Противоречия интересов между СВА и Особым Комитетом особенно ярко выступают на примере заводов Цейсса. После того, как прошла первая волна демонтажа, предотвратить которую СВА не имело ни времени, ни желания, стали думать об экономических соображениях. С первых же дней Особый Комитет настаивал на необходимости полностью демонтировать предприятия Цейсса и пересадить их на новую почву в Сов. Союзе. Это было целесообразно с военно-стратегической точки зрения. Но были на этом пути и препятствия. Дело в том, что промышленное оборудование Цейсса представляет собой сравнительно небольшую ценность. Там практически не было уникальных станков, которых бы не имелось в Сов. Союзе. Ценность предприятий Цейсса была в людях-специалистах, начиная от простых рабочих-шлифовальщиков, проработавших на этих заводах всю свою жизнь и опыт которых передавался из поколения в поколение, и кончая инженерами, создавшими классические формулы оптической механики. Если пересадить только оборудование Цейсса, то оно не будет стоить и ломанного гроша без людей-специалистов. Пересадить же заводы со всеми людьми - это было слишком громоздкое и рискованное предприятие. Пробовали применить компромиссное решение проблемы, предложили посылать для обучения советских рабочих и инженерно-технический персонал из Сов. Союза в Иену. По возвращении они должны были осваивать демонтированное оборудование и технический опыт Цейсса в Сов. Союзе. Этот план в некоторой мере осуществлялся, но недостаточно. Кремль очень неохотно отпускает своих сынов заграницу, даже в оккупированную Германию. Они могут увидеть здесь кое-что помимо технического опыта Цейсса. Потом придется проветривать их в Сибири. Сложно, долго и ненадежно. Первая очередь демонтажа показала себя нерентабельной. Демонтированное у Цейсса оборудование не давало сколько-нибудь значительного экономического эффекта в Сов. Союзе. Одновременно ампутированный Цейсс в Иене превзошел все ожидания и продолжал давать подлинно цейссовскую продукцию к удивлению самого генерала Добровольского, который после проведенного демонтажа остался на Цейссе в качестве советского директора. В этой продукции генерал Добровольский был сравнительно мало заинтересован, т.к. она поступала в распоряжение Управления по Репарациям СВА и все лавры шли его заклятому врагу - генералу Зорину. Зато СВА очень заинтересовалось заводами Цейсса, поскольку их продукция при установлении оккупационного стабилитета стала играть видную роль в балансе репараций. Если будет произведен демонтаж второй очереди Цейсса, чего настойчиво добивается Добровольский, то из репарационного баланса СВА выпадет крупнейшая активная статья. Поскольку Совет Министров сумму репарационного плана никогда не снизит, - об этом бесполезно и думать, - то придется изыскивать какие-то новые источники репараций, находить которые со временем становится все трудней и трудней. Начинается дуэль СВА контра Особый Комитет. Добровольский клятвенно уверяет Москву: "Если я окончательно демонтирую Цейсс, то через год он будет в Сов. Союзе давать продукции на 100 миллионов рублей". СВА парирует и заявляет: "Первая демонтированная очередь Цейсса в Сов. Союзе дает пока убыток в 50 миллионов рублей и требует дотаций, а полуживой Цейсс в Иене дает ежегодно поставки по репарациям в 20 миллионов марок". На-кось тов. Добровольский! Мы еще из под тебя директорское кресло вытащим. Спор СВА с Добровольским приобретает несколько неожиданный для обоих партнеров оборот. Москва, ознакомившись по отчетам обоих сторон с положением дел в Иене, отдает приказ: "Для работы в оптической промышленности Сов. Союза на базе демонтированных предприятий Цейсса выделить из личного состава заводов Цейсс-Иена и подсобных предприятий необходимое количество высоко-квалифицированных немецких специалистов по принципу индивидуальных рабочих договоров и перебросить к месту назначения. Отбор специалистов и выполнение настоящего постановления возлагается на директора заводов Цейсс-Иена тов. Добровольского. Одновременно указывается на необходимость форсировать восстановление основного предприятия Цейсс-Иена в соответствии с предыдущими постановлениями. По полномочию Совета Министров СССР - Министр Точной Промышленности". На этот раз Добровольский частично выиграл. Решили пока демонтировать цейссовских специалистов. Надо же однако додуматься, чтобы в одном и том же постановлении требовать разрушать и тут же "форсировать восстановление" одного и того же предприятия. Несколько дней тому назад я читал в "Тэглихе Рундшау" до тошноты слащавое письмо одного из этих немецких специалистов, откомандированных в Сов. Союз "по принципу индивидуальных договоров". Как быстро прививается немцам стиль советской писанины. То-ли это идеологическая обработка на новом месте работы, то-ли литературная обработка полковника Кирсанова, редактора "Тэглихе Рундшау". Счастливый специалист, судя по стилю письма, не светило науки, спешит сообщить всему миру, что ему живется очень хорошо и что он получает 10.000 рублей в месяц. Ставка маршала Соколовского на сегодняшний день составляет 5.000 рублей в месяц. Советский средний инженер получает от 800 до 1.200 рублей в месяц. Пару месяцев специалист будет получать по 10.000 рублей, а потом десять лет будет работать на той же работе, но уже бесплатно - в качестве заключенного. Восторженные письма будет писать другой энтузиаст. Дело сделано. Значительная часть рабочих и техников Цейсса укатила на Восток "в порядке индивидуальных договоров". Производительность Цейсса упала. Добровольский торжествует победу, доказывая всем правильность своей теории о необходимости окончательного демонтажа Цейсса. Мы-же с майором Дубовым едем в качестве разведчиков во вражеский лагерь. "А, коллега! Ну, как живешь!" - радостно трясет майор Дубов руку Добровольского.
