Прощание с терроризмом
Первая мысль Чернова, когда он узнал о попытке Шмонова, была: его опередили! Он пожалел о том, что Шмонов не сумел выстрелить в Горбачева. Но тут же у него возникло сомнение: а почему не сумел? Случайно ли это? Случайно ли Ильину не удалось выстрелить в Брежнева? И почему пресса уделила так мало внимания этому покушению? И какое разочарование перестройкой выразил Шмонов — со стороны радикалов (он принадлежал к ним), обвинявших Горбачева в повороте к прошлому, или со стороны жертв перестройки? Напрашивалась невольно мысль: если бы он, Чернов, попытался бы совершить покушение, оно тоже наверняка не удалось бы, и никакой мировой сенсации из его попытки не сделали бы. Значит, надо вообще расстаться с идеей покушения как с бессмысленной?
Кто выгадал бы, если бы покушение на Горбачева удалось? Только сам Горбачев: он вошел бы в историю как величайший герой, которому не дали возможности довести до конца дело обновления страны — довести до конца Вторую Великую революцию. Вот такое действительно нельзя допустить! Причем, этого можно добиться. Как? Дать ему возможность до конца обнаружить перед всем миром, что он такое есть на самом деле, и осуществить объективный анализ его перестройки и его роли в ней. Нельзя из таких подлецов делать героев, их надо превращать в посмешище!
В скитаниях по городу Чернов сталкивался и разговаривал с людьми, о возможности появления которых он ранее даже помыслить не мог, — с монархистами, анархистами, фашистами и прочими истами, названия которых когда-то мелькали в книгах прошлого. Вседозволенность, отсутствие внутренних сдерживающих факторов и дилетантизм в отношении социальных феноменов позволяли любым уродствам социального сознания проявляться в виде групп, движений, союзов, партий и т. п., заявлявших громогласно претензии на свою роль в истории. Однажды Юрий встретил человека, настаивавшего ни много ни мало как на необходимости организации всего общества по принципам концентрационного или исправительно-трудового лагеря. Это был образованный человек, доктор каких-то наук, бывший член КПСС.
— Я вышел из партии, — говорил этот человек, — вовсе не потому, что стал врагом коммунизма, а потому, что КПСС предала идеалы коммунизма, побоялась пойти до логического конца в их осуществлении. Можно построить некий демократический коммунизм или коммунизм с человеческим лицом, если маленькая страна, и ей никто не угрожает извне. А если в стране сотни миллионов людей, и ей постоянно угрожает нападение со стороны более Мощного противника, не остается ничего другого, как сталинский вариант. Сталин был гений. Но, как всякий политический гений, не довел свой замысел до логического конца. Он создал ГУЛАГ. А надо было всю страну превратить в ГУЛАГ. Поверьте мне, я не злой человек и не сумасшедший. Но другого пути выжить вообще нет. Либо снова ГУЛАГ, причем — во много превосходящий сталинский, либо гибель. Третьего не дано.
— А как Вы это себе представляете конкретно? И возможно ли это?
— Думаю, что возможно. Будь моя власть, через месяц в стране был бы образцовый порядок. Как конкретно? Захват высшей власти Центральным Комитетом КПСС, переименованным в Комитет общественного порядка. Объявление всех реформаторов вне закона. Арест всех их. Можно допустить расправу народа над ними. Отстранение всех реформаторов от власти и изоляция их от общества. Передача всей власти партийным комитетам, которые должны опереться на КГБ; армию и вооруженные народные дружины. Короче говоря, объявление в стране военного положения, причем — в самой суровой форме. Если Вас интересуют детали, мы можем встретиться специально. Я разработал детальную программу на этот счет. Я думаю, что это рано или поздно будет. Надо к этому готовиться. На горизонте война.
— Между кем?
— Запад против нас. Как только США почувствует, что мы совсем ослабли, они на нас нападут. Предлог найдется: Надо готовиться к обороне. Над Сталиным в свое время смеялись на Западе, когда он предупреждал о войне. Он оказался прав.
— А зачем Западу нападать на нас?
— Молодой человек, в марксизме не все чепуха. Запад — это капитализм. А капитализм — неизбежность кризисов. Запад накануне грандиозного кризиса. Война ему нужна как средство предотвратить кризис или направить его по другому руслу. Я, к сожалению, спешу. Вот мой телефон. Позвоните, когда захотите побеседовать на эту тему. Советую подумать об этом серьезно. Истина, увы, никогда не бывает привлекательной.
