Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 3)

Олесь Бенюх

ПОДАРИ СЕБЕ РАЙ

ДЕЙСТВО ТРЕТЬЕ

И НИЦШЕ, И РАБЛЕ

- Ты плачешь? - Иван в темноте коснулся пальцами щеки Сильвии и ощутил, что она влажная. - В чем дело, милая?

Сильвия молчала, уткнувшись лицом в его грудь.

- Что стряслось? - отстранившись от нее, Иван потянулся рукой к изголовью кровати, включил ночник. Сильвия отвернулась от света, вновь прильнула к нему. Кровать была широкая, она занимала три четверти небольшой спальни в маленькой уютной квартирке мисс Флорез в Гринвич-вилледже. "Человек проводит минимум треть всей своей жизни во сне, - смеясь, как-то сказала она Ивану. - Надо быть врагом самому себе, чтобы не иметь разумеется, в пределах собственных возможностей - самое роскошное и просторное ложе".

- Ну-ну! - Иван нежно повернул к себе ее лицо и стал целовать нос, губы, щеки.

- Да, - всхлипывая, вздрагивая всем телом, говорила она, - ты у-у-уезжа-ааешь домой, в Россию, навсегдааа.

- Откуда ты это взяла? - в голосе Ивана прозвучала плохо скрытая тревожная неприязнь. О том, что его отзывают в Москву, пока знал лишь один посол. Сильвия села на постели, долго вытирала ставшим уже мокрым насквозь от слез тоненьким батистовым платочком лицо, а слезы все текли и текли, капали на грудь, на ноги.

- Я тебе никогда не рассказывала... не рассказывала... не хотела тебя тревожить, пугать... За эти два с лишним года меня то и дело терзали агенты ФБР.

- С какой стати?

- Даа, с какой стати... С очень простой. - Она перестала плакать и вдруг ожесточилась, словно агенты ФБР терзали ее и сейчас, в эти минуты. Хотели, чтобы я шпионила за тобой, за каждым твоим шагом. Сколько раз грозили: "Не будешь исполнять то, что тебе говорят - депортируем в твою лягушачью метрополию". За тобой и за Сержем.

- Таак, интересно. Ну и?

- Вот тебе и ну и, - вздохнула она и закурила свою черную французскую сигарету. - Ты помнишь, я частенько плакала. Ты спрашивал - в чем дело, я говорила - скучаю по Парижу. Помнишь?

- Помню, отлично помню.

- Так вот, это было всякий раз, когда они со мной проводили "беседы с устрашением". И, конечно, всякий раз я отвечала отказом.

Сильвия замолчала, раздавила в пепельнице едва начатую сигарету, встала. Накинув халат, подошла к миниатюрному настенному бару, налила чистого виски в два стакана. Один подала Ивану и он взял его, хотя пить ему не хотелось, из другого стала отпивать короткими глотками, пока не выпила все. Ее передернуло. Охнув и простонав что-то по-французски, она подошла к окошку, стала смотреть на медленно, нехотя просыпавшийся воскресный город. Наконец, заговорила сухим, отчужденным голосом:

- Вчера - помнишь, я торопилась после уроков на встречу якобы с подружкой, приехавшей из Клермона? Меня опять вызвали агенты ФБР. Ты слушаешь?

Иван кивнул, судорожно проглотил слюну. Еще бы он не слушал!

- "Через две недели ваш возлюбленный возвращается в Москву. И вы больше никогда его не увидите, - заявили они мне. - Вы не слушали нас раньше, послушайте на этот раз, если вы хотите спасти свою любовь. Уговорите Ивана остаться здесь с вами. Достойную работу и безопасность и ему и вам мы гарантируем".

- А моей семье они это гарантируют? - вырвалось у Ивана против его воли. Заломив руки, Сильвия надсадно зарыдала и рухнула на постель лицом вниз.

"Два с лишним года, - думал Иван, продолжая держать в руках стакан с виски и глядя на вздрагивавшие плечи и голову Сильвии. - Целая жизнь. Два с лишним года - словно мгновение. Жизнь - мгновение! Чем, чем я могу утешить Сильвию? Что ей обещать? Она отдала всю себя, всю без остатка. Думаю, надеюсь, она была счастлива. Во всяком случае, она об этом не раз говорила. А я? Я был счастлив? Был, наверное. Но подсознательно, где-то там, далеко-далеко в мозговых извилинах пряталась никогда напрочь не исчезавшая мысль - все хорошо, все замечательно потому, что в тридевятом царстве-тридесятом государстве меня любят и ждут жена и сын. А Сильвия? Нет, она не просто скрашивала мое вынужденное одиночество. Она не была для меня девочкой на час, на день, месяц, год - временной период несущественен. Если она уйдет из моей жизни - часть меня умрет. Да, да - я обречен на полигамную любовь. Сильвия, какой же выход? Есть ли он? И если есть - кто, кто может его подсказать?... На Сильвию пытались давить - и не раз. И она не поддалась шантажу. Мне американцы тоже делали намеки, что я рискую, флиртуя с иностранкой. Но так и не пустили в ход угрозу доноса, надеялись до последнего на Сильвию. Невозвращенец, да еще такой как я - воспитатель, учитель, наставник - видимо, игра, с точки зрения ФБР, явно стоила свеч... Сильвия, любимая, мне так хорошо, так светло с тобой. Физическая близость, конечно, великолепна. Но она ничто, абсолютное ничто без близости духовной".

