Савватеев Владимир
Без названия
Владимир Савватеев
Описываемые далее события происходили в 1986 году в Москве, во Всесоюзном еще тогда, научном центре хирургии (ВНЦХ), куда я приехал буквально уже на излете своих физических кондиций, и где мне предстояла большая и сложная операция. Возможно в ущерб увлекательности повествования сразу скажу, что я остался жив и все кончилось хорошо. Мало того, в результате я получил относительное здоровье, что дало мне совершенно иное качество жизни. Это является одной из важных причин, по которым я не могу забыть то время. Остальные, не менее важные причины я попробую донести в тексте.
ПРЕДЫДУЩИЙ ДЕНЬ
26 августа. Дождь. По спланированному маршруту приехали в ВНЦХ. Вестибюль, в нем тепло и сухо. Разделись и прошли на второй этаж. Там немного народа. Постояли. Затем нас пригласили в биохимическую лабораторию. Там слушали Ковырялкина и Пастенас. Предложили госпитализацию. Вышли из кабинета. Обидно, что не погуляю по Москве. Остановились на лестничной площадке. Поговорили. Обидно. Решили приехать завтра. Стоим на троллейбусной остановке, спрятавшись за угол дома от дождя и ветра. Напротив киоск с надписью "Квас". Но жажды эта надпись сейчас не вызывает. Маме холодно. Купили тапки в ГУМе. Дождь.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Приехали с Мамой и братом к 10-ти. Пошли в приемное отделение. На улице дождь, ветер выворачивает зонтики наизнанку. В приемном сухо,тепло и много народу. Время от времени кого-то вызывают в соседний кабинет. Вот и меня. Меня о чем-то спрашивают. Я что-то отвечаю. Ведут куда-то в ванную, слушать. Докторша густонакрашенная. Вопросы - ответы. Не курю - расписался.
--Сколько дней длится обследование? (Дело в том что на тот момент в мои планы не входило оперироваться.) --Дней десять-двенадцать.
Вышел. Ждем гардеробщицу в таком составе: я, Санька Васильев и Абдусалямов. Санька - парень лет 16-ти, довольно резвый и на первый взгляд совершенно здоровый. Абдусалямов - среднеазиатский тип мужчины с печатью неизбывной скорби на лице. Повели в корпус. Вместе с родными. Поднялись на второй этаж. Гардероб. Мама разговаривает с Санькиной матерью:
--Баталов проток? - Ну это легко. (Баталов проток это название Санькиного порока) --Да,я знаю.
Переодеваемся. Костюм на плечики, кроссовки в мешок, взял квитанцию и вышел. Общительная старушка-гардеробщица все это время что-то втолковывает Абдусалямову. Я себя плохо чувствую. Не понимаю, как ей охота столько говорить. Расстаемся с Мамой и братом, я прохожу в лифт и мы едем на 9-й этаж. Нас усаживают в холле ждать медсестру, которая расселит нас по палатам. Холл включает в себя: диван кожаный-3шт., телевизор "Горизонт" цветного изображения - 1шт., картинки на стенах и цветы. Сидим. Санька, оказывается, лежал здесь 2 месяца назад. Он сунул нам "Правила поведения для больных", а сам со странной улыбкойухмылкой куда-то смылся. Сидим. Я некоторое время размышляю над причиной Санькиной веселости, потом углубляюсь в изучение правил. Правила типовые. Поразило одно - душ каждый день с 19 до 20. Болит живот, спина, колени, поясница, и т.д. Наконец пришла медсестра. Взвешала, смерила. 64-184. Повела в палаты. Предлагает одиночную. Я промолчал. Абдусалямов ухватился за эту мысль. У меня как всегда позднее зажигание - я думаю: раз я тут не надолго то мне и знакомиться ни с кем не придется, так что лучше бы мне в одноместную. Но все - поздно. Повели меня в 908-ю. Палата побольше. Открыт балкон. Две кровати сложной конструкции. Все светло чисто и сверкает. Вот моя кровать. Можно наконец сесть, расслабиться и никуда не спешить. В дверь входит мужчина. Коротко острижен. Ощутимо кос.
--Вот и ваш сосед--неизвестно к кому обращаясь, говорит медсестра-знакомьтесь. --Виктор--мужчина,улыбаясь,протягивает мне руку. --Владимир--жму я его ладонь и тоже улыбаюсь. Он ложится на свою кровать. --Откуда сам-то--интересуется он. --Из Улан-Удэ--я тоже ложусь, но боль в спине, животе и т.д. (см. выше) мешает мне устроиться с комфортом. --Бывал я в ваших местах--задумчиво произносит Виктор--проездом. --Да?--как можно заинтересованней спрашиваю я.
Надо разговаривать. В больницах, тюрьмах и других тому подобных местах человеку просто необходимо общение. А в больничных и тюремных знакомствах решающую роль играет первое впечатление. Поэтому надо разговаривать. А разговаривать не хочется. Хочется лечь и уснуть или в крайнем случае сесть и ни о чем не думать. Но надо разговаривать.
