Самохин слушал сосредоточенно, не выдержав-таки, вытряхнул из початой пачки сигарету, закурил, напряженно пуская дым в сторону окна.
- Вот... - соседка смахнула неприметную слезинку. - И мне кажется... Вы понимаете... Я уверена почти... Он жив! А они, - она мотнула головой, указав куда-то вверх, - военные то есть, ну ничего... ну ни капельки не предпринимают. И мне не говорят. Ой, извините, я, наверное, непонятно рассказываю...
Самохин опять кивнул, попытался улыбнуться, и на этот раз у него, кажется, получилось подбодрить собеседницу, потому что она заговорила свободнее.
- Вы, Владимир Андреевич, в армии-то служили, знаете, как у них все... устроено. Кто тут, в области, главный над ними начальник? Мне бы к нему обратиться. А то куда ни приду - никто ничего не знает. Есть ведь люди какие-то, кто пленных солдат разыскивает! Я видела, по телевизору показывали, где-то в Москве... организация, что ли? Адрес не сказали.
Самохин кашлянул в кулак, раздавил окурок в пепельнице, помахал рукой, разгоняя слоистый дым над столом, сказал задумчиво:
- Вы, Ирина Сергеевна, не отчаивайтесь. Разберемся. Я в армии, к сожалению, не служил, вернее, служил когда-то срочную, но теперь-то там все по-другому. Я в органах работал. Там система иная, но все равно... разберемся! Давайте-ка по порядку. Когда сын ваш в армию ушел, когда пропал, кто вам сообщил об этом?
Выслушав не слишком складный рассказ Ирины Сергеевны, Самохин мгновенно составил что-то вроде схемы операции и предложил несколько вариантов действия:
- Во-первых, надо в областной военкомат обратиться. Армия и раньше отличалась нестыковками, бардаком в канцелярских делах, а теперь тем более. Вполне вероятно, что какие-то сведения о вашем сыне у них имеются, но в районный военкомат их передать забыли. Подшили в папку и успокоились. Во-вторых, в комитет солдатских матерей сходить. Там, ка-жется, этой проблемой тоже занимаются. В-третьих, депутаты - есть тут одна... шустренькая, в Государственной Думе заседает, все против войны в Чечне выступала. Вот пусть и окажет практическую помощь избирательнице. И еще администрация областная, потом этот, как его... совет ветеранов... Да, еще РУБОП - региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Окружной федеральный инспектор... Кабинетов много, надо во все стучаться.
Самохин говорил и сам себе верил, и соседка, заразившись его уверенностью, смотрела завороженно пронзительно-синими, иконными прямо-таки глазами, кивала, а отставной майор, развивая перед ней план предстоящих действий, не упоминал намеренно лишь об одном. О том, что все меры розыска, все инстанции, двери кабинетов, в которые они будут стучаться, могут привести к успеху при единственном условии: если Славик еще жив...
- Ой, спасибо, не знаю даже, как вас благодарить... - смущенно лепетала Ирина Сергеевна, а Самохин, увлекшись, поднялся со стула и, не думая больше о том, как выглядит в мятых, соскальзывающих с безнадежно выпирающего живота пижамных штанах, полосатых, каких и не выпускают теперь, принялся прохаживаться по комнатке, говоря веско:
- Я вам, Ирина Сергеевна, вот что скажу. Люди мы с вами не чужие друг другу, соседи, в одном подъезде живем. Я Славика вашего еще вот с таких лет помню. А потому помогать друг другу должны. Я человек свободный, на пенсии. Возьму на себя областной военкомат, РУБОП. А вы в комитет солдатских матерей наведайтесь. Там депутатша эта госдумовская... как ее... Серебрийская, вспомнил, заправляет. У вас разговор с бабьем... из-вините, с женщинами, я хотел сказать, лучше получится.
- Да что вам беспокоиться-то... - не слишком настойчиво запротестовала Ирина Сергеевна, но Самохин присек возражения:
- Ничего, побеспокоюсь... Это дело, так сказать, государственной важности. Ваш сын Родину защищал, всех нас от терроризма, сепаратизма, черт бы их побрал! И мой долг помочь ему! - Самохину самому стало неловко от пафоса, в который его занесло, он запнулся, но все же заявил упрямо: - Я сегодня же по инстанциям пойду. Побреюсь, переоденусь, и- вперед. А вечером доложу вам, что разузнал. Нич-че... прорвемся. Я, если надо будет, до самого Путина дойду!
