Николай Гоголь - Том 4. Ревизор

Добчинский. Прощайте, кумушка! (оба уходят.)

Артемий Филипович (Луке Лукичу). Страшно просто. А отчего, и сам не знаешь. А мы даже и не в мундире. Ну что, как проспится, да в Петербург махнет донесение.

(Уходит в задумчивости вместе с смотрителем училищ, произнеся:) Прощайте, сударыня!

Анна Андреевна и Марья Антоновна.

Анна Андреевна. Ах, какой приятный!

Марья Антоновна. Ах! милашка!

Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и всё это такое… Ах, как хорошо! я страх люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Я однако ж ему очень понравилась: я заметила — всё на меня поглядывал.

Марья Антоновна. Ах, маминька, он на меня глядел.

Анна Андреевна. Пожалуста с своим вздором подальше! Это здесь вовсе неуместно.

Марья Антоновна. Нет, маминька, право.

Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя да и полно. Где ему смотреть на тебя? и с какой стати ему смотреть на тебя?

Марья Андреевна. Право, маминька: всё смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.

Анна Андреевна. Ну, может быть, один какой-нибудь раз, да и то так уж, лишь бы только. „А“, говорит себе: „дай уж посмотрю на нее“.

Те же и городничий.

Городничий (входит на цыпочках). Чш… ш…

Анна Андреевна. Что?

Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)

Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек всё несет наружу. Что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного. Да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… чорт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто, как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.

Анна Андреевна. А я никакой совершенно не ощутила робости, я просто видела в нем образованного светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.

Городничий. Ну, уж вы — женщины. Всё кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтюрлютки! Вдруг брякнут ни из того, ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.

Анна Андреевна. Об этом я уж советую вам не беспокоиться. Мы кой-что знаем такое… (Посматривает на дочь.)

Городничий (один). Ну, уж с вами говорить!.. Эка в самом деле оказия! До сих пор не могу очнуться от страха.

(Отворяет дверь и говорит в дверь.) Мишка, позови квартальных Свистунова и Держиморду: они тут недалеко где-нибудь за воротами. (После небольшого молчания.) Чудно всё завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж был видный, а то худенькой, тоненькой — как его узнаешь, кто он? Еще военный всё-таки кажет из себя, а как наденет фрачишку — ну, точно муха с подрезанными крыльями. А ведь долго крепился давеча в трактире. Заламливал такие аллегории и екивоки, что, кажись, век бы не добился толку. А вот наконец и подался. Да еще наговорил больше, чем нужно. Видно, что человек молодой.

Те же и Осип. Все бегут к нему навстречу и кивают пальцами.

Анна Андреевна. Подойди сюда, любезный!

Городничий. Чш!.. что? что? спит?

Осип. Нет еще, немножко потягивается.

Анна Андреевна. Послушай, как тебя зовут?

Осип. Осип, сударыня.

Городничий (жене и дочери). Полно, полно вам!

(Осипу.) Ну, что, друг, тебя накормили хорошо?

Осип. Накормили, покорнейше благодарю, хорошо накормили.

Анна Андреевна. Ну, что, скажи: к твоему барину слишком, я думаю, много ездит графов и князей?

Осип (в сторону). А что говорить! коли теперь накормили хорошо, значит после еще лучше накормят. (Вслух)

Да, бывают и графы.

Марья Антоновна. Душенька Осип, какой твой барин хорошенькой!

Анна Андреевна. А что, скажи пожалуста, Осип, как он…

Городничий. Да перестаньте пожалуста! Вы этакими пустыми речами только мне мешаете. Ну что, друг?..

Анна Андреевна. А чин какой на твоем барине?

Осип. Чин обыкновенно какой.

Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова поговорить о деле. Ну, что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?

Осип. Да, порядок любит. Уж ему чтобы всё было в исправности.

Городничий. А мне очень нравится твое лицо! друг, ты должен быть хороший человек. Ну что…

Анна Андреевна. Послушай, Осип, а как барин твой, там, в мундире ходит, или…

Городничий. Полно вам, право, трещотки какие. Здесь нужная вещь. Дело идет о жизни человека… (К Осипу) ну, что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик; оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.

Осип (принимая деньги). А покорнейше благодарю, сударь. Дай бог вам всякого здоровья; бедный человек, помогли ему.

Городничий. Хорошо, хорошо, я и сам рад. А что, друг…

Анна Андреевна. Послушай, Осип, а какие глаза больше всего нравятся твоему барину?..

Марья Антоновна. Осип, душенька! какой миленькой носик у твоего барина!

Городничий. Да постойте, дайте мне!.. (к Осипу)

А что, друг, скажи пожалуста: на что больше барин твой обращает внимание, то есть что ему в дороге больше нравится?

Осип. Любит он, по рассмотрению, что как придется. Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.

Городничий. Хорошее?

Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей богу! бывало, заедем куда-нибудь: „Что, Осип, хорошо тебя угостили?“ „Плохо, ваше высокоблагородие!“ „Э, говорит, это, Осип, нехороший хозяин.“ „Ты, говорит, напомни мне, как приеду“. — „А, думаю себе (махнув рукою), бог с ним! я человек простой“.

Городничий. Хорошо, хорошо и дело ты говоришь. Там я тебе дал на чай, так вот еще сверх того на баранки.

Осип. За что жалуете, ваше высокоблагородие? (прячет деньги) разве уж выпью за ваше здоровье.

Анна Андреевна. Приходи, Осип, ко мне! тоже получишь.

Марья Антоновна. Осип, душенька, поцелуй своего барина! (Слышен из другой комнаты небольшой кашель Хлестакова.)

Городничий. Чш! (Поднимается на цыпочки. Вся сцена вполголоса.) Боже вас сохрани шуметь! идите себе! полно уж вам…

Анна Андреевна. Пойдем, Машинька! я тебе скажу, что́ я заметила у гостя, такое, что нам вдвоем только можно сказать.

Городничий. О, уж там наговорят! я думаю, поди только да послушай! и уши потом заткнешь. (Обращаясь к Осипу) Ну, друг…

Те же, Держиморда и Свистунов.

Городничий. Чш! экие косолапые медведи стучат сапогами! так и валится, как будто сорок пуд сбрасывает кто-нибудь с телеги! Где вас чорт таскает?

Держиморда. Был по приказанию…

Городничий. Чш! (закрывает ему рот). Эк как каркнула ворона! (дразнит его) был по приказанию! Как из бочки, так рычит! (К Осипу) Ну, друг, ты ступай приготовляй там, что нужно для барина. Всё, что ни есть в доме, требуй. (Осип уходит.) А вы — стоять на крыльце и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, то взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (показывает ногою) слышите? чш… чш…

(Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)

Та же комната в доме городничего.

Входят осторожно, почти на цыпочках: Аммос Федорович, Артемий Филипович, почтмейстер, Лука Лукич, Добчинский и Бобчинский, в полном параде и мундирах. Вся сцена происходит вполголоса.