***
"Кто еще видел ваши кассеты? - с трудом спросил Мухин, когда погас наконец экран допотопного телевизора. - Лейканд? " "Да, Слава был моим первым знакомым в вашем мире. Я попал к вам впервые в прошлом мае, как раз к военному параду в честь годовщины победы Антанты над Осью в 1918 году. И был ошеломлен боевой мощью СШР. Особенно меня поразила ваша бронетанковая пехота - шагающие машины, напоминающие циклопических черных тараканов. Они маршировали по Марсовому полю так, что заглушали барабаны огромного оркестра. Я тогда подумал - нам бы против арабов такие танки... А потом я увидел ваши самолеты, что поднимались бесшумно прямо с поля вверх и на высоте нескольких километров переходили на такой стремительный горизонтальный полет, что мгновенно исчезали с неба. А ваши совершенно непонятные мне какие-то спирали, вылетавшие из того, что у нас называется у танков дулом! Бесшумно и сокрушительно... Тут случайно рядом оказался Лейканд. Он сказал, что так удивлён выражением моего лица, что не смог не познакомиться... Андрей, мы на грани очередного уничтожения, вы уже знаете, что я имею в виду... Помогите нам. Приезжайте в Израиль, поговорите с нашими генералами, продемонстрируйте им ваши видеокассеты, как я вам прокрутил наши. Ещё лучше было бы продемонстрировать им ваши спирали, если он есть в качестве стрелкового оружия... Если нам удастся их убедить, останется только заключить между нашими странами договор... получить хоть что-то из вашей технологии! Мы заплатим золотом, оно всегда в цене, не так ли?" "Андрей, ради меня..." - прошептала Марина. "Может быть, нам логичнее помочь вашей России?" "Тессеракт пока только в моих руках. Ни в СШР, ни в нашей России, ни даже в Израиле никто о нём и не подозревает. А вы уже поняли, какое он страшное оружие сам по себе. Ведь если существуют наши миры, то есть и другие, по сравнению с которыми СШР... Так вот, если вы не поможете Израилю, я палец о палец не ударю ни во имя нашей России, которая к нам априори враждебна, к сожалению, ни для вашей страны, которой рано или поздно потребуется моя помощь." "Боюсь, Арон, что и наша Россия не станет помогать Израилю. Особенно постараются фашистские депутаты. Скорее они помогут вашим врагам. Чтобы избежать такого риска, ни о каком договоре между СТРАНАМИ не будем и говорить. Подождите так расстраиваться. Если вам удастся убедить меня, то Я САМ куплю пару тараканов, как вы их назвали. Не в России - сегодня они есть у всех. Ваша задача - переместить их в ваше измерение. Если это возможно, то в тот же день они будут на фронте... Проблема не в этом, а в том, что я вам пока все-таки, воля ваша, не верю... Как поверить в ТАКОЕ? В уничтожение трех четвертей моего народа... Короче говоря, я должен сам побывать в Израиле. Тем более, что вы сами настаиваете, чтобы именно я убеждал ваших генералов в своих возможностях. Пока я этого не сделаю, все разговоры о практических шагах не имеют ни малейшего смысла, как вас там... адони..." "Я совершенно согласен. Идеальный вариант, но для этого нам нужно добраться до вашей Палестины, а я не умею пока перемещаться в пространстве, и у меня, простите... совершенно нет денег... Ни своих, ни, тем более, ваших. То, что мне дал Слава, ушло на съём этой квартирки, а..." "Да, Слава много не даст... - засмеялся Мухин. - Это одна из причин, по которой я, совсем, кстати, не антисемит, не верю принципиально в саму возможность существования где бы то ни было и когда бы то ни было какого бы то ни было Израиля. Деньги не проблема. Но надо придумать, как себя вести в Палестине с британской колониальной администрацией, подготовить для вас докуметы..." "Погодите... А перемещу-ка я вас с Мариной сначала в наш, как его, Ленинград... Санкт-Петербург, как у них снова называется. Не Петроград. Ни с кем мы там официально встречаться не собираемся. Поэтому документы Российской Федерации нам не нужны. А нужно только мне на полчасика прямо сейчас слётать для одежды для вас с Мариной. В таких нарядах вас тотчас отвезут в Гатчину - к Кащенко. Я куплю что-нибудь простенькое, чтобы вы не обращали на себя внимания. На это у меня тамошних денег, пожалуй, хватит." "Я согласна," - быстро сказала Марина. "Но вам надо взять с собой золото или ещё что-то, что можно в Питере обменять на рубли или лучше на доллары. И нам нужно оружие. Питер кишит бандитами." "Идите... или как там, летите за одеждой, я займусь золотом и оружием, поднялся Андрей. -Встречаемся тут же через час."
