Олег Блоцкий - На войне у каждого своя правда

Олег Блоцкий

На войне у каждого своя правда

Бойцы информационного фронта

Путь любого московского журналиста в Чечню на передовые позиции российских частей начинается с Моздока, где находится штаб Объединенной группировки войск (ОГВ) на Северном Кавказе и при котором действует временный пресс-центр. Попав туда, журналист тщательно, под обязательную роспись, инструктируется местными полковниками, что ему можно делать, а что нельзя. Из объяснений выходит, что, в принципе, нельзя ничего, и тем более попасть на передовую.

Аккредитованных в Моздоке журналистов время от времени вывозят организованными стайками на вертолетах на какой-либо командный пункт на пару-тройку часов, где они рассыпаются веером в пределах видимости контролирующих штабных офицеров и интервьюируют по очереди генерала или же двух каких-либо специально заинструктированных для подобного мероприятия солдат.

По утрам журналистов потчуют информационными сводками, которые "пекутся" даже не в Моздоке, а в пресс-центре Минобороны и затем аккуратно выдаются по телефону засекреченной связи в штаб ОГВ.

Практически пять лет назад, в декабре 1994 года в том же Моздоке и на территории того же самого штаба у меня произошел следующий диалог с полковником тогдашнего пресс-центра.

- Что вы можете рассказать о сегодняшнем дне в войсках, которые находятся в Чечне, о потерях?

- Ничего.

- А где я могу это узнать?

- В пресс-центре Минобороны, в Москве.

- Какой смысл мне находиться здесь и получать информацию из столицы.

- Да, не горячись ты так, - лениво успокаивал полковник, - я тоже ее оттуда получаю...

Ничего не изменилось в подходах работы военного ведомства с того времени: постоянная оглядка на Москву, страх за собственную должность и беспрерывная ложь.

В январе 1995 года, уже после того, как обществу стало ясно, что армия несет огромные потери в Грозном, мне позвонил тогдашний высокопоставленный генерал Минобороны, который отвечал, в том числе и за работу со СМИ.

- Почему, почему все московские журналисты на чеченской стороне? Почему их нет в наших частях?

- Да потому что именно Минобороны сделало все, чтобы их там не было. Ваши офицеры не пускали, запрещали, лгали, выгоняли из пресс-центра, вышвыривали с территории армейских баз. Ребята искренне хотели рассказать о проблемах армии, а ваши подчиненные не желали, чтобы репортажи с мест не были не похожими на их победные сводки начальству, в том числе и вам. Они же сообщали, что было приятно слышать, а не то, что есть на самом деле.

Генерал, зло выругав "этих лизоблюдов и усердных идиотов, который страшнее врагов", положил трубку.

Уверен, что сейчас уже другой генерал, радостно докладывая более высокому начальству "об успешной работе с журналюгами", не подозревает, что подобной "работой" он копает яму в первую очередь армии на передовой, у которой, как всегда, множество проблем, и о которых даже штабное начальство в Моздоке не всегда подозревает.

Как правило, генералы проявляют бдительность совершенно не там, где она необходима.

Бдительность - наше оружие

Журналист, получая аккредитацию в пресс-центре, не получает специальный пропуск для прохода на обширную территорию штаба ОГВ. Пройти без него через КПП, которое охраняется вооруженными солдатами, нельзя. Однако не было случая, чтобы в штаб мы не попали.

Иногда действовали объяснения, что бумажка с надписью "Регистрационное удостоверение" и есть наш пропуск. Но самым действенным оружием являлись сигареты. На подходе к любой части, в том числе и самой охраняемой уже на территории штаба ОГВ, достаешь пачку сигарет и тащишь одну из них, якобы закуривая. Дежурный солдат делает охотничью стойку и просит закурить. Угощаешь его, говоря при этом на всякий случай: "К полковнику Смирнову из оперативного управления." Хотя никакого Смирнова, естественно, не знаешь. Боец кивает головой и открывает ворота.

В январе 95-го вернулся в Моздок из Грозного. На КПП дежурный никак не хотел пускать за вещами, оставленными в пресс-центре. Тогда я подошел к часовому и, протягивая пачку сигарет, сказал: "К брату приехал, он на аэродроме служит. Где здесь штатная дыра в заборе, через которую все проходят, чтобы путь срезать?" Солдат участливо показал направление, прибавив, что он мне ничего не говорил.

