Жертвы тирании - Анна Лебедева

— И главное, девки, он, гад такой, эту тарелку — шварк об стену! Она чудом в мою голову не попала! А в ней, между прочим, солянка была! С сосисками! Я потом три часа стену отмывала! А у меня, к слову, свежий ремонт! Обои — до-ро-гущие! Что и следовало доказать — мой Исаков — абьюзер! Чистопородный. И не спорьте, девочки!

Сегодня диспут вела Антонина Исакова, собственница квартиры на третьем этаже. Ее соседки удивленно ахали и охали, слушая очередную лекцию «за жизнь». Тоня вообще такая… яркая женщина, целеустремленная и боевая. Благодаря чрезвычайной начитанности по случаю отсутствия дачи и внуков, а посему — огромному количеству свободного времени, Тоня всегда была в центре внимания. Ее «девочки», самой младшей из которых было шестьдесят семь, просто боготворили Исакову и называли Тоней-Яндексом.

Антонина с утра пребывала не в духе. Битый час подружки пытались ее растормошить, но она злобно отнекивалась. А потом выдала: мол, Колька, муж, — абьюзер, и надо с ним срочно разводиться. Вот это да! В смысле — разводиться? Значение модного словечка «абьюзер» не все поняли. Вот Тоня и открыла девочкам глаза:

— Сейчас ужас, что творится! Мы, бабы, сами приделали к самооценке наших мужиков по три нуля! Вот они и решили, что все им можно! — выступала Исакова.

— Да ты не части, не части! Толком скажи, что это слово обозначает? — взволнованно переспросила тетя Маня с пятой квартиры.

— А тебе на что? Твой абьюзер давно копыта откинул, — резюмировала Тоня, — ну так-то он еще каким абьюзером был!

— Тонька, надоела уже! По-русски говори! — Клавдия Семеновна с восемнадцатой уже выходила из себя.

Тоня начала лекцию. Выяснилось, что этим страшноватым словом величают всех тиранов, которые любят подавлять волю своих жертв и паразитировать, используя чувство вины и страха.

— Вот у меня, например, сегодня, — начала она, — Исаков утром с кровати поднялся, потянулся, покряхтел и, не успев даже рожу умыть, поперся курить на балкон. А у меня на балконе, между прочим, петунии в горшках! Я ему говорю: «Коля, не кури в петунии!» А он…

— А он? — застыли девочки.

— А он пошел со своей цигаркой в туалет! И надымил там, прости господи, хоть святых выноси! Я молчать не стала, так ему и говорю: «Коля, если ты не бросишь курить, я не знаю, что с тобой сделаю, Коля!» А он…

— Что?

— Да ничо! Взглянул на меня так, как на фашиста, и глазами ворочает. Я его завтракать позвала. Солянки налила. У меня солянка — высший сорт. Я специально бегаю в соседний микрорайон за фермерскими сосисками и копченостями. Сначала мяско варю долго-долго, потом огурчики, помидорчики, лучок обжариваю…

— Тонька! — Клавдия строго перебила рассказчицу.

— А? Ну ладно. Я ему, в общем, эту солянку в голубой тарелочке да с золотой каемочкой: «Ешь, Коленька!» А он, сволочуга, сграбастал тарелку и в комнату поволок. На табуретку — хрясь ее, телик врубил на всю катушку! А там это… это… Рен Ти Ви показывает! Врут всякую ерунду про инопланетных существ! И солянку мою жрет! И чавкает, девочки!

Я ему замечание сделала один раз, другой — ноль эмоций. Я тогда телевизор из розетки выдернула и решила точки над «и» поставить: «Кухня для еды, в комнате еде не место, Коля! От тебя одна грязь, Николай». Ну и… полетела в меня солянка. Насилие? Насилие! Что и требовалось доказать!

Подружки задумались. А ведь и правда, насилие! И не только в квартире у Антонины — практически у каждой дома жил точно такой же тиран!

Светлана Игоревна целый день не разгибала спину в огороде, а муж ее Сергей Петрович ничего не делал: просиживал штаны в сарайке. Говорил, что занимается делом, что-то там мастерит. А Светлане — что, сдохнуть на этой клятой картошке?

Клавдия Семеновна одна по магазинам бегает, тяжелые сумки таскает с продуктами. А где в это время ее супруг Гена? А он у сыночка Гришки в гостях прохлаждается. Семеновна вечером на артрит жалуется, а Гена говорит, что она дура, могла бы сумку на колесиках приобрести и не трепать ему нервы своим нытьем! Каково!

А уж про тетю Маню и говорить нечего: всю жизнь покойный Филя ей испортил. По молодости с бутылкой не расставался, на чужих женщин поглядывал. Что там греха таить: к каждой из Маниных подружек клинья подбивал! Тиранище!

Соседки притихли на своей лавочке. Выходит, все они — жертвы абьюзеров. Маня тихонечко спросила:

— Антонина, так и что теперь? Только развод? А по-другому совсем никак?

Тоня посмотрела на забитую тетю Маню:

— Я читала в интернете, что абьюзеры никогда не изменятся! И выход из этой ситуации только один — развод!

— А жить где будешь, Тонечка?

— В квартире, ясно дело!

— А Коля?

— Пусть в гараже живет! Помните, девочки, это — самое начало войны! Потом начнется дележ имущества и детей!

— Так ведь не дал вам бог деток!

Маня начала Антонину раздражать своей непонятливостью.

— А Рыжик кто, по-твоему? Не ребенок, что ли? Костьми лягу, Рыжика моего он не получит!

Тоня развернулась и пошла домой, готовая к боевым действиям. У нее был разработан тщательный план, не оставляющий противнику никаких шансов.

Женщины остались без своего генерала-подстрекателя, одни.

— А я не могу со своим Петровичем развестись. Никакой он не лентяй. Он в прошлом году мне такие наличники на доме смастерил — конфетка. Все дачники мимо нас табунами ходят, чтобы полюбоваться на красоту. А картошка эта — пустяки. Сама, дура такая, пол-гектара насажала, для кого, спрашивается? А Петрович в сарайке теперь мне шкаф делает. Настоящий, резной, с завитушками. Нормальный у меня муж, — первая начала Светлана Игоревна.

— Да и мой Гена не просто так у Гришки пропадает. Ремонт сыну делать помогает. Вся проводка на нем! Руки у мужика золотые — отчего бы не помочь? Что теперь, бешеные деньги платить мастерам? Откуда они у ребят — второго недавно родили — надо понимать? И я, тетеха, вечно в магазине нагребу продуктов, а как их домой нести — не думаю. Сама дура, прав Гена мой.

Тетя Маня заплакала. Светлана Игоревна и Клавдия бросились Маню обнимать:

— Ну что ты, Машенька! Успокойся. Плохо было, да прошло, дурманом поросло! Живешь одна, как королевна!

— Да какой там живу! Маюсь. Филя хоть и шебутной был, а веселый, добрый. Всем помогал! Твоего мужа, Клавдейка, помнишь, из проруби вытащил?