Идейная и художественная проблематика «Живых цифр» подготовлялась всем предшествующим творчеством Успенского, особенно его очерками из крестьянской жизни. Вопросы семейных отношений, роли женщины в крестьянской семье, занимающие столь важное место в «Живых цифрах», освещались в таких очерках, как «Наша баба» (1886), «Строй народной жизни» (1887), «Не быль, да и не сказка» и др. Тема воспитания детей, лишенных родителей, занимала Успенского с 1870-х годов («Из деревенского дневника»). Мотивы рассказа «Квитанция» находим еще в рассказе 1882 года «Не случись». Подготовлено предыдущим творчеством писателя и его глубокое проникновение в содержание данных статистики о русской, особенно деревенской жизни. Следует отметить, что интерес Успенского к статистике связан с развитием статистической науки во второй половине XIX века. Обращение к цифрам у Успенского мы находим почти во всех его крестьянских очерках. Герой очерков «Волей-неволей» говорит о цифровых данных, характеризующих народную жизнь: «…эта боль, спрессованная в маленькую цифру… мне понятна; она, потрясая мой ум, развивает тот зародыш жалости, который уже есть во мне, к пониманию общих, всечеловеческих бед, гонит к ним, обязывает сосредоточивать внимание только на них».
Очерки, подготовлявшие цикл «Живые цифры», а также произведения, последовавшие за циклом, в своей совокупности характеризуют существенную особенность всех больших произведений Успенского: они обрастали целым рядом других очерков, рассказов, статей, в которых подготовлялись или дописывались образы центрального цикла.
Идейная сущность «Живых цифр» сформулирована Успенским в письме, предшествовавшем началу работы над очерками: «Подобно власти земли, — то есть условий трудовой народной жизни, ее зла и благообразия, мне теперь хочется до страсти писать ряд очерков „Власть капитала“… Если „Власть капитала“ — название не подойдет, то я назову „Очерки влияния капитала“. Влияния эти определенны, неотразимы, ощущаются в жизни неминуемыми явлениями. Теперь эти явления изображаются цифрами — у меня ж будут цифры и дроби превращены в людей».
«Влияние капитала», как это раскрывает в своих очерках Успенский, заключается в том, что в деревне «власть денег» все более разоряет трудовое крестьянство. В очерке «Четверть лошади» Успенский показывает, что сам земледельческий труд, в котором писатель хотел видеть основу идеального «народного строя» жизни, каторжно тяжел, изматывает человеческие силы и душу и не может быть источником человеческой радости.
В этом же очерке Успенский запечатлел и такие существенные черты крестьянского мировоззрения, как консерватизм, рабская привязанность к своему земельному наделу, хозяйству, непонимание коренных причин своего тяжелого положения. В этом отношении образы Авдея и его жены глубоко типичны. Говоря о крестьянской общине, которую все еще не переставали воспевать народники, Успенский в своих очерках показывает, как действительность восьмидесятых годов подтверждала его наблюдения предшествующих лет о разложении общины, ее превращении в мертвое, а потому не только бесплодное, но и вредное общественное учреждение. Свой окончательный приговор общине Успенский вынес, создав в высшей степени многозначительный образ «воздушного» мужичка в очерке «Ноль — целых!». В годы борьбы марксизма с народничеством Г. В. Плеханов не раз использовал материал этого очерка для разоблачения народнической лжи о крестьянской общине.
В «Живых цифрах» Успенский рисует, как «купонный» порядок тягостен для рабочих, как он не обеспечивает мало-мальски сносных жизненных условий, лишая рабочего возможности быть человеком, превращая его в «дробь».
«Купонные отношения» отражаются и на положении женщины и ребенка. Рассказ «Квитанция» повествует о женщине-труженице, лишенной возможности быть матерью, воспитывать своих детей. Общество, в котором женщине недоступна радость материнства, нельзя считать нормальным и разумным, говорит своим очерком Успенский.
В очерках «Живые цифры», таким образом, Успенский с новой силой и остротой подверг критике основы капиталистического строя.
