Ал Разумихин - Короткая жизнь

Александр Разумихин

Короткая жизнь

Короткая жизнь, необыкновенные и удивительные приключения

Павла Петровича Балашова, российского помещика, ставшего свидетелем

и участником исторических событий и решившего письменно запечатлеть их

для последующих поколений. Написано им самим

Александр Михайлович Разумихин родился в 1946 году в Хабаровске. Окончил филфак Саратовского университета. Как критик и публицист печатался в журналах "Наш современник", "Октябрь", "Урал", "Волга", в "Литературной России" и "Литературной газете". Автор шести книг, среди них: "Поговорим...", "В 16 мальчишеских лет".

Живет и работает в Москве. Член Союза писателей России.

Памяти

Льва Сергеевича Овалова

посвящается

Случайная встреча

Вместо предисловия

Мир тесен. В один особенно душный день в поисках тени и тишины я забрел в переулки Старого Арбата и неожиданно столкнулся там лицом к лицу со своим давним приятелем по Саратовскому университету.

Олег учился на историческом, я- на филологическом. Наши факультеты располагались в одном учебном корпусе. Не могу сказать, что мы дружили; нас объединяли общие заседания научного студенческого общества.

Сколько же минуло? Батюшки, двадцать пять лет прошло. Четверть века, как окончили университет, с тех пор не виделись. Как ни странно, узнали друг друга и даже обрадовались встрече.

Через десять минут мы сидели за столиком летнего кафе. Перед нами стояли высокие пластмассовые стаканы с пивом, и мы вспоминали однокашников, преподавателей, эпизоды университетской жизни, разные студенческие приколы и хохмы на лекциях, экзаменах, в общаге. Обычный в таких случаях треп: "А помнишь?.."

Как вы понимаете, долго он длиться не может. Понемногу наш разговор иссякал вместе с пивом. Перебрав все радости и беды сокурсников и факультетских старожилов, защитивших или так и не защитивших свои докторские, я уже подумывал о том, куда направлюсь после случайной встречи. Так часто бывает, встретишь знакомого из тех, кого давно не видел, поболтаешь: "Где?.. А он?.. Куда?.. И как?.. Она там же?.." - и разбежишься, чтобы опять долго ничего не знать друг о друге, пусть даже ты живешь на проспекте Мира, а он - на Новослободской.

Но тут мой приятель в связи с чем-то обронил о своей недавней поездке на Орловщину. Я полюбопытствовал, что его, ныне школьного учителя какого-то новоявленного московского лицея, занесло в провинцию. И услышал вопрос: "А ты свою родословную знаешь?"

Мой ответ был прост, потому как свое семейное древо с некоторых пор действительно знал, и напоминало оно хорошо обструганный телеграфный столб:

- По отцу я из потомственных крестьян Ржевской губернии. Тут далее деда, погибшего в войну, никого не ведаю. Дед же по материнской линии всю жизнь в анкетах вынужден был писать, что отца своего не знает. Место рождения деда - некогда богатое село Болдыревка Саратовской губернии. А был он незаконнорожденным сыном князя Васильчикова, которому эта самая Болдыревка и принадлежала. Вот только каким образом моя родословная связана с твоей поездкой?

- Да нет. Моя поездка связана с моей родословной, - отвечал приятель. Понимаешь, когда несколько лет назад Орловский партийный архив передавали в областной архив, какая-то часть материалов оказалась в краеведческом музее. На их основе в тамошней газете было несколько публикаций. Среди других напечатали отрывок из записок некоего Павла Петровича Балашова, помещика, владельца деревни Балашовка Мценского уезда Орловской губернии.

Я соотнес: фамилия моего приятеля была Балашов.

- Что, кто-то из предков?

- Вырезка из газеты попала ко мне случайно. Попала лишь прошлой осенью. Вот летними каникулами я и отправился ответить себе на этот вопрос, потому как орловские корни у меня есть.

- И...

- Похоже, нет. Из записок того Балашова следует, что детей после него не осталось. Их даже вообще у него не было, он рано умер. Но чтение его тетрадей доставило мне некоторое, я бы даже сказал, удовольствие. Кстати, мне кажется, они могут заинтересовать и тебя.

- Да? - сказал я с улыбкой. - Очень любопытно, каким же это боком они могут меня заинтересовать? Что, откопал образчик гениальной прозы провинциального писателя, нового классика ХIХ века?

