преклонение раскованное, высвобожденное Еленой от ежечасных, повседневных бытовых мелочей, как раскаленный уголь от пепла, и возрожденное в своей девственной чистоте.
— Честно говоря, я и сам не знаю ничего прекраснее.
Он, конечно, был прав. Равнодушно смотреть на виноградные кусты было невозможно. В них чувствовалась совершенно особая, своеобразная красота, которую трудно описать словами. Строгая четкость зеленых рядов напоминала четкость воинских полков, замерших перед началом торжественного парада. И в то же время они странным образом ассоциировались в сознании с хороводом озорных детей, играющих в поле, когда ветер треплет их кудри и платьица.
— Эти кусты тоже ты вырастил? — спросила Елена, когда Арсен поравнялся с ней.
— Нет, Лен, они до меня были. Я только привел тут кое-что в порядок. Ладно, поехали дальше.
Через несколько минут они остановились в тени большого орехового дерева. Рядом был крошечный бассейн, куда из трехдюймовой трубы широкой сверкающей струей вытекала вода. Арсен вышел из машины.
— Вот мы и приехали. Хочешь умыть лицо? Вода тут холодная, из артезианского колодца.
Елена склонилась и, зачерпнув воды, плеснула себе в лицо. Арсен дал ей свой платок, она вытерлась.
Шагах в десяти от орешника стояло какое-то строение из плохо отесанного закопченного камня, с просторным навесом. Елена вошла следом за Арсеном и стала оглядываться: грубо сколоченный длинный широкий стол, по обе его стороны — скамейки, в самом центре помещения — большая железная печка, на ней огромная кастрюля, исходившая паром. Арсен объяснил, что люди здесь отдыхают в часы дневного зноя или во время дождя, когда выходить на поле нет смысла.
Елена посмотрела на развешанные по стенам одежду, узелки, кошелки. Сказала почему-то шепотом:
— Как вкусно пахнет!
— Я тебя голодом уморил, хорош заботливый муж…
— А как по-армянски — голодная?
Арсен не успел ответить, под навес вошла толстушка лет тридцати пяти, с румяным, как после бани, лицом.
— Вуй, у меня гости, а я знать не знала!
— А, Евгине… Я вот решил посмотреть, чем ты собираешься людей кормить. Лена, познакомься, это наша Евгине, самая веселая девушка в мире.
Хотя девушка и не поняла, что он сказал, но догадалась: что-то шутливое, Арсен без шутки в ее адрес никак не может. Хихикнув, она вытерла фартуком пухлые руки и, неожиданно обняв Елену за плечи, смачно расцеловала ее в обе щеки.
— Какой красивий, как кукла! Молодец наш Арсен, хороший нашел, первый сорт дэвушка! — Евгине, откинув голову, весело захохотала над своим русским языком.
Елена в ответ улыбнулась ей.
Арсен, показав на кастрюлю, по-армянски спросил:
— Так, что у тебя там?
— Суп с бараниной. Может, покушаете, пока девчата в поле? При них она стесняться будет.
— А что, было бы неплохо. Уже готово? Лена, может, тут позавтракаешь? Суп с бараниной, правда, для завтрака немного тяжеловат.
— А ты? Одна не буду.
— Он тоже, ты тоже кушай! — обрадованно сказала Евгине. — Очень кусни. Салат… вон, на… — она показала туда, где лежала зелень, — …как по-русски?
— Скамейка, — подсказала Елена.
— Да, на скамейка.
Через минуту на столе появились две большие тарелки, доверху наполненные пряно пахнущим дымящимся супом, хлеб, зелень.
— Куши, пожалста! — сказала Евгине и добавила, обратившись к Арсену: — Ну, я пойду, чтоб она не стеснялась. Сюда никого не пущу, так что ешьте спокойно.
Напоследок она еще раз ободряюще улыбнулась Елене:
— Хорошо куши, кукла джан! Проверка будем делать.