Но в критике Успенского сказывалась и историческая ограниченность его воззрений на капитализм. Основной недостаток этой критики состоял в том, что представления Успенского об относительной исторической прогрессивности капитализма в развитии общества были крайне противоречивы. Писатель не понимал исторической роли рабочего класса. Успенский порой склонен был закрывать глаза на факты развития капитализма из недр самого крестьянского хозяйства и противопоставляет его развитым формам капитализма. Так, например, обстоит дело в «Дополнении к рассказу „Квитанция“».
Но ценность очерков «Живые цифры» определялась, конечно, не этими заблуждениями писателя, не смогшего правильно, до конца определить исторические закономерности развития действительности. Ценность их — в глубокой жизненной правдивости, в обобщенности образов, в страстном стремлении писателя найти путь к облегчению участи трудового народа. Сами заблуждения Успенского, явившиеся результатом тревожных и мучительных раздумий художника над противоречиями действительности, отразили думы и настроения широких народных масс.
«Живые цифры» — этапное произведение Успенского и в художественном отношении. «Я расскажу процесс моего мышления, — заявляет писатель, — без всякой утайки». Эти слова из рассказа «Квитанция» можно считать ключом для понимания особенностей творческого метода Успенского, нашедшего яркое воплощение в новом цикле. В очерках читатель становится как бы соучастником идейных исканий писателя, его «изучений» действительности, его переживаний, и этим достигается страстная, волнующая сила повествования, которая столь свойственна произведениям Успенского. О впечатлении от чтения «Живых цифр» В. Г. Короленко писал: «Помню, что одного из этих рассказов („Квитанция“) я уже не мог дочитать громко до конца: это был сплошной вопль лучшей человеческой души, вконец истерзанной чужими страданиями и неправдой жизни, в которой она-то менее всех была повинна». Как «вопль лучшей человеческой души» воспринимали творчество Успенского самые широкие круги демократических читателей.
Хотя цикл «Живые цифры» из-за вмешательства цензуры не был завершен Успенским, но и в сложившемся виде он представляет одно из высших достижений писателя.
К тому же 1888 году, когда появились очерки «Живые цифры», относится замечательный документ идейных поисков Успенского — его статья «Горький упрек», написанная в связи с публикацией письма К. Маркса в редакцию «Отечественных записок». Статья не была пропущена царской цензурой и стала известна в полном виде лишь в советское время. Письмо К. Маркса, посвященное критике истолкования «Капитала» народником Михайловским, ответило на многие сокровенные раздумья Успенского о судьбах России в связи с развитием капитализма. Относясь с глубоким уважением и вниманием к суждениям Маркса, Успенский не смог понять всей революционной сущности марксизма, но примечательно, что письмо Маркса еще более укрепило Успенского в его критическом отношении к народничеству.
К 1888 году относится длительная поездка Успенского в Сибирь, предпринятая писателем несмотря на все ухудшавшееся состояние здоровья. Поездка отразила давние стремления неустанного исследователя народной жизни познакомиться с таким характерным социальным явлением пореформенной действительности, как переселенческое движение. Результатом поездки в Сибирь, а также поездки 1889 года на места переселений — в Уфимскую и Оренбургскую губернии, явился цикл очерков, получивших затем название «Поездки к переселенцам». Успенский в одной из статей так разъясняет задачу своих поездок к переселенцам: «Цель поездки была самая простая. Всевозможные расстройства нашего крестьянства… привели его к желанию идти на новые места. Надобно видеть, как он совершает это дело, чтоб рассказать о нем русским читателям, которые не знают — „уда он уходит? Как идет, куда приходит и как там живет?..“ Человеку нужна земля, чтобы жить. Что ему кем бы то ни было сделано в облегчение этого дела?» Ответом на эти вопросы и явились очерки Успенского. Писатель показал, насколько неорганизованным было переселенческое дело, какие огромные бедствия терпели переселенцы и в пути и на новых местах, разоблачил правительственную ложь о «помощи» переселенцам со стороны царских чиновников. Не могла здесь изменить положение и земская благотворительность. В статье «Земство и переселенческий вопрос» (1891) Успенский писал: «Органический недуг сельского населения России — малоземелье — не может быть разрешен большой или малой „лептою“… для исцеления недуга малоземелья требуется коренное изменение землевладения крестьянского населения», К вопросам переселенческого движения Успенский не переставал возвращаться до конца творческого пути…
