ни одну писульку не пропусти. Диктуй все вподряд!
— Слушаюсь! Интересно, а сам Михал Сергеич читает сейчас, что поднесла на плакатах площадь?
Колотилкин глянул на мавзолей. Вожди были в смятении. Президент остановившимися глазами смотрел перед собой. И трудно было понять, читал ли он все лозунги разом или мимо них смотрел куда-то дальше.
— Всё читает… Смакует… Особенно эти… — И Колотилкин снова начал диктовать вполголоса:
— 2-го марта I99I года — президента на пенсию!
Демократия не собственность президента!
Нет веры партии, лидеры которой преступники!
Горбачёв, твоя грязь не прилипнет к Ельцину!
Горбачёв, народ вам не верит. Уйдите!
КПСС у власти — народу напасти!
КПСС — руководящая и направляющая сила политических провокаций!
Партократия — причина всех наших бед!
Доусмирялись, что у разбитого корыта остались!
Ленин и теперь жалеет всех живых!
Где свобода, там и колбаса!
Кладбищу упырей не место на Красной площади!
Продукты питания не роскошь!
Социализм? Нет уж, спасибо!
Ленин — фашист № 1 всех времён и народов!
Кончай базар, давай рынок!
Нет РКП! Боливар не вынесет двоих!
Долой парткомы с шеи трудящихся!
Если виновата система, её надо свергнуть, как в Европе!
Президент дрогнул, подался вперёд, будто споткнулся об эту последнюю кочку.
Но не упал. Удержался за мавзолеев парапет.
Ка-ак не пройдёт? Пять лет проходила, а теперь не пройдёт? Гэм-м… Надо что-то делать. А то, может, и действительно выйду на непроходимый рубеж?
Так что же делать? Что делать?
Чёр-рт!.. Не с кем и посоветоваться. Президент называется… Ни вице-президента… Ни своего кабинета министров… Нет даже завалящего президентского совета! То бы… Вышел на кислую ситуацию, р-раз соответствующего советничка за жаберки. Советуй! Он советует, я делаю. Всяк кати свою бочку. А что сейчас?..
Глаза машинально блуждали по гостевой трибуне. Где-то там весь мой и президентский совет, и кабинет в одном лице. Только видел, где же она?
Он никак не мог найти жену и жалел, что она не слаба на экстравагантную одёжку. Пельмени любит — хорошо, читать любит — пожалуйста. Но пёстро одеваться… И на Красной площади фигуряй только в красном! Первая ледя красной державы по штату должна любить красный цвет. Иначе это будет нон…секс…
Извиняюсь, нон… сенс…
Козий рог (она Козерог) всё не попадалась.
Ч-чёрт! Придерживаюсь такой точки зрения, что сейчас, когда мы вошли в фазу глубоких перемен, когда перед нами стоят огромные преобразовательные задачи, когда мы очень мало времени имеем в распоряжении, ибо деструктивные процессы в экономике, да и социальной, политической сферах могут помешать нам идти дальше, мы сейчас себе не можем позволить такую роскошь — переговорить с женой! Как же я без её совета?
Дело государственное! Налицо резкое противостояние.
В этой обстановке нужно действовать и взвешенно и ответственно. Без совета с женой взвешенно получится? Она всегда подсказывала мне выход из любой каши. В любой точке земли!
Чернота, понимаешь, размазывает зависть. Везде катаются на наши денюжки с женушкой! Жена — лишняя, надстроечная, по их понятиям, атрибутика! Если бы они знали, кто лишний…
Всё-таки мы ещё не в правовом государстве живём. Президент не может посоветоваться со своей женой по неотложному вопросу! И где не может? До-ма! На Красной площади!
Какая-то нелепость! В Белый дом вхожа, папка в Ватикане на неё не надышится, в Кремле как дома. А на мавзолей не моги?!
Суеверики, понимаешь, мелют, что женщина на мавзолее, как на корабле, приносит несчастье. Умные глупости! Вон были мы с ней на новенькой — только с иголочки! — атомной подводной лодке. С пылу с жару! Ни в один поход ещё не бегала. Моя облетела её впереди меня, как миноискательница, радостно всё чиликала. А как сказали: может, зайдём в эти люки? Там оружие, правда, радиация… Она ветром слетела на землю. И что же? Несчастий на той лодке не допустили-таки, разрезали. Одни твердили, из-за визита моей половины. Другие: раз лодку рассекретили, сняли и показали по телевизору. А из космоса спутники сняли её сотню раз. Была же сверху.
Ещё говорили, женская ножка за десять минут миллиард истоптала. Подумаешь! Мы триллионы на ветер фукаем и не морщимся. Мы — русские! Надо — и мавзолей разрежем. Зато потом ещё красивше нарисуем!
Надо спокойно ломать стереотипы и брать её на мавзолей. Перестраиваться так перестраиваться! Мы накануне, понимаешь, крупнейших решений в ходе перестройки, которые определят развитие общества на годы и десятилетия! Страна на пороге фундаментальных преобразований экономической системы, а мы, понимаешь, будем обращать внимание на суеверные штучки! Стояла б рядом… Никаких проблем. А то… Ну где же она? Где?
Какой-нибудь, понимаешь, милиционер со скуки на посту по рации крутит шашулечки со своей любой. У нас была б своя рация… Как в детективном кине! Шуш-шу-шу в нагрудный карманчик — тебе тут же ответ. И ты знаешь, что сказать, что принять, что накрыть медным тазиком…
Под жестокий шум площади он устал в лихорадке искать, бросил искать. Ну ладно, найду. Что ж я её рукой позову к себе на ленинову крышку? Или начну перекрикиваться? В открытую? Так эти ж визжуны на весь мир засмеют, да и под сатанинские динамики разве что услышишь?
Обиженно капризно, обречённо спросил он мужчину рядом:
— Что будем делать?
— Не знаю, — твёрдо ответил мужчина.
Чёрте каких тут мухоморов в шляпах понаставили! «Не зна-аю!» Да я сам не знаю! А кто же будет знать? Кто, какой, понимаешь, смельчак возьмётся им отвечать?
Нервы и страх давили его.
Беспорядочно он стал колотить пальцами в траурный мрамор, как начинающий бесшабашный пианист по клавишам.
То ли выбивал морзянку вниз, в пуленепробиваемый гроб главному красному мухомору, то ли инопланетянам. Смятенно спрашивал, что же делать.
Но ни отдыхающий в пуленепробиваемом гробу отец революции, ни инопланетяне не кинулись к нему на помощь. До мумии он вообще не достучался. А инопланетяне его не поняли.
А! Никому не надо? Мне больше всех надо?.. Говорить?.. За храмом с вами поговорят