***
"Я недавно открыл своё заведение, и это вся моя наличность, хотя за такую же брошь вам, пожалуй, отвалят у Финляндского вокзала втрое против того, что дал вам я. Но я бы не рискнул там показывать ваше золото. Они не только способны всё отнять, но и убить. Или, - кутающийся в меховую безрукавку пожилой продавец не сводил глаз с Марины, - или что-то много хуже, когда, как говорится, живые завидуют мёртвым... Я не спрашиваю у вас, откуда вы приехали, но могу определенно сказать только одно - за все мои пятьдесят лет (А на вид все семьдесят, подумал Мухин) я не встречал женщины красивее вас. Как вас зовут? Прекрасное имя. Так вот, вам, товарищи, с Мариной появляться среди той публики просто опасно. Вы сказали, что вам нужны деньги как минимум на еду? Так вот моих рублей и долларов вам всем троим хватит на неделю, без, конечно, обедов где-нибудь в "Астории". Кстати, тут за углом, на Троицком есть довольно приличная пирожковая..." "Я помню её, - оживился Фридман. - На Кировском всегда были такие фантастически воздушные и душистые пирожки с мясом, а к ним подавался в чашечках такой бульон!..." "Я вижу, вы бывший ленинградец, взгляд продавца наконец переместился с Марины на Фридмана. - И вообще сразу видно, что вы все всё-таки иностранцы, хоть и одеты небогато, и говорите по-русски. И не из бедных, особенно вы двое. Так вот, прежнего Ленинграда нет, товарищи. Есть очень опасный город, в котором я вам советую пробыть как можно меньше времени. И постараться как можно осторожнее показывать ваше золото. Не так, как вы сразу показали мне. Господи, что это со мной, я ни на кого из вас не могу смотреть, кроме как на вас, Мариночка..." "И смотрите на здоровье, - рассмеялась она, счастливо прижимаясь к Мухину. - Мне даже приятно." "Так ведь и другие вас заметят! - отчаянно крикнул продавец. - Уезжайте поскорее. Что такого важного можно сегодня искать в Ленинграде с такой женщиной! Бегите из этого города. Здесь слишком много бандитов. Вас они не упустят..." "Хорошо, что я хоть одел нас всех не очень богато, - говорил Фридман, пока они быстро шагали по грязному и мокрому мессиву из снега, соли и песка по выщербленным тротуарам, осторожено обходя коварные глубокие лужи. Старик, конечно преувеличивает, но..." "Хорошо, что вы надоумили нас вооружить, Арон, - добавил Мухин. - Боюсь, что он знает, что говорит!." "Какие они все маленькие, - шепнула Марина своим спутникам. - Мы, все трое, уже потому обращаем на себя внимание, что нормального роста. И какие серые у всех лица. Даже в наших петроградских трущобах народ куда приличнее... И этот грязный снег, и этот воздух... Как могла уцелеть хоть четверть русских в таком воздухе! " "А я надышаться не могу, - возразил Арон. - Это воздух моей юности. Вон там, в сквере у домика Петра я когда-то всю белую ночь целовался, когда развели мосты и отрезали нас обоих от дома..." Слишком высокий Фридман был одного роста с великолепной четой Мухиных, с него и весь этот неизгладимый советский налет почти сошел за много лет в Израиле. Но на него никто не обращал внимания, в то время как на Марину и Андрея без конца оборачивались, а это действительно настораживало. Впрочем, им встретилось немало явных иностранцев, громко и непринужденно говорящих по-английски и по-немецки. "Они-то ничего не боятся, - заметил Андрей. - И нам следует забыть обо всем. Тем более мы все трое при спиралях." "А ты заметил, что и иностранцы здесь тоже другие?.. - заметил Фридман. - На них тоже наша революция наложила печать, как бы и они второго сорта..." "Я тут просто умру с голода, - смеялась Марина, когда они шли по проспекту от пирожковой к Неве. - Уж как я скудно питалась недавно, даже в секс-витрину едва взяли за худобу, но такой дряни не ела никогда в жизни." "А по-моему могло быть хуже, - весело возражал Фридман. - Конечно, это совсем не тот вкус, что был тогда, но я отношу это на