- Зря смеешься. Никакая это не проза гениального графомана, как ты подумал. Но записки Балашова имеют некоторое отношение к одному, возможно, тебе известному провинциальному писателю по имени Иван Сергеевич Тургенев. Можешь, если хочешь, убедиться. С тетрадей Балашова я сделал ксерокопию. Привез с собой в Москву. Пусть мы разные Балашовы, но его история имеет не одно странное совпадение, какие вы, писатели, очень любите в своих романах.

- Вся жизнь состоит из странных совпадений. - Это уже я произнес сентенцию и снисходительно добавил: - Если хочешь, могу взглянуть при случае.

Приятель, похоже, даже рассердился:

- Это не я, а ты должен хотеть.

Мы перекинулись еще несколькими словами, после чего расстались. Правда, предварительно все-таки обменялись телефонами.

Очевидно, понадобилось время, чтобы я вспомнил об этой случайной встрече, признал, что вел себя с приятелем не лучшим образом, когда речь зашла о каких-то тетрадках, откопанных им в Орле, и решился позвонить ему. Еще через пару дней мы с ним пересеклись на одной из станций метро, и он передал мне две увесистые папки ксероксных страниц тех самых тетрадей, исписанных его однофамильцем более века назад.

Вечером я сел читать...

Работа, за которую я взялся с легким сердцем, на самом деле оказалась не из простых. Каждый день я усаживался за письменный стол, разложив перед собой страницы, и энергично расшифровывал буковки, автор которых, боюсь, считал, что пишет четким почерком, но, видимо, за столь продолжительное время понятие о каллиграфии претерпело существенное изменение. Потребовалось немало дней, прежде чем я вздохнул при мысли, что наконец-то все закончено.

Уже по тому, что я не бросил труд на первых же страницах, можно сделать вывод: тетради меня не разочаровали. Скажу больше, у меня возникла мысль познакомить с ними широкого читателя. Я созвонился с приятелем и услышал:

- А я тебе что говорил! Он и в самом деле симпатичный мужик, этот Балашов. И записки его очень даже недурственны, хотя, конечно же, он не Тургенев.

- Знаешь, попробую заинтересовать кого-нибудь из издателей повествованием о приключениях твоего однофамильца. Не возьмешься ли ты сопроводить его небольшим историческим комментарием? Не возражаешь? Вот и договорились.

Теперь, когда все завершено и подготовлено к печати, мне остается сделать разве что одно признание: в своих политических симпатиях и пристрастиях автор записок сегодня мало актуален. что же касается остального...

Судите сами.

Ал. Разумихин

Короткая жизнь, необыкновенные и удивительные приключения

Павла Петровича Балашова, российского помещика, ставшего свидетелем

и участником исторических событий и решившего письменно запечатлеть их

для последующих поколений. Написано им самим

Теперь, когда судьбой мне отпущено всего несколько месяцев жизни, моя единственная обязанность - завершить начатые записки о необыкновенных событиях, свидетелем и участником которых мне довелось быть. Я должен оставить после себя воспоминания об одном человеке, встречи с которым осветили мою молодость.

Обязанность? Я не оговорился. Возможно, это сказано несколько выспренне, однако разве не обязанность каждого - сохранить в памяти людей образы замечательных современников, с кем доводилось не только встречаться, но даже какое-то время идти рядом? Это только кажется, будто люди живут в истории сами по себе, а на самом деле их посмертное бытие в немалой степени зависит от свидетельских показаний тех, кто находился рядом с ними.

Хочу выразить надежду, что будущие читатели не упрекнут меня в нескромности, если прежде я, ради ясности повествования, скажу несколько слов о самом себе, человеке, вовсе даже ничем не примечательном. Позвольте же отрекомендоваться: Павел Петрович Балашов, уроженец деревни Балашовки Мценского уезда Орловской губернии, помещик. Мне еще нет сорока, холост, одинок, я осиротел в том самом 1871 году, когда судьба ввергла меня в круговорот самых необыкновенных событий. Отца я потерял в малолетстве, а матушку, Евдокию Львовну Балашову, - вскоре по окончании университета.

Тогда, вернувшись после похорон матушки с кладбища, я вошел в опустелый дом, уединился в матушкиной спальне, почувствовал, что остался один как перст, и призадумался: как мне жить дальше?

Мне только-только пошел двадцать четвертый год. И до сих пор у меня не было ни забот, ни хлопот. Лето я проводил в Балашовке, зиму - в Москве. Матушка аккуратно высылала мне назначенный ею пенсион, а я аккуратно его тратил.