КИРИЛЛ СТОЛЯРОВ
КАЗУС. СКАЗОЧКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ.
Когда Василису Тихоновну Жибоедову поперли с должности заведующей райпотребсоюзовским мясорыбным складом, у старшей кладовщицы рыбной группы Фроси Парахнюк мигом опустились руки. И так ее жизнь, право слово, шла с кочки на кочку, вкривь и вкось, а что же теперь будет? Что греха таить, Василиса Тихоновна тоже была не сахарная, однако держала себя со старшими кладовщицами по-свойски и к каждому празднику подкидывала им по полета рублей. Понятно, не за красивые глаза, а за дело, но то дело было не ахти каким страшным и уже привычным. Взять, к примеру, Фросину рыбную группу. Ну что из того сделается, если Фрося по приказу начальницы отпустит в магазины тресковое филе по весу, а не как положено - по трафарету, или маленько занизит вес тары? Раз Жибоедова хозяйка, ей, должно, видней, а наше дело исполнять да помалкивать. Зато Василиса Тихоновна была к Фросе не придирчивая, когда мясца кусочек подбросит, когда ножек говяжьих, а о рыбе и говорить нечего. Фрося сама без спросу крошки чужой отродясь не брала, а когда дают - кто ж не возьмет? Так и жить можно, а иначе, право слово, хоть ложись да помирай. Ведь ее зарплата - восемьдесят пять рублей, а пять ртов насытить, одеть, обуть и обиходить - разве это просто? В девках будучи и замуж за Кешку Парахнюка' собираючись, Фрося и в голову не брала, что ее судьба эдакие коленца выкинет, однако с наступлением черной полосы на людях слезами не заливалась и несла свой крест достойно. Разве против судьбы пойдешь? Раз тебе на роду написано за мужика выкладываться - не ропщи и запрягайся . . .
Фросин муж Кеша до некоторых пор был человек человеком, преподавал географию в десятилетке, исправно работал на ихнем огороде, выпивал только по выходным и в меру, словом, считался ничуть не хуже людей, а пять лет назад мужика точно подменили. Началось все с того, что Кеша как-то не так прочитал книжку "Семнадцать мгновений весны". Раз прочитал, другой, третий и стал вдруг задумываться. За целый вечер ни Фросе, ни детям словечка не вымолвит, а все молчком - думает и думает. По улице идет - ни с кем не здоровается, в мясокомбинатовском клубе на киносеансе - на экран не глядит, и вообще не в себе. Кто мужиков поймет? - думалось Фросе. Кеше как-никак сорок второй пошел, может и у них в таком возрасте что-то в организме переиначивается? Словом, понадеялась она на авось и нарвалась на беду.
Поехал Кеша на слет краеведов в область и ненароком угодил там под грузовик. Поломало ему три ребра, ключицу и, главное дело, так ушибло голову, что дали ему инвалида второй группы. Фрося тогда с ума сходила, каждое воскресенье моталась за девяносто километров в областную больницу, но, к счастью, выходили доктора Кешу, и выписался он домой в нормальном виде. Стоял в ту пору май месяц, Кешу до осени от школы освободили - отдыхай себе и поправляй здоровьечко, а он нет - накупил бумаги, карандашей с резинками и приноровился писать. Целыми днями пишет, курит, курит и пишет. И все по-старому - молчком. Фрося терпела, терпела, а потом не выдержала и спросила:
- Кеш, кому это ты все пишешь?
- Человечеству! - Кеша хитровато улыбнулся. - Я роман пишу.
- Какой роман? - у Фроси подкосились ноги. - Мне, милая моя, самому пока еще не все ясно, - вдумчиво ответил Кеша. - Получается что-то похожее на политический детектив.
- Зачем же ты, Кеш? - потерянным голосом спросила Фрося. - Как зачем? Понимаешь, Фросенька, во мне что-то такое пробудилось, и я внезапно осознал, что раньше жил не своей жизнью. В общем, шел не в ту сторону.
- Куда же ты теперь намереваешься идти? - Буду писателем, другой судьбы я себе не мыслю. - А как же мы?
- Я тебя не понимаю! - Кеша с досадой скривил губы. - Ты мне жена, я тебя люблю, все у нас останется по-прежнему.
- Долго ты будешь писать? - спросила потрясенная Фрося.
- Всю жизнь! - Кеша разом оживился. - Сколько мне суждено прожить на белом свете, столько я буду писать прозу.
- Прозу? . . Раньше ты говорил - роман. . .
- Это, милая моя, одно и то же, - с лаской в голосе пояснил Кеша. - Проза представляет собой разновидность писательского труда, а роман - один из ее жанров . . . Так вот, за лето я рассчитываю завершить первый роман, а с осени примусь за следующий.
- А как же работа?
- Какая работа? В школе? В школу я больше ни ногой! - Кеша вскочил со стула и забегал из угла в угол. - Хватит! Я отдал нелюбимому делу девятнадцать лет, поэтому сейчас дорога каждая минута. Писатель - это. . . Разве ты в состоянии оценить творческий порыв?
- Кеш, ты, пожалуйста, не волнуйся. Доктор говорил, что тебе никак нельзя волноваться . . . Я не дура и все понимаю. Только ты скажи: на что мы будем жить? У нас ведь трое детей!
