Встреча в темноте - Виктория Скуратова

Он оглянулся. Везде струилась тьма. Ее воздушные пары проникали в него и наполняли изнутри. Ему представилось, что вот-вот и она поглотит его всего и он сам станет ею. И видение, граничащее с фантазией, могло воплотиться наяву, если бы он ни закрывал глаза в нужный момент. А этот момент наступал всегда. Было важно моргать, что он и делал по привычке. Тьма в доли секунды показывала свои границы и отступала. Темнота под веками закрытых глаз и темнота, ожидающая снаружи, была ни одной и той же. Еле различимая, иссиня-черная полоса пересекала тьму и выдавала ее, как живой и хищный организм.

Он пошел, смутно, скорее, инстинктивно догадываясь о недружелюбном отношении к нему тьмы, а она последовала за ним. Его ноги рассекали раскрывающуюся пасть и давили набухающее, бескостное тело. Вокруг ничего не было — лишь тьма, окутывающая его со всех сторон. Но его это не останавливало. Он шел.

В определенный момент, когда тьму разрезала спасающая полоса и когда жалкое время, за которым по привычке он пытался следить, потерялось, к нему незаметно подкралась мысль, одна единственная, что смогла преодолеть паутину тьмы. Слабая и робкая кроха, без звуков и движений, упорно требовала чего-то. Он догадывался, что это было некогда знакомым. Но что именно — вспомнить не удавалось. Тьма, словно гибкая пружина, повторяла одни и те же движения: подбегала к заблудшему существу и отпрыгивала в момент его моргания, — но старательная и вечно голодная, она шептала ему, и этот шепот душил всякие попытки мысли родиться. Кроха болезненно погибала и возрождалась благодаря его мучительным стараниям что-то вспомнить. Когда силы его иссякли и моргать стало невыносимо от жгучей боли в глазах, он побежал, и тьма пустилась вдогонку. Мысль потерялась, и ее сожрала зубастая пасть.

Так он остался без единой думы в голове, но то был не конец. Его упорное нежелание пропитаться тьмой и уйти в ее чертоги, только и спасало его. Тьма давно не встречала такого упрямца, и в первые моменты их борьбы ей было весело. Но его силы исчезали, и она чувствовала это. Преследуя свою жертву, она уже знала, когда сможет поглотить его и ненадолго заглушить голод.

Он бежал от тьмы и возвращался к ней. Она везде и всюду. Когда он понял, что ему не убежать, то остановился и повернулся к ней. Они глядели друг на друга, и тьма, давно не испытывая подобного экстаза от напускной решимости жертвы, театрально засмеялась и раскрыла пасть. Он приготовился наполниться ею и навсегда потерять себя. Он сделал шаг к тьме, однако заметил то ли в ней, то ли сквозь нее светящуюся точку вдалеке. Она еле выделялась на фоне непроглядного мира, но все же он ее заметил. Наверняка, там что-то есть. И мысль снова родилась. И он пошел прямо к точке. Тьма слегка удивилась и последовала за ним, делая ему вроде одолжения.

Он шел, но белая точка нисколько не росла. Он бежал, и все равно свет во тьме мерцал так слабо, не смея приблизиться к нему, что ему показалось: тьма заигрывала с ним. Но она, опытная и терпеливая хищница, лишь преследовала его и порой своей бесформенной фигурой проплывала перед его глазами, чтобы, испугав, оставить. Но то было ее ошибкой. Увлеченная охотой, тьма не заметила, как в нем зародилась и начала расти мысль. Это и стало ознаменованием ее возможного проигрыша.

Он бежал к точке, и ее свет под воздействием мысли, зачерпывающей из неведомо откуда забытые образы, представления и верования, начинал расти. Он верил в нее, и тьма не чувствовала в нем больше страха. Точка наконец оформилась, и он увидел большое деревянное корыто, испещренное занозами и дырами, наполненное то ли жидкой, то ли скомканной, но все той же тьмой. Рядом с корытом ползали существа, что меняли свой облик в такт его морганию. Но как бы они ни менялись, лица их оставались прежними. Он смотрел на них и долго не мог понять, чьи они. Только мысль, неисчезнувшая, но уставшая, подсказала ему: не лица, а рыла свиней.

Существа, пихая друг друга, лезли в корыто, жадно откусывали и проглатывали комки тьмы. Он оглянулся и увидел ее, стоящей позади и окутывающей, как и прежде, все пространство. Она ехидно улыбалась, наслаждалась его реакцией, о которой он, впрочем, и не догадывался. Его мысль хоть и была жива, но слишком слаба, чтобы подсказать ему о его же облике.

«Как ты здесь очутился?» — послышался голос позади.

Он обернулся и заметил комок света.

«Не знаю, — был его мысленный ответ. — А ты как?»

«Я всегда здесь».

Свет без устали делал круги вокруг корыта, поочередно заглядывал в рыла свиней. Они оборачивались на него, пренебрежительно отталкивали и продолжали наедаться. Он последовал за светом, и было неизвестно, сколько кругов сделал вокруг странных созданий, пожирающих тьму. Казалось, прошла вечность. А, вроде бы, и нет. Он шел, бежал, плыл, плелся, и тьма, следуя за ним и теперь за светом, терпеливо ждала, уверенная в своей власти.

«Ты помнишь, что было прежде?» — спросил свет.

«Я не уверен».

Снова забрела мысль, и неясно где — то ли внутри головы, то ли перед глазами, прямо во тьме, — стали появляться образы и этюды, словно в театре. Кто-то ходит, говорит, делает. Такие далекие и такие близкие. Он наблюдал за ними со стороны, отрешенный и пустой. Все их действия не имели смысла, и он бы точно потерял интерес, если б свет ни приблизился к нему вплотную. Тогда он заметил, опоясанный им, что и он ходит и делает, и говорит так же, как и те, кого не мог вспомнить. Но и у них были не лица, но свиньи морды.

Свет стал расти. И он удивился: вокруг оформилось пространство, с разными вещами, дорогами и живностью. А вот границы! То ли тьма отступила, то ли проиграла свету, но показались: безликий пол, обшарпанные стены, бездонный потолок, приветливый рассвет, чувствительный закат, тоскующие земли, холодные моря, родные день и ночь. Все стало сменять друг друга быстро и неотступно, и он вспомнил о времени: о драгоценных секундах, минутах и часах.

Лишь воспоминания, до этого подавляемые тьмой, вернулись к нему, как он ощутил биение сердца, бег крови по венам, тяжесть физического тела. Он увидел себя, и буря чувств, радостных и