Минуемое - Арсений Долохин

Черная машина отразилась в банке энергетика, когда я подносил ее ко рту, чтобы окрасить мир в цвета, которых ему в этот момент немного не хватало. Я не сбавил шаг, но и рука с банкой замерла на полпути, я развернул банку к себе той стороной, где не было никаких лишних знаков, чтобы поймать отражение полностью. Именно в тот момент я подумал, что день выдался какой-то необычный — машина, судя по размеру ее отражения на матовом боку банки, была совсем близко, но никаких издаваемых ею звуков я не слышал, хотя по отражению точно было понятно, что машина вращает колесами и ненавязчиво следует за мной. Решив, что это просто какое-то наваждение, я повернул голову, продолжая идти с прежней скоростью. Машина и правда была, и она все так же невозмутимо продолжала изображать мою тень, стекла машины были такими же черными, как и она сама, зато теперь слух меня не обманывал — ее шины шуршали об асфальт совсем тихо, но все же осязаемо. Я сразу понял, что внезапная близость этой машины не была случайной, вокруг не было никого, с кем эта машина могла бы меня перепутать.

Банка с энергетиком вдруг обожгла мне руку бешеным холодом, словно сигнализируя о какой-то зловещей опасности. Я понял, что если я остановлюсь — остановится и машина, и настанет полная тишина. Если пойду дальше — машина продолжит следовать за мной, хотя бы в течение некоторого времени. Если побегу — случится неизвестно что. Машина вдруг остановилась, и я остановился тоже, невольно последовав заразительному примеру. Дверцы машины стали открываться, я что-то очень быстро то ли понял, то ли придумал сам для себя, развернулся и очень быстро побежал. Судя по звукам за моей спиной, за мной тоже побежали.

Я бежал, не понимая, правильно ли поступаю, двигаясь все по тому же маршруту, или лучше было сразу же свернуть в сторону и попробовать тем самым что-нибудь выиграть. За мной гнались неотрывно, с явной целью догнать и заставить остановиться. Сердце билось обо все стены грудной коробки, в голове хаотично мельтешил какой-то колючий мрак, сквозь который предельно ясно проступала пугающе задорная истина: это происходит не просто так, никто не ошибся. Но бежать, не попадая ни в чьи руки, меня заставляло совсем другое. Банка энергетика в моей руке по-прежнему оставалась полной, я не пролил во время бега ни капли и понял, как будет обидно проиграть моим преследователям, не сделав ни единого глотка. Но у меня ничего не получилось: кто-то толкнул меня в спину, и я с размаху упал на тротуар, больно ударившись о него обеими коленями и локтями. Банка покатилась от меня, небрежно расплескивая свое содержимое во все стороны. Меня подняли с тротуара и потащили обратно, к терпеливо ждущей машине. Вокруг не было никого, кто мог бы узнать о происходящем — даже столбы и деревья как будто демонстративно отвернулись, чтобы не обременять свою память. Дверца машины открылась, меня вкинули внутрь и сели рядом. Банка, из которой я так и не успел отхлебнуть, осталась снаружи, безразлично выпотрошив себя до краев. Машина сдвинулась с места и куда-то поехала.

Через полчаса или чуть меньше я сидел за большим деревянным столом, за моей спиной было закрытое решеткой окно, с боков — холодные слепые стены и шкафы, в которых что-то чернело, белело, серело. Стул, на который меня посадили, был необычайно широким, я не понимал, как на нем правильно сидеть, мобильный телефон в заднем кармане джинсов как назло уперся в меня ребром.

Передо мной стояли люди, которые схватили меня и привезли сюда на черной машине с непроницаемыми окнами. Их было трое. Ближе всех ко мне был тот, который остался в машине, когда за мной побежали. Он был примерно моего роста или чуть ниже, с худым изнуренным лицом, старше меня раза в полтора, серый свитер немного странно сочетался с черными брюками. Двое других производили впечатление второстепенных лиц, но впечатление это было не менее гнетущим. Никто из них не издал ни единого звука с тех пор, как черная машина остановилась рядом со мной где-то далеко отсюда, я, сидя перед ними за деревянным столом, ощущал себя профессором, ни за что завалившим их на госэкзамене. Мне стало почти смешно. Я не знал, что будет дальше, но точно помнил, как сидел в машине, боясь вообразить, что будет потом, когда машина остановится. Теперь я понимал, что в машине было все-таки хуже — в ней мне было намного теснее, к тому же в машинах меня всегда укачивало, а за деревянными столами я вполне комфортно просидел немалую часть своей жизни, правда, по другую их сторону. Мысли, душившие меня в машине, ослабли, наступало время для чего-то другого.

Человек в сером свитере подошел ближе. Мы взглянули друг на друга. Его взгляд не был ожесточенным, холодным или насмешливым, он как будто заглянул внутрь себя, чтобы свериться с какими-то давно отработанными истинами, а я был всего лишь их блеклым отражением. В кабинете (если это был кабинет) было совсем тихо.

— Так. — Голос подошедшего ближе человека был негромким и рассудительным. — Давай только честно.

Человек достал электронный планшет и стал водить пальцем по экрану. Оставшиеся позади ассистенты не проявляли никакого участия, я догадался, что у них были немного иные роли в их общем деле. Страшно мне не было, было тревожно — я понял, что со мной собрались говорить, а разговаривать с людьми мне в целом нравилось. Человек перестал водить пальцем по экрану, но снова смотреть на меня не стал.

— Ты же точно знаешь, почему тебя сюда привели? — спросил он.

От этого вопроса мне стало неуютно — я не был уверен, что нас с этим худым человеком в свитере объединяли идентичные взгляды на исконные вопросы бытия, но человек как раз как будто хотел, чтобы я отвечал ему именно то, что говорил бы он на моём месте перед кем-нибудь другим. Все было как в кино, песнях, анекдотах. Я знал все это с рождения, но не был уверен, понимал ли и теперь, сидя за столом, на котором ничего не было.

— Не уверен, — ответил я. Мне показалось, что мой ответ слегка всколыхнул статично замерших на заднем фоне людей. Один из них был почти наголо бритым, высоким, широкоплечим, второй — ниже