- Прости, милая моя, ты меня поражаешь! - возмутился Кеша. - Говоришь, что не дура, а у самой вместо мозгов - опилки! . . Да знаешь ли ты, как оплачивается писательский труд?
- Откуда мне про это знать?
- Так вот, я, к твоему сведению, написал куда следует и получил исчерпывающий ответ. Слушай внимательно и считай в уме. За роман я получу шесть тысяч рублей, а напишу его за три с половиной месяца. По самому скромному счету ежемесячно выходит по полторы тысчонки чистоганом. . . Ну? Стоит ли после этого возвращаться в школу?
- Кеш, а когда вышлют деньги?
- Вот это деловой разговор! - радостно откликнулся Кеша. - Вот теперь я вижу, что мы - единомышленники! . . Через месяц закончу роман, неделю кладу на пересылку в журнал, еще неделю на ихний бюрократизм, а две недели - на бухгалтерские дела и на перевод денег. Стало быть, через два месяца вместе двинем на почту! Согласна?
Фросю взяло сомнение.
- Что же тебе не ясно? - нетерпеливо спросил Кеша. - Ну? - Ты только не сердись, Кеш, - смущенно попросила Фрося. - Вот что поясни.. . Если так много денег платят, почему весь народ романы не пишет?
- Тут, милая моя, имеются минимум две серьезных причины. - Кеша на ходу задымил сигаретой. - Перво-наперво голову надо иметь на плечах не любую, а на то способную. Но, заметь себе на будущее, этого еще мало. . . Из ста талантливых людей писателями становятся от силы два-три человека. Желаешь узнать - почему? Из-за лени. . . Художественное творчество допускает к себе лишь тех, у кого налицо сплав таланта и упорства, усидчивости и трудолюбия. А это, к нашей с тобой удаче, чрезвычайная редкость. Вот оттого нам так здорово платят! Теперь поняла?
- Ага! - кивнула взбодрившаяся Фрося. - Я знал, что ты понятливая... А сейчас, милая моя, бери ноги в руки и слетай-ка в смешторг за бутылкой. Обмоем мою новую профессию. . . К тому же, замечаю, что когда пропущу стаканчик, то воображение так разыгрывается, что едва поспеваю класть мысли на бумагу. А для писателей воображение - первый козырь. Да что говорить, не у меня одного от водки мозги распирает!
Они весело распили бутылку, Кеша снова сел за роман, а Фрося накормила детей и строго-настрого наказала им вести себя тише воды, ниже травы, дабы ни в чем не мешать отцовым занятиям. Раз такие бешеные деньги платят за романы, по пустякам отвлекать от дела ни в коем случае нельзя!
Кеша закончил роман в августе, и первым его читателем стала Фрося. В романе было пятьсот семь страниц, и дался он, право слово, не так-то легко. Там описывались события в Чили, где против фашиствующей клики Пиночета отважно выступил наш разведчик Максим Максимович Исаев (он же Штирлиц), замаскированный под бразильского футбольного тренера Жоана Батиста дос Сантос де Перейра. С помощью серии Ловких трюков Максим Максимович начисто перехитрил кровожадного и придурковатого Пиночета, устроил революцию и установил в Чили диктатуру пролетариата, действующего рука об руку с беднейшим крестьянством. Фросе особенно понравилась последняя глава, в которой струсивший Пиночет тайком пытался удрать на частном самолете к своему корешку - злобному диктатору Никарагуа по фамилии Самоса, а Максим Максимович догнал его и привез на суд. Дальше Пиночета, понятно, повели на виселицу, а наш Исаев сложил чемоданчик и собрался домой. Тут в его гостиницу пришел народ и попросил стать ихним пожизненным президентом. Исаев отказался, а они как с ножом к горлу пристали - душно хотят. чтобы он остался у них навсегда, а то, не ровен час, опять что-то не так пойдет. И в этом самом месте Кешин сплав таланта с трудолюбием, по Фросиному разумению оказался на высоте. "Нет, друзья мои, сказал Максим Максимович представителям трудящихся масс, - не уговаривайте меня, все одно откажусь. Во-первых, быть вашим президентом мне просто-таки недосуг, своих забот подзавязку, а во-вторых, это внутреннее дело вашего свободолюбивого народа". И отбыл к себе в Москву, чтобы писать ученые труды по истории.
Роман послали в толстый журнал ценной бандеролью, прошел месяц, два, три, а оттуда ни ответа, ни привета. Кеша, однако, не отчаялся и к ноябрьским дням написал другой роман, на этот раз про Мартина Бормана, который коренным образом изменил свою внешность и скрывался от возмездия в диких джунглях на границе между Аргентиной, Парагваем и Боливией. Живет себе в Аргентине, а чуть что не так - живо сиганет в Боливию или в Парагвай. Словом, задачка перед Максимом Максимовичем стояла прямо-таки головоломная, но он, умничка, решил ее на пять с плюсом. Зная Бормана по Берлину, Исаев-Штирлиц, понятно, глядел не на внешность, а глубже, и узнал элодея по голосу, когда они вместе мылись в бане. Борман рожу-то изменил, а с голосом опростоволосился! Трижды едва-едва избежав смертельной опасности, Максим Максимович выкрал-таки старого шакала из осиного гнезда, привез в Москву, получил за это звание генерал-лейтенанта и снова занялся историческими науками.