Однажды Сильвия удивила Ивана вопросом:

- Что ты думаешь о Ницше?

- О Фридрихе Ницше? - он посмотрел на нее, пытаясь понять, что скрывается за столь неожиданным ходом ее мысли. - Автор расистской теории об арийском сверхчеловеке-боге. Идеал - белокурая бестия. Обожатель мрачно-воинственного Вагнера.

- Я прослушала в Сорбонне курс современной философии, - с гримаской недовольства произнесла Сильвия. - Все, что ты сейчас сказал - результат хитрой редактуры работ философа, извращения его идей, ловкой подтасовки фактов его жизни в нацистской пропаганде колченогого Геббельса. Да еще сестра Фридриха Элизабет, расистка, каких свет не видывал, постаралась в том же духе.

Иван вовсе не был настроен на серьезный разговор. Не знал он и о курсе философии, прослушанном Сильвией в одном из парижских университетов, носящих и поныне имя духовника Людовика IX. Потому и ответил набором ходульных клише. Еще в Москве он составил список авторов, с которыми ему следовало познакомиться не по рецензиям, писанным по рецептам Старой площади, а по оригиналам (или их качественным переводам). В разделе философов в этом списке Ницше был третьим - после Николая Бердяева (христианская эсхатология) и Владимира Соловьева (мировая душа). Сквозь книги великого немца "Рождение трагедии из духа музыки", "Так говорил Заратустра" и "Воля к власти" Иван продирался с величайшим трудом. Жажда познать смысл неизменно наталкивалась на недостаточное знание языка. Однако, его было довольно для понимания, пусть не во всех деталях, грандиозности гения Ницше.

- Хорошо, - Иван поудобнее расположился на диване двухместного купе, Сильвия сидела напротив него и смотрела в окно, комфортабельный поезд уносил их на Запад по просторам Вайоминга к Йеллоустонскому национальному парку. - Хорошо, согласен - и про Геббельса, и про Элизабет верно ты все изложила. На самом деле я думаю Ницше - один из крупнейших, да наверное крупнейший философ двадцатого века. Двадцатого - ведь его последние работы были опубликованы, по-моему, в 1901 году. И хотя заключительные двенадцать лет жизни его разум был помрачён, он сумел оставить человечеству бесценное интеллектуальное наследство.

- Ты имеешь в виду "Философию жизни"?

- Разумеется. Конфликт между двумя основополагающими человеческими тенденциями, отраженными в противоборстве древнегреческих богов - бога солнца Аполлона и бога вина Диониса.

- Ясность и порядок с одной стороны и хмельной хаос с другой! смеясь, Сильвия хлопнула ладошками по столику и бутылки с минеральной водой звонко задребезжали, ударяясь друг о дружку. - Кто из нас с тобой "дионисиец", а кто - "аполлонянин"?

- По-моему, - так же смеясь, ответил Иван, - и в тебе, и во мне присутствуют оба эти божественные начала.

- Какой ты хитренький! А у кого какого больше?

- А вот сейчас мы это и выясним! - Иван налил в стаканы белое калифорнийское, они выпили его быстро, в несколько глотков, он пересел к Сильвии, обнял ее, падая на диван, увлек ее за собой...

- Ты знаешь, сколько я ни смотрел работ современных философов Людвига Клагеса, Вильгельма Дильтея, Георга Зиммеля, Лео Фробениуса, Освальда Шпенглера, да, даже Шпенглера (его "Закат Европы" я читал еще дома, это работа была переведена на русский и издана в 1923 году) - все они в большей или меньшей мере испытали влияние Ницше.

- Что я у него совершенно не приемлю, - Сильвия нахмурилась, в мгновение стала старше, строже, - так это его нападки на религию. Особенно оскорбительным для меня... - она замялась, но тут же продолжила, - как для любого искренне верующего человека, представляется его "Антихрист".

Впервые Сильвия заговорила о вере, и в знак благодарности за такое доверие в самом сокровенном, в самом интимном в человеке, Иван молча пожал ее ладонь.

- Меня интересует в Ницше все, что имеет хоть какое-то отношение к педагогике, воспитанию.

- О, многое, очень многое! - Сильвия вновь заулыбалась. - Ницше хвастал, что он один из немногих философов, кто одновременно является и психологом.

- Умница! Точно отметила. Интересно, что по Ницше "воля к власти" это не только стремление подавить оппонента физически. Это и желание победить свои собственные, бушующие в нас страсти. Философ считал, что самоконтроль, которым обладают аскеты-отшельники, является более высокой формой силы, чем физическое подавление слабого.