"Тебя каким ветром сюда занесло?" - довольно не любезно встречает старого товарища Добровольский и смотрит волком. На заводе он ведет себя как диктатор и одновременно как генерал в осажденной крепости. В особенности, когда от посетителей доносится запах СВА. Я отхожу в сторону, рассматриваю укрепленные на стене образцы продукции, и создаю впечатление, что все окружающее меня нисколько не касается. Когда майор Дубов увлекает Добровольского в кабинет, я приступаю к фланговому маневру. Через внутреннюю дверь я прохожу из приемной Добровольского в приемную немецкого директора завода. Помахав перед носом секретарши мандатами за подписью маршала Соколовского, я изъявляю желание говорить с директором. Последний очень рад меня видеть и спешно провожает из кабинета бывших у него посетителей. Передо мной довольно молодой человек. Член СЕД. Не так давно был на этом заводе рабочим где-то в отделе упаковки или снабжения. Сегодня - он директор. Как-раз то, что нам нужно. Не умен, но исполнителен. Мальчик на побегушках у Добровольского. Фигаро здесь - Фигаро там. На директоре новый галстук и слишком новый костюм. Когда я здороваюсь с ним, то чувствую твердую мозолистую руку. Впрочем, новому директору много думать не приходится. За него думаем мы, да и то наполовину. У нас есть человек, который думает за всех. "Ну, герр директор. Похвастайтесь как у Вас идут дела?" - спрашиваю я. Я знаю, что директор борется между двумя чувствами: чувством страха перед Добровольским и чувством профессионального или национального долга, если эти понятия существуют для члена СЕД. Директор должен понимать, что СВА отстаивает интересы завода, поскольку вопрос касается его существования. Мне не нужно объяснять ему положение вещей, он понимает это и сам. Он только хочет быть гарантирован, что об этом разговоре не узнает Добровольский. Несмотря на довольно искреннее со стороны директора желание насолить Добровольскому, разговор с ним приносит мне мало пользы. Помимо желания нужны также знания и экономический кругозор более широкий, чем у экс-кладовщика. Я благодарю директора за исключительно бессодержательную информацию и прошу его разрешения переговорить с техническими руководителями предприятия. "Чтобы уточнить некоторые детали..." Герр директор настолько предупредителен, что предоставляет в мое распоряжение свой кабинет. Через несколько минут в двери появляется худощавый человек в роговых очках и белом халате. Это уже существо из других сфер. Я молча смотрю на него и улыбаюсь, как старому знакомому. Я уже был предварительно осведомлен о составе технической дирекции Цейсса. После нескольких вводных фраз по адресу Цейсса и его продукции мы понимаем друг-друга. Я прямо заявляю ему, что моя цель, хотя и не основана на филантропии, но все же направлена на то, чтобы освободить Цейсса от террора Добровольского. В данном случае мы вынужденные союзники. Зная наперед ход его мыслей, я гарантирую ему безусловное сохранение тайны нашего разговора. Герр доктор рад моей догадливости и предлагает все свои знания и опыт на службу СВА. "В чем, по Вашему мнению, узкие места в работе предприятий Цейсса, герр доктор?" - вуалирую я катастрофическое положение заводов словом "узкие места". "Проще было бы перечислить широкие места, герр оберинженер", - отвечает с печальной улыбкой доктор. - "Не хватает всего. А самое главное: у нас вырвали мозг - наших специалистов. Этого не восстановить и за десятки лет". Передо мной разворачивается грустная картина. Промышленность Германии, в отличие от промышленности Сов. Союза, в исключительной степени зависит от кооперации смежных предприятий. В Сов. Союзе, жертвуя экономическими соображениями, стремились к автономии промышленности в большом и малом, в масштабах всего государства и в масштабах отдельных заводов. Здесь больше думали не об экономических, а о военно-стратегических соображениях.
