Михаил ПОПОВ
ЧУБ
Научились у нас готовить шашлыки. Пять больших сочных кубиков свинины, политых томатным соусом и присыпанных зеленым луком. Соленый помидорчик, кусочек хлеба. Чего не хватает? Правильно, пива! Я взял бутылку "Клинского".
Весна. Рынок возле метро. Солнце, небо синее, облака охотно отражаются в грязных лужах. В торговых рядах хрипит "Комбат".
Хорошо!
Грязная местная собака осторожно обнюхала мое колено. Посмотрела в глаза. Нет, дорогая, все сам, и мясо, и пивко.
Я взял ломкую пластмассовую вилку, пощекотал первый кусочек мяса, втянул носом запах. И тут на мой стол упала тень. Я скосил взгляд - два мента.
С автоматами. Морды мрачные.
- Распиваем?
- Да я покушать...
- Документы.
Я похлопал себя ладонями по карманам, хотя отлично знал, что никаких документов у меня с собою нет. Вышел ведь за картошкой, а не в загранплавание.
- Пройдемте!
Спорить бесполезно. Даже если ты не виноват перед законом, то виноват перед милицией. Тем более парни при автоматах. Но я все же попытался отыскать какие-то аргументы в пользу того, чтобы остаться при своем пиве. Обшарпанный ствол одного из автоматов коротко и больно уткнулся мне в ребро.
- Не задерживайте!
И я не стал задерживать. Бросил только взгляд глубокого сожаления в сторону своего шашлычка. Видимо, для того чтобы меня не мучили мысли о его дальнейшей судьбе, один из ментов, добрый, который не тыкал в меня автоматом, спихнул мясо под ногу стола. Моя знакомая собака, ничуть не удивившись подарку судьбы, начала слизывать кетчуп со свинины.
Посадили меня в тряский "уазик" и повезли. Когда мы миновали хорошо знакомый поворот к отделению милиции, в глубине моего возмущенного недоумения зародилось новое чувство. Я понял, что дело обстоит хуже, чем можно было предположить вначале. Я припал к зарешеченному окошку. "Уазик" трясся в сторону центра. Та-а-к. Я нервно повернулся к старшему милиционеру, и в тот самый момент, когда я собрался открыть рот, его мне одним профессиональным движением заклеили липкой лентой. Вдобавок ко всему на руках защелкнулись наручники.
Конечно, я затрясся, яростно загундосил, стал возмущенно выпучивать глаза. Мол, ошибка, страшная ошибка здесь! И тут по мозгу полоснуло чем-то черным: Чечня! Мама родная! До чего дошло! Переодеваются ментами и ловят прямо в Москве! Но я же не банкир, не генерал. Простой работяга. Что с меня взять, кроме квартиры, да и та на тещу записана. Дача-сараюшка на шести сотках. Ничего больше нет. Они заставят Валю продать квартиру, и она с двумя маленькими детьми... Я свирепо дернулся, но почувствовал, что делаю это зря. Меня держали лапы-капканы.
"Уазик" выскочил на Садовое кольцо и покатил к Курскому вокзалу. Сердце у меня упало и запрыгало на ледяном полу. Вокзал? Значит, точно - Чечня! Сейчас впихнут в ящик под лавку, через сутки в Грозном, потом горы, отары... Может быть, на всю жизнь. Валька ведь откажется продавать квартиру. Она будет даже рада от меня, дурака, избавиться.
Не доезжая до площади Курского вокзала, мы свернули в переулок.
Все правильно. Не потащат же они человека с заклеенным ртом прямо через здание вокзала. Подвезут к какому-нибудь заднему входу... Господи! Ну почему я?! Мало ли у нас людей с большими деньгами. Если разобраться, я не такой уж враг чеченского народа. В душе я даже слегка осуждал, когда бомбили эти, Семашки.
Остановились мы, как я и предполагал, в полутемной подворотне возле укромной двери. Она распахнулась на мгновение, и я влетел туда на руках моих угрюмых архангелов, как невесомый. Далее полет продолжился на лифте. Вверх. Зародились первые сомнения насчет Чечни. После лифта была мягко освещенная лестничная клетка. Двухстворчатая железная дверь без номера. Она тоже открылась как бы сама собой, и вот я уже в роскошной прихожей. Такие жилищные условия мне приходилось видеть только в телепередаче "Герой дня без галстука".
Я не успел как следует осмотреться, откуда-то слева ко мне вышел большой лысый толстяк в спортивном костюме. Старший мент доложил ему, что вот, мол, доставлен. Толстяк включил в прихожей дополнительный свет и одним длинным движением освободил мой рот от клейкой ленты, попутно выдирая волоски из верхней губы. Из глаз моих непроизвольно потекли слезы. Толстяк, что-то успокаивающе шепча, приподнял двумя пальцами мой подбородок, потом отступил на шаг, наклонил голову, прищурился. Каждое свое движение он сопровождал тихим восклицанием "отлично, отлично!". Велел ментам повернуть меня в профиль, в последний раз произнес свое восклицание и громко приказал:
- Мыться!
