В следующую ночь, уединившись в гараже, Рауф приступил к изготовлению чудесного снадобья. Он растирал, взвешивал, переливал и нагревал в полном соответствии с лежащей перед ним копией древнего рецепта. Когда наступило утро, Рауф держал в руках большой семилитровый стеклянный баллон, доверху наполненный янтарным напитком.
Через несколько дней Рауф открыл крышку, и все пространство гаража заполнил удивительно приятный, волнующий запах, от которого ощутимо закружилась голова, и он, чтобы ненароком не выронить, покрепче обхватил банку руками. Под действием неведомого аромата в голове Рауфа разом возник рой невнятных, во явно положительных приятных мыслей вперемежку с обрывками каких-то возбуждающих воспоминаний.
Ему, привыкшему всегда удовлетворять свои разнообразные потребности, весьма экономно тратя каждый раз не больше двух-трех мыслей, этот роскошный всплеск интеллекта показался интересным, даже забавным, и он был не прочь продлить это впервые испытываемое состояние, но ему пришло в голову, что проникший в банку воздух может повредить нормальному созреванию напитка, и тогда, уже не раздумывая, он тщательно закрыл баллон притертой стеклянной пробкой и засунул свое сокровище в глубь тесно заставленной бутылками и банками в дальнем углу ямы, дав себе слово не притрагиваться к ней до истечения срока - "семь раз по семь дней".
Он уже запирал дверь, когда увидел соседку, очень вредную, на редкость энергичную старуху, которая два года назад, когда во дворе началось строительство гаражей, писала, жалуясь на их будущих владельцев, в том числе и на Рауфа, десятки писем с требованием запретить стройку, упорно именуя ее незаконной, несмотря на то, что ей много раз с предъявлением справок объясняли, что возведение гаражей производится согласно официальному разрешению районного архитектурного управления.
С Рауфом она с тех пор не разговаривала и подчеркнуто сухо отвечала на его поклоны. Поэтому он сразу же насторожился, когда она пожелала ему доброго утра и, встав со скамейки, пошла навстречу. По морщинистому лицу со слезящимися глазами, делающими ее похожей на больную кошку, блуждала какая-то странная, неуверенная улыбка.
- Вот ведь как бывает, - назидательно сказал ей Рауф. - Последняя комиссия тоже признала, что гараж построен законно. Мне только интересно, кому вы теперь пожалуетесь?
- Вы чувствуете? - спросила она. - Какой замечательный запах! Что-то невероятное. У меня даже голова закружилась.
- Приятно пахнет, - добросовестно потянув носом воздух. сказал Рауф, в душе проклиная острый нюх настырной старухи.
- Теперь уже не пахнет, - с грустью сказала старуха, - а минут десять назад этим ароматом был пропитан весь воздух. У меня до сих пор дрожат пальцы, посмотрите... Неужели вы ничего не почувствовали? А мне показалось, что запах доносится из вашего гаража.
- Там пахнет только бензином и маслом, - возразил Рауф. Он послюнил палец и поднял над собой. - Все ясно, ветер дует со стороны карамельной фабрики. Был, наверно, сильный порыв, он и принес с собой этот запах. Вы никогда там не бывали? На этой фабрике столько разных эссенций.
- Это было что-то невероятное, - слабым голосом повторила старуха и, уже не обращая внимания на Рауфа, побрела прочь.
К звонку, последовавшему на следующий день, Рауф отнесся спокойно. Разговаривая с невидимым собеседником, назвавшимся следователем районной прокуратуры Аскеровым, он спросил, не ошибся ли тот номером, а вслед за тем внес в свой голос оттенок удивления, как сделал бы это, по его мнению, любой приличный человек, никогда не имевший дело, со следственными органами. Договорившись о времени встречи, Рауф положил трубку.
...Машину он оставил за углом, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из знакомых случайно увидел ее перед прокуратурой. Поздоровавшись с дежурным, Рауф сообщил ему свою фамилию, и тот, сверившись со списком, показал, где лифт.
Перед тем, как постучать, Рауф поправил галстук и пригладил усы. Золотой перстень с пальца снял и опустил его в карман, благоразумно подумав, что на незнакомое должностное лицо он может произвести нехорошее впечатление.
В кабинете следователя сидели два подполковника, но Аскеров - он был в темно-сером костюме с ярко-желтым галстуком - ни минуты не заставив ждать, пригласил Рауфа сесть и сразу же приступил к разговору. Когда он, здороваясь, встал, выяснилось, что следователь маленького роста, причем его худое лицо с густыми непричесанными бровями и маленькими глазами показалось Рауфу знакомым.