— А Вы не боитесь, что за такие мысли?..
— Волков бояться — в лес не ходить. Раз все дозволено, то почему должны быть запрещены самые здравые идеи?
— Именно потому, что они здравые.
— Ого! Да Вы тоже не лыком шиты! Позвоните мне, непременно позвоните! Думаю, что мы найдем общий язык.
Звонить Юрий не стал.
Деньги обесценились. Пенсия превратилась в ничто. Мать зарабатывала гроши. Подрабатывать за счет перепродажи вещей, приобретенных путем долгого стояния в очередях, стало невозможно, этот бизнес захватили в свои руки молодые и ловкие предприниматели. Жить было не на что. Юрий занялся поисками работы. После нескольких неудачных попыток он добился наконец-то аудиенции у Белова. Белов был теперь вторым человеком в комбинате после Гробового. У него был теперь шикарный кабинет, оборудованный немцами по образцу их бюро, секретарша и помощник-немец.
— Давненько тебя не видал, — сказал Белов вместо приветствия, не вставая из-за стола, не протянув руки. — Присаживайся. К сожалению, я не могу уделить тебе больше пятнадцати минут. Дела. Мы теперь работаем по-западному, а это значит, что каждая минута на учете.
— Ты теперь фигура, — сказал Чернов. — Мне нужна какая-то работа, жить не на что. Помоги где-нибудь устроиться. Хотя бы сторожем.
— Сторожа у нас теперь не те, что раньше. Здоровые ребята. Владеют карате. И стрелять умеют. Получают они больше, чем раньше научные сотрудники получали. Об этом и не мечтай. Честно тебе скажу, у нас мест свободных нет. Да ты и не подошел бы, если бы и были. На компьютере ты работать не можешь…
— А мои мозги?! Ты же когда-то считал меня гениальным математиком!..
— Я сам может быть гениальный математик. Ну, если не гений, то талант во всяком случае. Только теперь это никому не нужно. Теперь другая математика нужна, которую и дебилы в состоянии освоить. Я, конечно, постараюсь кое-что разузнать насчет тебя. Позвони через недельку.
Расставшись с Беловым, Чернов вспомнил, как совсем недавно тот же Белов говорил Чернову по поводу отказа напечатать его статью в математическом журнале: Они не могут простить тебе не столько твою одаренность, сколько свою собственную бездарность. У них претензии на талант, а ты своим существованием даешь им понять, что их претензии не имеют оснований.
Теперь, потеряв самое главное, что было в его прошлой жизни, — трудовой коллектив, Чернов вспоминал его в идеализированном виде. Раньше достоинства коллектива воспринимались как нечто данное от природы или не замечались совсем. Внимание сосредоточивалось на его недостатках, вернее — на таких его явлениях, которые воспринимались частью членов коллектива как недостатки. Тогда не воспринималось как достоинство то, что люди получали устойчивую зарплату независимо от того, как они работали, получали какое-то жилье или улучшали его, получали путевки в дома отдыха, премиальные надбавки к зарплате и многое другое. А как же иначе?! Так и должно быть! Это стало нормой жизни. Зато в комбинате со страстью обсуждали и глубоко переживали тот факт, что заведующим отдела назначили не лучшего специалиста Горева, а карьериста и хапугу Гробового, что квартиру дали не многодетному Семенову, критиковавшему директора, а холую директора Рыжикову, проработавшему в комбинате всего два года, что… Теперь же все несправедливости такого рода забылись, отошли на задний план. В памяти стали всплывать встречи и разговоры с людьми, сборища с рассказыванием анекдотов, туристические походы и праздничные вечера, хождение в гости к сослуживцам… Чернову вспомнились собрания, над которыми раньше все издевались. Теперь ему мучительно захотелось посидеть на собрании отдела, послушать новейшие анекдоты, позлословить. Как же мы, русские люди, устроены! Пока не попадем в беду, не можем оценить по достоинству то, что имели. Неужели все это потеряно насовсем? Не может быть! Надо искать работу. Любую работу, лишь бы вновь ощутить себя в коллективе!
Продавая книги на черном книжном рынке, Чернов встретился с профессором Макаровым. Чернов с трудом узнал его лишь после того, как Макаров назвал себя.
— Преподавание марксизма-ленинизма отменили, — сказал Макаров. — Меня сразу же на пенсию отправили. А что такое теперь профессорская пенсия!.. Вот продаю книги. Не думал, что так придется заканчивать жизнь. Ну, а Вы как живете?
