Платья у моих спутниц шелковые, белые, в косах банты, тоже шелковые и белые, на ногах белые носки, белые сандалии. Иду в их окружении, как под конвоем. Только бы не увидел кто из наших, не хватало, чтобы болтали, что "Коча прогуливается с какими-то барышнями." Иду с оглядками, остановками. Ира смотрит вопросительно, Алла чего-то усмехается, поглядывает на часы, фасонит. Потом, вдруг, помахав ладошкой, поворачивает и быстро уходит назад.
- Она к Олегу пошла, он ее одноклассник и они дружат. А вы с кем-нибудь дружите? - Ира говорит и спрашивает без умолку, не ожидая моих ответов, не видит ни развалин вдоль улицы, заросших метровой крапивой, ни моих порванных штанов, ни синяков да ссадин на босых ногах.
Слабый накат теплой волны шуршит галькой, переливается в амбразуру дота, на котором мы стоим.
_ А в этот корабль тоже бомба попала? - указывает она на ржавый остов полузатопленной румынской баржи "БДБ", косо выглядывающей из воды метрах в трехстах от берега.
- Ага, а там в трюме снаряды есть и скелеты.
- Какие скелеты? Вы откуда знаете?
- А там дырки в палубе, мы ныряем. Васька снаряд достал, а я автомат, "шмайссер" называется. Только ржавый, я его кирпичом чистил.
- Настоящий автомат? Покажешь мне? - переходит она на "ты".
- Покажу, только никому не говори. Спрятал его в одно место, тут милиционер недавно ходил, шарил по дворам, у Борьки Лагутина пулемет нашли с "мессера".
- "Мессер" это что?
- Немецкий истребитель. Его наш "МиГ" сбил, он на виноградник упал, аж в землю носом зарылся. Пулемет валялся рядом и летчик, выбросило их. Пока солдаты подбежали, Борька его и утащил. А фриц лежит, комбинезон на нем голубой, а морда вся черная. Осмолило. Только поразогнали нас, как рвануло.
- Что рвануло?
- Бак рванул, что еще. "Мессер"- то горел.
Ира молчит, недоверчиво и испуганно заглядывает мне в лицо.
"Зря болтнул про автомат, - злюсь я на себя. - Ну, ладно, девчонка вроде ничего, чудная только, как с луны свалилась, "мессер" не знает."
Вечером дом и даже двор наполняются вкусным дразнящим запахом: квартиранты готовят ужин. В дальнем углу двора, на тутовнике, спасаюсь от этого запаха. Шарю наощупь в листве, выбираю липкие мягкие ягоды, жую и глотаю их приторную сладость, пытаясь заглушить сосущее чувство голода. Под деревом неслышно возникает белая неясная фигура.
- Митя, где ты? Обещал же показать свой секрет.
"Кукиш тебе, а не секрет, обойдешься". Затаившись в ветках, злорадствую, что не найти ей ни в жизнь меня, слабо в своих белых сандалиях лазать по деревьям.
Летние дни заняты до предела. До поры, когда жара спадает и "ярмарка" начинает стекаться в зеленую канаву у нашего двора, готовиться в поход к "церковникам", многое мне нужно сделать: рано утром сходить в горы за валежником, притащить на спине колючую вязанку, порубить сучья, успеть утром же полить кукурузу с фасолью. Земля серая и сухая, как зола, початки засыхают, фасоль плохо цветет, не тянет в рост, не обвила стволы кукурузы и наполовину.
- Что зимой делать будем, - не знаю. Помирать опять будем, - бабушка сдирает, распутывает с кукурузы вьюнок, он почему-то растет хорошо, дотягивается до самых метелок. Частые напоминания ее о голоде, о том, что нечем кормить нас, всегда вызывают у меня тоску, заполняющую всего так, что руки и ноги слабеют и ведра с водой становятся еще тяжелее.
- Бабушка, а вот еще усы выбросила, уже три початка будет, - неуверенно противоречу ей, тщетно желая отогнать гнетущий страх перед вечным врагом военного и послевоенного детства, - голодом.
Запахи, от которых кружилась голова, исчезли в тот день, когда к дому подкатила черная легковая машина. Быстро прошел солдат-шофер с двумя чемоданами, все уселись на красные сиденья, машина, подняв белую пыль, тронулась. Ирка высунулась, крикнула: "Приезжайте к нам в гости".
x x x
- Прибегали к тебе из школы, сказали, чтобы пришел, - сообщает мать. Тамара, вожатая ваша, передала собирать тебя, на слет пионеров поедешь в Краснодар. Во что одеть тебя - голову сломаешь.
Мать ворчит, но вижу, это больше так, для виду, а сама довольна. Штаны длинные и широкие, перешитые из синих диагоналевых галифе, у меня есть, на колене, правда, круглая латка, но она маленькая, как пятак. К ним есть зеленый тесьмяный ремешок, есть рубашка белая, галстук пионерский лежит отглаженный. Чувяки есть на толстой резиновой подошве, вырезанной из автопокрышки.
- Тамара Алексеевна, а почему я?
- Ну, а кто же, Митя? Ты - отличник, председатель совета отряда, активист, в футбол хорошо играешь. Тебе дружина большую честь оказывает, а ты не ценишь этого.
