и преступник, когда на западе слыл пропагандистом и идеологическим проповедником, ни один раз оказавшим помощь нацистам западной Украины.
Руки его были в крови, он убил своего соумышленника, приставленного к нему для работы, убил он его при своем позорном бегстве от Красной Армии и ареста, забрал все его ценности и, стопку поддельных паспортов, но быстро растратив средства, остался ни с чем, один на один со своей корыстью.
Случайно попав в тыл своего врага, Григорий жаждал скорее уехать подальше, раз и навсегда и более никогда не посещать разрушенную и опустошенную страну, по его мнению, безнадежную и обреченную на распад, разложение и последующий крах. Мечтал он и о том, чтобы заняться своей прежней деятельностью – террором, и, уйдя в подполье продолжить решительную борьбу чужими руками. Готовый на все, даже на убийство, он грабежом, обманом, мошенничеством, добычей денег и заколачиванием своего нового состояния. Боялся Григорий внезапного ареста, при котором его сущность могла бы раскрыться, и, лишив всего нажитого, суд отправил бы его в тайгу валить лес, либо к стенке, чего Недоделкин боялся ещё больше.
Всем телом дрожал Григорий за свою жизнь и одну ее лишь любил.
Глава 8.
Пропагандой в Союзе Григорий не занимался, это было слишком опасно, всегда держал язык за зубами и представлялся рабочим *** завода, и как было сказано, выше, был тот ещё трус. Когда дело доходило до лишних вопросов от людей, он терялся и мямлил несусветную чушь. Поэтому, его воспринимали, как некоего дурачка заику.
Его компаньон Виктор Алексеевич, или просто Сургут Витя, будучи участником гражданской войны, дезертировал, занялся грабежом сел и деревень на Дону, но по окончанию междоусобицы бросил это гиблое занятие и, боясь ответственности, скрылся в *** области, залег на дно и несколько лет сидел смирно, работая в колхозе под чужим именем, пока его не раскрыли.
Виктор напомнил о себе в годы Великой Отечественной, сбежав от мирной жизни, оказался в лесах Белоруссии, и отнюдь, ни на стороне Красной Армии. На закате войны чудом спасся от преследования и расстрела, превратился в бездомного бродягу, а затем в алкоголика без документов. Его повстречал Григорий, сразу понял, что перед ним матерый убийца, замучивший не одного человека.
Используя влияние шантажа, и обещание отдать Виктору поддельный паспорт гражданина Союза, Недоделник завербовал его в свою банду, так и став использовать его в своих корыстных целях до самого начала рассказа, шантажируя паспортом, который хранил в своем кармане.
–Щенок, – огрызнулся Григорий, – но каков щенок! Сойдет! – он подмигнул Виктору.
–Тогда берем его, – чуть сорвался Виктор с места, но был остановлен властной сухой рукой, опешил, и сдал назад.
–Ну что опять? – промямлил он.
–Не спеши, твоя неуклюжесть до успеха не доводила ещё, стой и жди.
–Смотри же, тебе виднее, – согласился Виктор, смущенно опустив глаза и сплюнув.
Егорка собрался уходить с вокзала к своему сарайчику, чтобы пообедать в тишине и приготовится к ночлегу, сообщники догнали его на выходе.
В это время навстречу им хлынула толпа рабочих, почти сбив Егорку с ног, смятением воспользовался Григорий.
Подельники быстро и незаметно окружили мальчика, принялись за работу. Дело с самого начала пошло на ура.
Григорий, подойдя сзади, схватил Егорку, одернул за плечо, развернул к себе лицом. Мальчик от испуга вздрогнул.
–Пустите! Кричать буду! – воскликнул Егор.
Затем общее молчание и оценка друг друга продолжалась несколько секунд. В это время напарник Григория отрезал путь к бегству, встав почти вплотную к спине мальчика.
Виктор испугался, подумав:
–«Все пропало, ах он щенок»! – опять сплюнул.
Включив все свое актерское мастерство, Григорий создал доброжелательную улыбку, заглянул весело в глаза мальчику, и заговорил первым:
–Друг мой! – воскликнул он, будто бы обрадовавшись встрече, – сколько лет, сколько зим! Ты ли это, милый друг? Забыл меня? Не узнал? Обидно-то как! А давай от души споем и я прощу тебя? Ай, нет! Я тебя и так прощаю, за нашу с тобой дружбу! За то, что свиделись! Ай, друг мой! – его хитрая ухмылка все же проявилась на губах, как бы он не старался её стереть. Говорил Григорий наигранно фальшиво, выражение его глаз было обманчиво, но загадочно, и можно было ошибиться, подумав, что такой Григорий никогда не злился, никогда не расстраивался и не входил в ярость, что он добрый человек.
От неожиданности Егорка несколько растерялся, и пока мальчик приходил в себя и соображал что к чему, кто перед ним и знает ли он его вообще, Григорий действовал.
–Копеечку? – неуверенно промямлил Егорка, по привычке.
–А! Да этого добра я тебе мешок дам! Каков молодец! Дело за этим не встанет! Копеечку он захотел, али ты думаешь я тебя обманывать буду? Успокойся и не шути так, – Григорий по-дружески хлопнул Егорку по плечу, – а ну-ка держи, – вытащил из кармана две желтые латунные копеечки, – держи крепче, отдаю красавиц, смотри какой цвет, словно золото! И дядя Витя копеечку подкинет, сейчас же, но есть одно «но» – это непросто от чистого сердца, это от души, от чистой души, светлой, чуть-чуть ни за просто так, – он показал на пальца это «чуть-чуть» и продолжил, – нам нужна твоя помощь, твоя, без тебя, друг мой, дело не сдвинется ни на дюйм, – Григорий задумался, – дельце горит, небольшое одолженьице, скорее там даже, чем дельце, легкое, словно пустяк» одолженьице, – Григорий помотал головой, щелкнув через язык – «пустяк».
–Дядя, я занят, я не могу помочь, занят, занят, ухожу, – развел руками Егорка, и хотел было направиться к выходу, но его удержали.
–Подумаешь! А дело – это наш секрет! Есть же у людей секреты, – Недоделкин изменился в лице, став серьезнее, – у тебя есть секрет, ну, примеру есть? Думаю, есть, – не дождался он ответа от мальчика, – Поспорим?
–Пожалуй, найдется, но с чего бы мне рассказывать? Я вас не знаю, вы чужой мне, – смягчился Егорка, почувствовав, что он в западне.
–Ну что ты, какие же мы чужие? Брат! Отдаю тебе пятнадцать копеек, за такую мелочную услугу, и все из-за того, что мы братья с тобой, почти как одной крови!
***
Спустя нескольких месяцев одиноких скитаний, Егорка вернулся домой, туда, где его уже не ждали.
Прошло много дней с того момента, когда он покинул его.
За время его отсутствия вокруг ничего не изменилось, только природа изменила цвета, но цвета казались мальчику привычными и знакомыми, что не волновали его маленького сердца. Дух страшный безмятежный царил в деревне, словно деревня умерла, словно сущность её, веселая когда-то и живая