Садясь, Рауф успел краем глаза заметить, что один из офицеров, грузный седой человек, почти неприметно качнул головой.
- Извините за беспокойство, - начал следователь, обращаясь к Рауфу, но тот, не дав ему продолжить, ответил, что никакого беспокойства, и ему будет приятно, если он сумеет принести хоть какую-то пользу, и вообще он считает своим долгом отметить, что его первое в жизни посещение следователя, при этом слово "первое" он несколько выделил, произвело самое отрадное впечатление, начиная от внимательного дежурного у входа и чистоты в помещении и кончая знакомством с исключительно приятными людьми в этом кабинете. Справедливо полагая, что в любом деле сторонники не помешают, произнося последние слова, он перевел взгляд на подполковников, и каждый из них вежливо ответил ему улыбкой.
- Тут такая история, - несколько смущенно продолжил Аскеров. - В ночь с 18-го на 19-е августа машину под номером 50 - 37 видели на Баилове. Эта ваша машина?
- Серия? "Жигули"? Моя. Вполне может быть, что она там стояла, подтвердил Рауф. - Я бы вам точнее ответил, если бы вы назвали день недели.
- С 18-го на 19-е, с субботы на воскресенье, - сказал Аскеров.
- Совершенно верно, стояла, - почти не задумываясь, ответил Рауф. - А что?
- Скажу... А почему она там стояла ночью? Ведь вы живете в другом конце города?
Прежде чем ответить, Рауф помедлил. К тому времени он уже успел внимательно рассмотреть Аскерова и решил, что ему гораздо выгоднее отказаться от первоначального намерения.
- Видите ли, - смущенно улыбнулся он. - Я нардист. Мало того, мой близкий друг тоже обожает нарды. Стоит нам встретиться, обо всем на свете забываем. Остановиться невозможно. Каждый раз под утро кончаем игру. Не поверите, у нас с женой даже из-за этого неприятности были. Тысячу раз ей объяснял, что нормальная женщина радоваться должна, что ее муж не бабник и не картежник, а нардами увлекается, народной игрой, - не действует. Извините, - как бы спохватился Рауф, - так вот, в ту ночь я был у своего друга, он живет совсем рядом, только машину у его дома оставлять опасно. Знаете, это Халиловский переулок, никогда света не бывает. - По выражению лица, да и по тому, что следователь не стал узнавать у него точный адрес и фамилию приятеля, Рауф понял, что никаких сомнений у того не осталось.
- Вы один пользуетесь машиной? - чувствовалось, что этот вопрос Аскеров задает просто так, для порядка. - Я хочу сказать, не берут иногда машину ваши сыновья или племянники?
- Нет, - твердо сказал Рауф. - За руль своей машины сажусь только я. И все мои друзья знают - Рауф последнюю рубашку отдаст, но машину у него лучше не просить. Для их же пользы!
- Перед тем, как уехать, вы ничего подозрительного не заметили? Может быть, вспомните?
- Да вы не представляете, какой в ту ночь шел дождь, - засмеялся Рауф. По сторонам смотреть было некогда, я весь насквозь промок, пока до машины добрался. Но вы мне не объяснили, что же все-таки случилось?
- Да так, - рассеянно ответил Аскеров, кончив писать. - Той ночью в зоопарке кто-то набезобразничал, а мы с вами должны теперь на это тратить время. - Он вынул из ящика стола чистый бланк, посмотрел на часы, проставил время. - Вот вам пропуск на выход. Спасибо, и еще раз извините за беспокойство.
Рауф со всеми по очереди обменялся рукопожатием и вышел, неплотно притворив за собой обитую черной кожей дверь.
В коридоре никого не было, и он, держась за ручку, застыл в позе человека, собирающегося открыть дверь. Если бы в эту минуту из кабинета кто-нибудь вышел, то Рауф объяснил бы, что в связи с вынужденным прогулом вернулся получить у Аскерова соответствующую справку.
Голоса из-за двери доносились невнятно, и он почти ничего не разобрал, кроме дважды повторенного слова "мальчишки", произнесенного кем-то, но не Аскеровым.
Каждое утро, перед тем, как завести машину, Рауф спускался в яму и, откупорив баллон, несколько секунд жадно вдыхал живительный запах. До созревания янтарной массы оставалось еще больше месяца, и эти каждодневные сеансы могли бы превратиться в привычку, скорее всего вредную, как и подавляющее большинство привычек, доставляющих человеку наслаждение, если бы не почтальон, который, вручив в пятницу утром вышедшей на звонок Халиде-ханум газеты и одно-единственное письмо, расстроил сложившийся ритм постепенного привыкания. Держа перед собой кончиками пальцев повестку из прокуратуры, она прошла на кухню.