"Да ценю я, ценю, только послезавтра игра, зарубят наших без меня,"думаю я.
- Сынок, вот адрес квартирантов, уезжали когда, приглашали в гости, может зайдешь, если отпустят, Ира ихняя особенно звала. Отец только какой-то надутый да злой, да ты не обращай внимания...
Сидим в зале драматического театра, сцена в красных лозунгах и цветах, у знамен - пионеры в карауле меняются, а за большой трибуной выступают ребята друг за другом, рассказывают, кто сколько колосков собрал. Мне слушать про это неудобно: у нас ни колосков собранных, ни кукурузы налущенной.
Потом нас ведут в столовую. Перловый суп и кашу рисовую съедаю быстро, вожатая приказывает сидеть, пока все не поедят. А чего там есть так долго, супу - полтарелки. Терплю. Сказали, после обеда - кино.
Картина - "Секретная миссия". Так себе. Лучше бы показали "Путешествие будет опасным" или "Мститель из Эльдорадо" - я их раз по десять смотрел. После сеанса, по программе первого дня слета - экскурсия в парк культуры, время как бы свободное.
- Тамара Алексеевна, тут рядом знакомые живут. Можно сходить?
- Сходи. Но не надолго. Мы будем в парке. Не заблудись, - напутствует она меня.
Не заблудился и нашел быстро. И вот как. У дощатого забора стояли Алла и Олег, когда подошел вплотную, лишь тогда повернули головы.
- Ты откуда? - без удивления спрашивает она. Он молча смотрит мне в живот, на ремешок, я это чувствую, потом ниже, на брюки и обувку мою, кривая улыбочка ползет у него по лицу.
- На слете? На каком? Пионерском? Ну, проходи, Ирка, кажется, дома.
Высокие двустворчатые двери, крашеные белой краской, блестящая желтая ручка - все, кажется, смотрит равнодушно и высокомерно. Идти дальше неохота, но я вхожу и сталкиваюсь с Иркой.
- Ты - делегат краевого слета? А почему галстук без зажима? Мама, папа, а Митя делегат!
Меня окружают и, кажется, удивленно разглядывают. Отец Иркин в расстегнутом кителе, смотрит подозрительно, курит, хмыкает: - Ты - делегат? Где ремень такой достал? Ну-ну... А чего к нам пришел, вас там, что, чем-нибудь занимают? Что делаете на этом слете?
- Виктор, перестань, неудобно, - это говорит мать Ирки.
- Тебя Митя зовут? Пошли со мной, пошли, - под руку в боковую дверь уводит меня седая и маленькая бабушка. Она тоже круглолицая, как Ирка. Закрывает двери за нами, усаживает за большой стол.
- Посиди здесь. Я сейчас.
Комната, наверно, столовая. У одной стены шкаф, за стеклами в нем много красивой посуды, вокруг стола стулья с высокими гнутыми спинками. У другой стены стоят высоким узким ящиком часы, тихо и редко стучат. Часов у нас таких не было, а стулья с гнутыми спинками были до войны, до бомбежек, - это я точно помню. А когда мы при первом налете убежали в горы и там прятались, кто-то двери сломал в доме, унес не только стулья, а много чего: велосипед, патефон, машинку швейную "Зингер", костюм и пальто отца. Даже наперники пораспарывали и пух из перин лежал легким слоем на полу, шевелился, как живой. "Одни воюют, а другим война - мать родна, это ж хуже фрица сволочь какая-то,"- кричала и плакала мать...
Входит маленькая Иркина бабушка, ставит передо мной невиданных размеров расписанную красными розами кружку с чаем, накрытую большим куском белого хлеба. Хлеб толсто намазан маслом.
- Ешь, сынок, - говорит она и опять уходит.
А мне вдруг хочется убежать отсюда, где-нибудь в траву упасть и плакать. Но эта огромная кружка со сладким чаем, этот хлеб, пахучий и мягкий... Не могу убежать.
Я откусываю большие куски и поспешно давлюсь то ли хлебом, то ли слезами...
РАCСКАЗЫ О ЛЕНИНЕ
Скамейка
Харлампий Чикура вернулся с войны хотя и поврежденным в нескольких местах, но вполне крепким инвалидом, а тут оказалось, что жилье порушено вражеской бомбой и жена скитается по чужим углам. Вскорости же под воздействием упорного характера и инвалидности дали ему самостоятельное жилье в виде турлучной хатки с прилегающими шестью сотками земли. Все бы ничего, да была там раньше контора Заготвторсырья, перед которой на клумбе стоял монумент, изображающий товарища Ленина и товарища Сталина, сидящих на скамейке и занимающихся дружеской беседой.
Чикура поначалу не знал, что с ними делать, но паниковать не стал, наоборот, решил взять попечительство над вождями, используя свою непосредственную близость к ним, поскольку они дислоцировались в его огороде, как раз между огурцами и баклажанами. Перво-наперво добился через горком партии дважды в год бесплатного отоваривания дефицитной олифой и белилами для внешней отделки вождей, которые под воздействием природных сил жухли и принимали шарлатанский вид. У Ленина, если с расстояния смотреть, казалось, будто пиджак в локтях продрался, а у Сталина была посторонняя видимость повреждения головы.