мой возраст. И небо было другим." "Вот как раз неба тут вообще нет. И это единственное, что роднит ваш Ленинград с нашим Петроградом, - отметил Мухин, напряженно глядя по сторонам. - Надо же, в принципе тот же проспект, но словно пародия... А там впереди что? Неужели Троицкий мост?" "В мои времена он назывался Кировским. Сейчас, скорее всего снова Троицкий." "Ага, значит вот в этом здании и произошло то, что разделило нашу страну на два измерения. Ведь это - особняк балерины-фаворитки Ксешинской?" "Точно. При мне там был Музей революции. Я много раз бывал и в особняке и даже на балконе, с которого некогда выступал Ленин." "Всё-таки мне непонятно..." задумчиво сказал Мухин, глядя на балкон и представляя на нем великого оратора, поднятого из вон той двери на пику и брошенного прямо на головы экзальтированной наэлектризованной лозунгами толпы. Потом был шквальный огонь двух своих и четырех трофейных пулеметов из всех окон по цвету большевистской революции, собравшемуся здесь послушать Ильича. Казакам терять было нечего. Прояви они малейшее колебание - и их самих тут же подняли бы на тысячи штыков. Пулемёты раскалялись так, что мокрые тряпки, непрерывно лихрадочно подаваемые ошалевшим пулеметчикам, начинали дымиться на грохочущих стволах. Но уже через десять минут живых в поле зрения почти не было. Штыки валялись рядом с серыми шинелями резервистов и чёрными бушлатами "братишек" по всему скверу. "Что непонятно? - спросил Фридман. - К казакам присоединились остатки гвардейских полков, уцелевшие в Мазурских болотах и..." "Это-то я знаю, - поморщился Мухин. Непостижимо другое: как, каким механизмом и, гланое, ЗАЧЕМ можно было уничтожить не сотни, тысячи, даже, страшно произнести, миллионы русских, НО ТРИ ЧЕТВЕРТИ народа? Это же надо было стрелять даже и не каждого второго. Даже в этом вашем "Чекисте" показано, что это вообще очень трудно, чисто технически: убивать даже сотни людей. Газы что ли они применили?" "Нет, до этого не дошло... Вы знаете, что такое ГУЛАГ?" "На каком это языке?" "Увы, на нашем с вами русском. Главное управление лагерей." "Не понимаю. Военных лагерей?" "Концентрационных." "Для военнопленных?" "Да, если считать пленными десятки миллионов обреченных на смерть от голода и холода истинных и минимых политических врагов. Плюс коллективизация для уничтожения зажиточного крестьянства как класс..." "Чушь какая-то, - задохнулся Мухин. - Никогда никто в истории не уничтожал крестьян. Кто же общество кормить-то будет?" "Именно потому сразу был голод с людоедством... А потом начались чистки - уничтожение массами вчерашних палачей народа и прочих бывших сторонников режима. А нелепо подготовленная и едва не проигранная война? Это около тридцати миллионов убитых. Только в блокаде Ленинграда погибло от голода и холода около двух миллионов горожан?.. Послевоенная разруха сопровождалась не только скудным питанием, но и новыми волнами репрессий. В лагеря угодили бывшие пленные, которых немцы брали в начале войны миллионами... А последующее всеобщее пьянство и неустроенность быта? А авария на атомной электростанции уже в самые последние годы коммунистического правления из-за поголовного головотяпства? Всё это - несостоявшиеся браки, неродившиеся дети и их браки и дети, национальное вырождение... Вот вам и четверть русских вместо ваших ста процентов при относительно благополучном развитии истории. Заметьте ещё массовую эмиграцию наиболее продуктивной части бывшего царского общества и её деградацию на чужбине, когда князья шли в таксисты, а княжны - на парижскую или стамбульскую панель. Прибавьте безоглядное "преобразование природы", гибель Арала и приволжских земельных угодий. Самое ужасное, что большевики свою реводюцию и преобразования задумали и осуществляли для блага народа. Вроде бы всегда хотели как лучше, а вот получалось..." " Так что же такое все-таки, эти ваши... лагеря?.."