На территории штаба ОГВ все засекречено. Любые расспросы вызывают подозрения. Попытка разговориться с каким-либо местным офицером считается чуть ли не шпионской акцией. Вопросы по делу и по существу даже к полковникам из пресс-службы вызывают у них скрытое раздражение. Ну, а упоминание о частях различных фронтов и их передислокации, встречаются в откровенные штыки. Короче говоря, все - сплошная военная тайна.

Однако, прекрасную информацию о ходе боев на фронтах в Чечне, ранениях и погибших, передислокации и замене сводных батальонов на передовых можно легко получить, абсолютно не прилагая никаких к этому усилий, в самом центре Моздока в одном из наиболее популярных в этом осетинском городке мест "Почта, телеграф, телефон".

С раннего утра и до самого комендантского часа толпятся у кабинок, ожидая своей очереди, пехотинцы, летчики, омоновцы, милиционеры, спецназовцы, специально приехавшие позвонить не только с блокпостов, но и из самой Чечни. Как правило, звонящие всегда спрашивают: "Это Элиста?", "Волгоград?", "Владикавказ?". Связь, как водится, хреновая. Офицерам приходится орать, перекрывая помехи: "Нет, заменят только к первому ноября!!", "Да, перебрасывают сейчас под Асиновскую!", " Да какой, к хренам, отпуск. Скоро в наступление пойдем..."

Удивительно, но многие офицеры приходят на переговорный пункт, чтобы позвонить не только родным и сослуживцам, но... и в свои полковые и дивизионные штабы, которые находятся по всей России. Это не преступная халатность, а самое простое решение насущной проблемы. Полк стоит в Чечне. Офицер вырвался с колонной всего на пару часов в Моздок. Штабные дают ему наказ дозвониться до "места постоянной дислокации" и сообщить, что полку требуется следующее... Вот он и сообщает.

"Что же вы от нас таитесь, - спросил я у вменяемых офицеров пресс-центра, - когда на телеграфе можно за час узнать столько, сколько вы все вместе здесь за неделю не узнаете?" И рассказал офицерам об увиденном.

Внезапно вошедший незнакомец со стальными глазами, выдававшие в нем армейского "контрика", все выслушал, а затем резко спросил, как отрезал: "Надеюсь, что об этом писать не будете?"

- А вы считаете чеченцев идиотами?

- Мы работаем в этом направлении, - глубокомысленно заявил "контрик", хотя по всему было видно, что работу он хотел начать немедленно и именно с того, чтобы записать мою фамилию и название издания, которое я представляю.

Впрочем, он сделал это позже и за моей спиной. Судя по тому, что на телеграфе во все остальные дни до нашего отъезда по-прежнему неистовствовали в желании рассказать всю правду о своем житье-бытье далеким собеседникам офицеры с фронтов, дальше этого работа у "контриков" не пошла. Хотя, казалось бы, чего проще - перебрось пару линий междугородней связи в штаб и ограничь доступ офицеров на общедоступный телеграф.

"Слово предоставляется Хусейну"

Если в прошлую войну офицеры в разговорах с журналистами не называли своих фамилий, опасаясь мести чеченцев, то теперь им на последних глубоко наплевать, а боятся они исключительно "оргвыводов" за сказанную правду со стороны штабного московского руководства.

В пресс-центре Минобороны самым тщательнейшим образом отслеживают всю информацию СМИ по Вооруженным силам вообще и по Чечне в частности. Фамилии "правдолюбцев" в погонах немедленно сообщаются их руководству в округе, где собственно и начинается необходимый "откат" на уровне дивизия-полк-батальон. Яснее ясного, что за правду-матку орденов не дают, а напротив...

Чем дальше от Моздока - тем откровеннее в своих выводах и оценках офицеры. Скатившись с самых вершин ОГВ к выносному посту взвода на Тереке, пройдя последовательно командные пункты дивизии, штаба, батальона, пролетев на вертолетах и проехав на боевых машинах пехоты и тяжелых грузовиках, можем свидетельствовать: самые откровенные ребята были именно на передовых рубежах. Но и эти офицеры и солдаты просили не называть их фамилий.

- Вчера чеченцев выбивал с этой высотки, под пулями почти в открытую шел, а сейчас свою фамилию назвать боишься?

- Да не боюсь я, - краснел старлей,- Просто "контрики" мордастые, которые уже от водки опухли, объяснительными замучают. А мне чего бояться? До конца войны из армии все-равно не уволят. Воевать же кому-то надо.

К слову сказать, когда мы вернулись на командный пункт дивизии с Терека, к нам подбежал офицер и попросил, чтобы мы зашли в палатку к особистам, мол, поговорить с нами хотят.