В бунтарстве Войно-Ясенецкого есть еще одна черта, идущая уже не столько от характера, сколько от этических взглядов его. За каждой вспышкой преосвященного угадывается верность той туманной материи, что в обиходе зовется справедливостью. Впрочем, для самого Луки справедливость отнюдь не туманна. Для него она смыкается с точно и строго исполняемым законом. Исполнение закона (Божеского и человеческого) и есть, по его понятиям, высшая справедливость, которую надо отстаивать, за которую надлежит бороться, а то и пострадать. Аресты и ссылки верующих и священников возмущали Войно прежде всего тем, что они шли вразрез с законодательством. Нападки на Церковь, попытки навязать ей волю Советской власти нетерпимы для него опять-таки потому, что противоречат букве государственного закона. Этот строгий законник готов бороться даже против Патриархии, если она отрекается от собственных законоположений. Очередной свой протест Архиепископ Тамбовский устремил как раз против беззакония церковного.
15 мая 1944 года умер Патриарх Сергий. Выборы нового Патриарха назначены были на первые числа февраля 1945 года. Впрочем, назвать выборами процедуру, которая готовилась в Патриархии, было бы изрядным преувеличением. Единственным кандидатом на пост Святейшего являлся Митрополит Ленинградский Алексий. В церковной иерархии, признанной Кремлем, стоял он на втором месте, и, следовательно, ему и полагалось занять освободившееся место. Собору оставалось лишь по образцу выборов в Верховный Совет СССР утвердить заранее назначенного советскими властями кандидата. Предсоборное совещание для обсуждения кандидатуры будущего Патриарха превратилось в сплошное славословие в честь Алексия. И вдруг в хорошо смазанном генералом Карповым механизме произошел сбой. Архиепископ Тамбовский напомнил присутствующим о той процедуре, что выработана на первом (после Петра 1) Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1917 году. По старинному заведению на пост Патриарха было выдвинуто тогда три кандидатуры. Имена их, начертанные на отдельных листках бумаги, поместили в шапку, и в присутствии нескольких сот свидетелей слепой монах завершил эту лотерею, вытащив из шапки билет с именем Тихона Беллавина. Напомнив епископам о старых, освященных временем и тем узаконенных традициях, Лука заявил, что предстоящие выборы считает незаконными, незаконническими и поэтому будет голосовать против единственного и потому навязанного Собору кандидата.
Поместный Собор состоялся в Москве с 31 января по 2 февраля 1945 года. Он собрал 41 архиерея и епископа, 126 представителей приходского духовенства и мирян. На Собор прибыли также Патриарх Александрийский, Патриарх Антиохийский, Католикос всея Грузии, представители Патриарха Константинопольского и Патриарха Иерусалимского, представители Румынской Православной Церкви и Синода Церкви Сербской. Единственный, кто не попал на Собор, был Лука Тамбовский. За два дня до торжественной церемонии, во время всенощной, он почувствовал вдруг сильные боли и, прервав службу, ушел домой. Едва успел добраться до квартиры, как неизвестно кем вызванный примчался уполномоченный с двумя врачами. Медики развили бурную деятельность: диагностировали тяжелое отравление, уложили больного в постель и, находясь при нем неотлучно, так и не дали Луке выехать в Москву.
Сам Владыка считал свою болезнь случайной. "27 января я отравился консервами и чуть не умер", - писал он М. М. Третьяковой. Но архиепископ Иннокентий Леоферов не исключал преднамеренного отравления. Фронда Луки представлялась ведомству Карпова крайне нежелательной. Его следовало любыми средствами не допустить на Собор. И не допустили.
...До чего же коротка человеческая память! В Тамбове в апреле 1971 года, стоя во дворе церкви Покрова, я слышал, между прочим, жалобы верующих на то, что их петиции об открытии храмов чиновники без разговоров кладут под сукно. "При Сталине они бы не посмели..." - заметил мужчина средних лет, церковный староста. При Сталине Россия прожила тридцать лет, церковная оттепель продолжалась от силы года три-четыре. Очень скоро после войны в газетах исчезли сталинские приветы и поздравления Церкви. Только белый клобук митрополита Николая некоторое время мелькал еще на фотографиях, изображающих всевозможные "форумы в защиту мира". Патриархия еще нужна была генералиссимусу как фигура на международной шахматной доске, но внутригосударственная ее функция исчерпалась. Последний приказ об открытии православных храмов последовал в 1947 году. После того церкви только закрывали.
