Поленница - Сергей Тарасов

Поселок, в котором жили мои родители, был основан для жизни рабочих железнодорожной сортировочной станции города, проще — Сортировка. Они сами построили себе одноэтажные дома, кто из дерева, кто-то из шлакоблоков, с небольшим усадебным участком. Отец с дедом выстроили дом из шлакоблока, и до самой смерти обустраивали его, делали удобным для себя и своих детей.

Сейчас многие жители мегаполисов возвращаются к мысли о том, что в таких частных домах жить удобней, чем в квартирах: всегда можно пристроить свою машину на ночь, можно пробурить скважину и не зависеть от городских сетей, есть свои свежие овощи с огорода. А по вечерам чувствовать себя в полной безопасности, не слышать шум и грохот мотоциклов, которые гоняют по ночным улицам. Раньше, когда не было теплонагревателей для душа, строили бани и там мылись. Отец устроил баню прямо в доме, — на первом, полуподвальном этаже. Это было удобно — не надо бегать в баню на улицу, особенно зимой. Топили бани дровами, которые доставали сами, где только придется, или углем, который можно было купить.

В то время еще были паровозы, для которых был нужен уголь. Отец моего друга Лехи был машинистом паровоза, и по вечерам и ночью, со стороны станции доносились гудки паровозов. Недавно, несколько месяцев назад я услышал знакомый гудок, и сначала не поверил, но потом, когда стал слышать его почаще, понял, что действительно на сортировке появился паровоз. Я не знаю, чем он сейчас занимался конкретно, но мне было приятно засыпать под его гудки.

Единственно, что было неудобно с баней, это заготовка для нее дров. Мои родители оставили нам с Левой поленницу, но года через три она закончилась. Мы собирали в своем хозяйстве старые доски, всяких горючий хлам, а соседи, когда устроили ремонт своего дома, отдавали нам обрезки досок и брусков, и мы на этом прожили еще несколько лет. Но когда и эти запасы стали подходить к концу, я купил целую машину горбыля с какой-то лесопилки в Березовском, за одну тысячу рублей.

Когда машина приехала, я с водителем сгрузил горбыль перед домом, — образовались две внушительные кучи. Оставалось только его распилить и сложить в поленницу. Мы с Левой пилили горбыль, когда находили для этого время. Сначала попробовали его пилить отцовской пилой, — он давно сделал такой станок с циркулярной пилой от трехфазного электромотора, который запускался от больших конденсаторов, но она когда перегревалась, у мотора срабатывала защита, и можно было пилить минут десять, а десять минут уходило на то, чтобы мотор остыл. Мелкий горбыль было пилить на этом станке удобно, но то, что пила устраивала себе передышки, ни мне, ни Леве не нравилось, и я потом мелкий горбыль просто перерубил топором. Но в этой куче горбыля были сосновые комли, которые было невозможно разрубить топором.

Лева купил бензопилу, и ею мы быстро распилили эти толстые доски и сосновые комли. Но когда Левы не стало, я все его инструменты отдал его семье, и остался без пилы. Машины горбыля хватило на два года, и поскольку он был сырой, мы с братом шли в лес с тележкой, распиливали какую-то упавшую сосну или березу, и потом бросали в печку сухие дрова, — чтобы в бане был пар. Я смотрел на тающую поленницу и думал, что заказывать снова горбыль было неудобным — с ним было много работы. Гораздо удобней было топить баню сухими дровами, которые можно было найти в нашем лесу. Их надо было привезти, распилить, а потом поколоть.

И вот, когда выпал снег, я притащил на санках первые сосновые бревна, — распилил сосну, которая упала и перегородила лесную тропинку, по которой рабочие ходили на работу и обратно. Несмотря на то, что бревна были двухметровые, я безо всякого труда их привез домой — сани хорошо скользили по снегу, и я совсем не устал. Уставал я, когда выкапывал из-под снега упавшую сосну, — ее я тут же распиливал на бревна отцовской лучковой пилой. Этой пилой можно было распилить бревно сантиметров сорок диаметром.

Привезенные домой бревна я пилил этой же лучковой пилой, но потом купил цепную электрическую пилу, сделал козел и постепенно, шаг за шагом стал заготавливать дрова для бани. На один год мне надо было распилить в лесу четыре — пять больших сухих бревна, притащить их домой, где их можно было распилить на чурки, потом переколоть, и сложить в поленницу.

Таким образом, я в первый же год заготовил дрова сразу на несколько лет, — года на три, как минимум. Дело было новое, интересное, и я постарался — обошел лес, выбрал самые большие и сухие сосны, которые упали за несколько лет ранней весной, — у нас бывают в конце зимы такие сильные ветра, что задувают даже запальник у газового котла. На второй год, когда выпал первый снег и можно было ездить на санках, продолжил свои такие вылазки.

Я ходил за дровами, когда начинало темнеть — часов в пять, чтобы не привлекать ничьего внимания, и волочил сани с бревнами часов в семь, когда было уже темно. Обычно в конце декабря я уже заканчивал возить бревна, потому что снега было в лесу уже много и мои тропинки заметало, трудно было выехать на дорогу. Начиная с января, начинал их пилить в огороде, а потом надо было расколоть дрова и сложить в поленницу.

Особенно я не спешил, — кроме дров у меня были другие дела, но я каждый день проводил на улице часа по четыре — пять. Это было хорошо для моего здоровья, — если даже на улице было под минус двадцать, за такой работой я не мерз. А, к примеру, на лыжах в такой мороз прогуляться у меня не получалось — ноги мерзли в лыжных ботинках. А вот пилить и колоть дрова в валенках, это было нормально. Я дышал свежим морозным воздухом, и так проходил январь, февраль, а к весне уже все было закончено — дома стояла поленница, или две, и я был доволен жизнью.