— Что она сказала? — спросила Елена.
— Проверит, все ли съела.
Покончив с едой, они вышли из-под навеса. Евгине чуть в стороне что-то мыла.
— Евгине, молодец, вкусно приготовила, — сказал Арсен.
— На здоровье! — Она повернулась к Елене: — Джана [4], ты тоже кушал?
— Да, конечно! Правда, очень вкусно. Спасибо. — Елена повернулась к Арсену. — Можно я тут немного посижу на камне?
— Зачем камень? — всполошилась Евгине. — Дэвушка не можно сидеть на камень. — Она принесла откуда-то табуретку. — Вот. Это хорошо. Холодно камень.
Елена вновь улыбнулась ей, мысленно поблагодарив Евгине за заботу и теплое отношение.
Арсен посмотрел на часы.
— Ладно, Лена, ты здесь поболтай с Евгине, а я пройдусь по виноградникам, повидаюсь с людьми. Или ты хочешь со мной?
— Я устала. Лучше посижу тут.
Вернувшись час спустя, Арсен застал ее на том же месте, а вокруг нее толпились женщины. Они шумно и весело смеялись над чем-то, а звонче всех Елена.
— Что это вам так весело? — произнес он, в душе радуясь и в то же время удивляясь тому, как легко Елена сближалась с незнакомыми ей людьми. Похоже, здесь она уже своя.
— А они меня учат говорить по-армянски! — радостно сообщила Елена. — Я уже знаю много слов. Сказать? Ну, вот: хац — это хлеб, джур — вода. А еще: ес сирум эм кез, значит «я люблю тебя»! Правильно? — Она с забавной старательностью выговаривала каждый звук. — Мард — это человек, но и муж. Получается, мард одновременно и муж, и человек? Как так?
Женщины дружно хохотали.
— Эдак ты скоро лучше меня будешь говорить, — сказал Арсен с улыбкой и направился к машине. — Ну ладно, Лена, поехали.
Все гурьбой двинулись к машине. Уже включив зажигание, Арсен обернулся к ним:
— После обеда пойдите к Барак-джур [5] и приберите междурядья. Кто-то смел туда опавшие листья, а убирать и не подумал. Вардуи, я с тебя спрошу.
— Слушаюсь, начальник! — Одна из женщин шутливо козырнула. — Это тетка Нахшун смела туда. Она и уберет. Заставим!
— Девушки, а как по-армянски «начальник»? — спросила Елена, высунувшись из машины.
— Пет, — хором ответили женщины.
— Пет. Какое смешное слово! Я вашего «пета» забираю с собой. Пока, девушки!
— Какая она хорошенькая, — сказал кто-то из женщин. — А глаза-то какие… А волосы-то отливают золотом, будто колосья спелой пшеницы… Прямо прелесть.
— Приехай еще, кукла джан! — крикнула Евгине вслед машине.
Елена закивала головой.
Когда немного отъехали, Арсен спросил:
— Ну, как тебе мои женщины?
— Чудесные! Простые и душевные. Особенно мне понравилась Евгине. Вообще, все понравились.
— Да, — сказал Арсен, — Евгине веселая, за словом в карман не полезет. При случае умеет за себя постоять.
— По-моему, она очень добрая.
— Отзывчивая на чужую беду. Про нее, правда, по селу ходит не очень-то лестная слава, но я на эти глупые пересуды внимания не обращаю.
— Какая нелестная слава?
Арсен повернул руль вправо, выводя машину с широкой дороги, ведущей к дальним деревням, на проселочную.
— Как-никак трижды замужем была, — усмехнулся он. — Правда, двоих сама выгнала.
— У нас и по четыре бывают, и ничего.
— Это у вас. Здешние законы другие.
Виноградные плантации остались позади, теперь по обеим сторонам дороги тянулись картофельные, пшеничные и кукурузные поля. Слева пшеница была убрана, щетинилась лишь высокая стерня,