Первые порывы холодного политического ветра Лука испытал еще в 1946 году. Ему запретили выступать перед научной аудиторией в духовном облачении. Он писал сыну: "Я получил предложение Наркомздрава СССР сделать основной доклад о поздних резекциях крупных суставов на большом съезде (26-30 января), который должен подвести итоги военно-хирургической работе. Я охотно согласился, но написал, что нарком запрещает мне выступать в рясе, а Патриарх без рясы. Написал и Патриарху об этом, он мне ответил письмом, в котором его мнение совпадает с моим: выступать в гражданской одежде и прятать волосы в собрании, в котором все знают, что я архиерей,- значит стыдиться своего священного достоинства. Если собрание считает для себя неприемлемым и даже оскорбительным (как было в Тамбове) присутствие архиерея, то архиерей должен считать ниже своего достоинства выступать в таком собрании... Я говорил об этом с Карповым: он сперва возражал, но понемногу стал уступать и обещал поговорить с Третьяковым. По телефону я говорил с организатором съезда, доктором Дедовым. Он взволновался и говорил, что все и нарком (в том числе) придают большое значение моему докладу и обещали поставить на ноги все начальство. Но через день он сказал, что все начальство целый день было занято этим вопросом, говорили с Третьяковым и Карповым и как будто дело дошло до ЦК партии, но на выступление в рясе не согласились. Я просил передать наркому, что принимаю это как отлучение от общества ученых".
Так оно и шло одно за другим почти в одно и то же время: Сталинская премия, телеграмма вождя, выход и второго издания "Очерков гнойной хирургии" (лето 1946 года), фотография для ТАСС, апологетические статьи в прессе, живописные и скульптурные портреты и вместе с тем "отлучение от общества ученых" и почти насильственный перевод, почти изгнание из Тамбова в мае 1946 года. Взгляд издалека позволяет разобраться в причинах столь странного нагромождения противоречивых вроде бы событий.
Премия была присуждена еще в 1944 году за рукопись "Очерков". Но несмотря на вмешательство Сталина и заботы наркома здравоохранения, понадобилось три года, прежде чем эта рукопись превратилась в книгу. А к тому времени, когда появилась на свет и книга, сердечный союз власти и Церкви уже склонялся к закату. Пропагандировать заслуги церковников стало неуместным. Правда, на патриотический жест Луки, отдавшего большую часть премии обратно в казну, Сталин ответил телеграммой, но то был формальный ответ, полагавшийся всем жертвователям такого рода. И почти одновременно Патриархия получила от Карпова распоряжение убрать упрямого и слишком шумного архиепископа подальше от Москвы.
...В главе "Конвейер" нам уже приходилось размышлять о чувствах Луки Войно-Ясенецкого к высшей власти. Во время войны чувства эти приобрели еще большую определенность. Как христианин, он принимает власть в полном соответствии с посланием апостола Павла к римлянам: "Всякая душа да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога... И потому надо повиноваться не только из страха, но и по совести" (XIII, 1.5). Как гражданин, он видит в государстве важнейшую скрепу народной жизни. Государственные институты, охраняющие внутреннюю и внешнюю безопасность страны, порядок, брак и другие стороны жизни человеческого "рая", представляются ему самоценными, ибо они крепят единство нации, народа.
Лука выстроил для себя четкую иерархию властей, иерархию, которая давала ему твердые основы для отношения с любой инстанцией - от райсовета до Царя Небесного. Те, кто загонял его за Игарку и держали заключении, есть власти местные, низшие. С ними можно и упрямиться, и даже ратоборствовать, особенно если они поднимают руку на самые высокие законы - законы Божеские. Что же касается Сталина, Политбюро, Кремля в целом, то это источники высшей мудрости земной. В Кремле знают, что хорошо, а что плохо для России, что делать рядовому гражданину надо, а чего не следует. Потому что власть кремлевская от Бога. Отсюда и моральное обоснование власти. Сталин податель Закона. А Закон для Луки - высшая моральная категория. Исполняющий Закон творит высшую справедливость, у него нет и быть не может расхождений с интересами государства. Законы Лука чтил,
Итак, Владыка Лука счел для себя обязательным не только возносить молитвы "о властех", но и всеми возможными средствами (за совесть!) служить этой власти, не рассуждая о ее, власти, целях и средствах. Во время войны он лечил, учил, проповедовал во славу Сталина, во славу его победы, его государственного успеха. Но все это казалось ему недостаточным. Он искал возможности еще как-то, более явственно, что ли, заявить о своем единстве с божественной властью вождя. В 1943 году такая возможность представилась. После того, как митрополит Сергий стал Патриархом Сергием, он привлек Луку для участия в "Журнале Московской Патриархии" (ЖМП). Сотрудничество с ЖМП продолжалось десять лет. Среди опубликованных сочинений Войно-Ясенецкого мы найдем и проповеди, и богословские эссе, но в основном Лука - политический публицист. Именно политический, хотя фразеология его и может показаться проповеднической. Темы статей год от года менялись, но неизменным оставалась верность автора требованиям высшей власти. Рисунок его восхвалений и порицаний, восторгов и негодования вышит строго по канве, проложенной очередным номером газеты "Правда".