Меня поволокли в глубь квартиры по коридору. Я оказался в ванной комнате с черными мраморными стенами. Ванна была огромная, треугольная, с золотыми кранами. В ней бились буруны воды и дрожали горы пены. Больше я ничего не успел рассмотреть, с меня начали быстро и умело снимать одежду. Тут я совсем успокоился. Перед отправкой в Чечню не моют. Мне было немного неудобно за состояние моего бельишка. По правде сказать, не меняно оно было уже больше недели. Хотя, что это я о ерунде. Неплохо все-таки было бы узнать, чего им, собственно, от меня надо?!
Я не успел ничего сказать, меня окунули с головой. Мыли старательно, но быстро. Не снимая с меня наручники.
Вытерли огромным махровым полотенцем. Надели длинный, пахучий халат.
- Стричься! - последовала новая команда толстяка.
Через несколько секунд я уже сидел в кожаном кресле перед широким зеркалом и перед столом, уставленным яркими флаконами и банками. В зеркале появился хмурый мужчина в халате, он завязал мне на горле крахмальную салфетку и взял в руки опасную бритву. Я попытался встать и объясниться, напрасно пытался, меня по-прежнему держали очень крепко.
Толстяк показал человеку с бритвой какую-то фотографию.
- Баки эти, естественно, к черту.
Лезвие радостно блеснуло в пальцах хмурого мужика.
- Послушайте,- сдавленно произнес я и смолк. Я хотел сказать, что специально ношу длинные виски, мне это кажется красивым. Даже если я не прав, это не повод, чтобы налетать на меня с заточенным железом. Но ничего этого я не сказал. Подозреваю, что на мои слова никто не обратил бы ни малейшего внимания.
Баками дело не ограничилось. Мне "подняли" затылок, расширили лысину и устроили завивку чуба. С этим было особенно много возни. Толстяк несколько раз браковал работу парикмахера. Последним аккордом была большая родинка на правой щеке. Толстяк осмотрел меня внимательнейшим образом и остался настолько доволен, что велел снять с меня наручники. Я тут же, даже не помассировав запястья, потянулся к новой своей прическе.
- Не прикасаться! - взвизгнул толстяк, бледнея от ярости. Потом смягчился.- Очень вас прошу этого не делать. Чуб - это самое главное. Вы меня поняли?
Что мне оставалось, кроме как понять. В ответ на свою понятливость я хотел получить хотя бы самые минимальные сведения о своей участи, но не успел ничего спросить, поступило следующее приказание.
- Идемте!
После парикмахерской была кухня. Роскошная, как и все в этой квартире. Один из ментов взял со стола чуть початую бутылку заграничного коньяка и налил в квадратный хрустальный стакан граммов сто пятьдесят.
- Пейте.
Мне хотелось сказать, что коньяк из такой посуды не пьют, но решил, что в этой ситуации свои познания лучше скрывать, чем выпячивать. Я взял в руки тяжелый стакан и вдруг до меня дошло - это яд! Какой-нибудь извращенец заказал хорошо вымытый и причесанный труп. Труп в состоянии легкого алкогольного опьянения.
- Пейте, это "Курвуазье", когда еще доведется попробовать.
Как ни странно, я поверил. В два глотка я этот коньячок принял. Толстяк снова начал меня хватать за физиономию и разглядывать.
- Еще сто,- велел он менту с бутылкой после осмотра.
Выпил я еще сто. Только после этого мой облик принял надлежащий вид. И мы отправились дальше. Интересно, куда? Оказалось, в комнату с очень широкой кроватью. Занавешенное окно, мягкий палас, две картинки на стенах и больше ничего. Нет, не все. Очень яркая люстра под потолком. Для чего такая в спальне? Все пять двухсотсвечевых лампочек горели.
- Раздевайтесь.
- Зачем?
- Раздевайтесь. Ложитесь на кровать и ничему не удивляйтесь.
- А что со мной будут делать?
- Вам понравится.
Тем не менее я продолжал держаться за полы своего-чужого халата.
- Все будет хорошо, даже лучше, чем вы можете себе представить...- пел толстяк. Между его словами просунулся ствол автомата и уткнулся мне в позвоночник. Я все понял.
Сбросил халат и на четвереньках пополз по шелковому покрывалу в сторону изголовья.
- Не надо под одеяло, не надо. Прямо сверху ложитесь. И не трогайте чуб, не трогайте, умоляю.
И они ушли. Я остался лежать на боку, полусогнув левую ногу на манер какой-то киноодалиски. Все время хотелось куда-то спрятать свои пятки в черных трещинах. Несмотря на энергичную помывку, они сохранили часть своей исконной грязи.
