, которому никто не верит.

- Дядя Фоня - мой сосед, а совсем не дядя. Он собирает из них кирпарий. Знаешь как?

- А-а, - прозвучало невнятно и полувопросительно.

- Он собирает самые разноцветные, красные, желтые, а потом несет их домой и... и там у него есть... забыл... толстые книги со словами, знаешь, такие синие, а есть иногда красные?

Она кивнула.

- Ну вот, он их прячет между всех слов, закрывает книгу, а сверху кладет кирпич. Когда листья высохнут, кирпарий готов. Тогда он его клеит на бумагу для рисунков и показывает соседям.

- Ты тоже видел?

- Да. А еще он вырезает из листьев картинки. Ножницами. На одной он вырезал крыши домов из клена. А над домами старуху из тополя. Вон они, видишь, вон там? Какие темные и страшные...

- Клен? - она подняла бровки. - Он мне очень нравится.

- Нет. Тополь.

- А какую старуху?

Он пожал плечами:

- Какую-то. В длинном платье. Темную. А еще у нее была такая, чем режут траву.

- Такая кривая?

- Ага. Гнутая. Похожа на нос вороны.

- Так я и думала. А еще? Какая она была?

- Я не знаю. Страшная. Она была старая. И везде - черные пятна. Это потому что тополь такой грязный.

- Она не похожа на меня, а? - девчонка скорчила рожу.

- А-ххэй-йя! Ну, ты даешь! Конечно, нет.

- Если она такая страшная... Почему он тогда ее вырезал, твой дядя Фоня?

- Он сказал, эта старуха увела с собой его жену.

Девчуга поморщилась:

- Зачем ей его жена? Разве у нее еще не все есть? Она ведь так высоко, даже над крышами?

- Он сказал, это плохая старуха. Она каждый день уводит кого-нибудь из города. И каждую ночь - еще кого-нибудь. А его жена болела, и к ней ходили врачи. А потом пришла эта и увела ее. Я сам видел: сначала она лежала на кровати, а потом я пришел, и никого нет.

- И куда они ушли?

- Я тоже спросил, куда, а он говорит, не знаю.

- Странно. Обычно взрослые все знают, а?

Он пожал плечами.

- И ты не помнишь, как зовут эту старуху? - спросила она.

Он с серьезным видом покачал головой и выпятил нижнюю губу, как бы давая знать: "Без понятия", а потом сам поинтересовался:

- А тебе зачем?

- Так, просто, вдруг встречу. И не узнаю.

- Ты узнаешь. Ведь у нее эта штука, как нос у вороны.

- А-а, - протянула девочка, опустив глаза, и прибавила, помолчав. - А ты не думаешь, что он все врет, твой дядя Фоня? Может, она хорошая, эта бабуля?

- Я же тебе рассказал! - мальчуган встал руки в боки. - Она украла у него жену. Я сам видел, - он посмотрел на девочку с укором и начал обходить ее полукругом.

- А может, она пригласила ее в гости? - с издевкой предположила та и так же двинулась в противоположную сторону.

- Какая ты противная! (сжимает кулачки) А дядя Фоня плакал. Он говорил, что больше не увидит...

- Ты скажи ему, - перебила она, - скажи ему, чтобы не плакал. Откуда ты знаешь, может, они скоро увидятся?

Двое медленно кружили друг перед другом.

- Я тебе не верю, - ответил он как можно тверже, чтобы она не вообразила себе чего...

- Вспомни лучше, его жена болела? - продолжала она свои вопросы.

- Болела.

- Вот видишь! Ей было плохо, правда?

- Было.

- А теперь она перестала болеть, ведь перестала, скажи?

- Ну...

- Значит, ей стало лучше. А ты говоришь...

- Я не знаю... Я не знаю, - пролепетал он в совершенной растерянности. - Дядя Фоня...

- Ты помнишь, что он еще вырезал? Какие картины?

- Там был лес. И... и озеро. А на другой поля. Он наклеил их из зеленых листьев с коричневым. А еще на одной была собака. Очень большая. С красным языком. И совсем нестрашная. Он подарил мне ее и сказал, она будет меня охранять.

- Тебе нравятся его картинки?