В последнее время меня стало хватать только на какое-то одно дело. Учиться - так учиться. Ни книг, ни астрономии, ни кубик-рубик. Ничего более. Или учиться или кубик-рубик. Потому-то я и не люблю головоломки.
А сейчас надо разговаривать. Просто необходимо-чтобы не прослыть в глазах больничной общественности этаким букой-задавакой. Боль в животе. Боль от которой слабнут ноги и выступает на лбу холодный липкий пот. Не помню о чем я говорил. Наверное нес всякую дичь, впрочем, вероятно,вполне приличествующую ситуации дичь. Что-то там про устройство кровати (неисчерпаемая тема). Обычная светская болтовня двух малознакомых людей.
В палате становится прохладно - все таки конец августа, а я легко простужаюсь.Закрыл балконную дверь.Душно.
Пришел врач. Мануэль Пастенас - чилиец (латиноамериканский акцент) Вопросы - ответы - давление.
Рекогносцировка. Отделение находится на 9-м этаже. Замкнутый контур коридора, внутри которого находится медсестринский пост и служебные помещения, а по внешнюю сторону - палаты и холл с телевизором. По одной стене здания тянется общий для всех палат балкон.
Я спустился вниз в вестибюль. Мама говорит что я как муравей в этих трико. Прошу не нести мне еды. Только сок и газеты.
Вестибюль богат. Стены облицованы мрамором. Пол - гранит. Мягкая мебель.
Все болит.
Расстаемся с Мамой и Юрой. Я говорю чтобы они , прежде чем уедут , обошли здание и посмотрели где у меня балкон.
Я на балконе. Машу вниз.Мама стоит и держась за голову смотрит вверх.У нее к перемене погоды разболелась голова.Я кричу чтобы они подождали.Спускаюсь вниз и выношу Маме валидол с Но-шпой.
Весь день обида и досада,что не удалось погулять по Москве, сидят где-то внутри меня и время от времени подступают к горлу.Но постепенно чувство это рассеивается уступая место благодушию и умиротворенности. У больничной жизни тоже есть свои светлые стороны. Впервые за очень долгое время мне никуда не надо было спешить. Наконец можно расслабиться. " Полежу," -думал я-"дней десять,хоть отдохну".
На балконе. Виктор,как коренной москвич,показывает мне Москву:
--Это Кремль,это Москва-река, там посольство Ирака(Ирана). А это-говорит он показывая на белоснежное здание -- здание СЭВа. --А-а,- говорю я, хотя прекрасно знаю что это здание Моссовета.
БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ ПЕРВОГО ДНЯ
--А сейчас чаек скипятим--Витька (именно так, к своему собственному удивлению, я скоро стал называть соседа по палате, несмотря на то, что он был ровно в два раза старше меня. Этому способствовали некоторые черты его характера, как то несерьезность, бьющая через край общительность и фонтанирующая разговорчивость) достает кипятильник. --А в чем? -- я заинтересован. --У меня все есть, я человек опытный--он вытаскивает из тумбочки литровую кружку. Я спешно выкладываю из своей тумбочки все съедобное.Мы ставим между кроватями два стула,накрываем их газетой и валим на этот импровизированный стол все припасы.К этому времени вода закипает и Витька сам заваривает чай. --Чтобы правильно заварить чай--говорит он--необходимо перед заваркой положить в кипяток кусочек сахару.
Затем , накрыв кружку бумагой мы оставляем чай настаиваться, а сами выходим на балкон. Ночная прохлада сразу же забирается мне под мастерку. Я подхожу к перилам. Передо мной ночная Москва. До самого горизонта разбросаны огоньки. Но не так густо как я мог бы себе представить. Или все спят, или мы находимся в каком-то административном районе. Где-то возле горизонта вспыхивает неоновая реклама. Там же светятся рубиновые звезды Кремля. Веет прохладой с реки. Мы разговариваем. Витька, невзирая на подписку о некурении, курит,сидя на корточках. Я все больше замерзаю. Наконец мы входим в палату и садимся за трапезу.
В первый день с провизией , конечно , небогато,не сравнить с последующими нашими пирами.Надо сказать что аппетит у меня вдруг зверски возрос и я, чтобы ублажить свой развоевавшийся желудок, вынужден был почти все время что-то жевать,вызывая постоянные насмешки со стороны Витьки.Всвязи с чем я и поправился до операции на 4,5 кг. Каждый вечер у нас была курица и что-то еще.Весь низ холодильника в столовой был забит нашей с Витькой провизией.Каждый раз,перед нашим ночным ужином мы ходили на кухню и брали из холодильника пакет с цифрой 908 и хлеб оставшийся после общего ужина. Потом , когда я относил пакет , который был уже намного легче, мне было почему-то боязно входить одному в темную столовую. Зайдя туда я моментально включал свет,а уходя выключал и быстро шел к себе , при этом у меня было ощущение что кто-то смотрит мне в спину.