- Спасибо... - растроганно шепнула Ирина Сергеевна. - Вот вы оказывается какой... Отзывчивый. А я-то, глупая, издергалась, и все без толку!
Когда за женщиной закрылась дверь, потряс головой, выдохнул громко: "Уф-ф..." - и, вытирая пот со лба рукавом, попенял себе: "Ишь, раздухарился-то... Старый хрен!"
Вернувшись на кухню, которая давно превратилась у него в самую обитаемую, обжитую комнатку, он даже телевизор сюда перенес, втиснув его между шкафом и холодильником, Самохин допил в два глотка остывший и оттого терпкий до горечи чай, запыхтел очередной сигаретой и призадумался. Легко, с радостью даже вызвавшись помочь симпатичной ему женщине, он представил теперь, как ходит по "высоким инстанциям", пробивается настырно сквозь презрительно-вежливый заслон секретарш, вспомнил виденных где-то в подобных ситуациях ветеранов-фронтовиков, штурмующих начальственные приемные под звон боевых и юбилейных медалей, с костылями наперевес, жалких и немощных. И поежился, увидев себя в этой роли, почему-то непременно в старом, замызганном кителе с темными следами на плечах от споротых погон, с медалями, которыми был награжден когда-то: "За безупречную службу" трех степеней, "Ветеран труда", "За освоение целинных земель"... трясущегося от бессильной ярости и размахивающего скользким, захватанным потной ладонью бадиком...
В дверь опять позвонили - длинно, настойчиво. Решив, что это вернулась зачем-то Ирина Сергеевна, Самохин открыл уже без заминки и удивился, обнаружив за порогом улыбчивого молодого человека в строгом костюме-тройке благородно-синего цвета.
- Самохин? Владимир Андреевич?
Отставной майор кивнул неприязненно. В последнее время в дом зачастили такие же вежливые, кукольной внешности юноши и девушки со слащаво-фальшивыми улыбками и пустыми, холодными глазами. Они раздавали молитвенники, религиозные газеты и журналы с цветными иллюстрациями, на которых изображались такие же счастливые стеклянноглазые люди. Решив, что и этот из сектантов, Самохин буркнул раздраженно:
- Чего надо?
- Я от Федора Петровича,- игнорируя грубость, не дрогнул безмятежной улыбкой гость. - Вы просили его о встрече...
- Ну-у... - неопределенно протянул Самохин. У него уже из головы вылетело давешнее желание повидаться с Федькой и переговорить на предмет денежного займа.
- Так вот, он вас ждет. Если желаете, можете связаться с ним по телефону прямо сейчас.
Гость нырнул рукой во внутренний карман пиджака, извлек оттуда махонькую трубочку мобильного телефона, щелкнул пластмассовой крышечкой и, потыкав тонкими, нерабочими пальцами в миниатюрные кнопочки, протянул Самохину.
- Пожалуйста, говорите.
Тот осторожно взял аппарат, приложил к уху, сказал растерянно:
- Алле... Самохин на проводе...
- Х-ха! Совсем из ума выжил, старый, - услышал он Федькин голос.- Какие могут быть провода у мобильника! Привет! Че хотел-то? Срочно?
- Да... в общем-то, - выворачивая глаза на трубку, словно приставленный к виску пистолет, опасливо кивнул Самохин. - Дело к тебе важное есть.
- Ну тогда прямо сейчас дуй ко мне. Побазарим, а заодно и повидаемся. А то помирать скоро, а свидеться недосуг.
- А я, Федька, адреса твоего не знаю. Или ты все еще в домике маманином на краю оврага обитаешь?
- Г-г-гы! - хохотнул Федька так, что трубка протестующе пискнула. - Ты, майор, даешь... Совсем от жизни отстал, мхом оброс. Собирайся, щас тебя довезут. Передай-ка трубу фрайерочку моему...
Молодой человек взял телефон, застыв взглядом, выслушал приказание Федьки, сказал коротко:
- Будет исполнено, - щелкнув крышечкой, обратился к Самохину: - Я на машине. Подожду вас на улице, у подъезда.
- Какая машина-то? - сварливо осведомился отставной майор. - А то наставят во дворе колымаг - поди догадайся, где чья?
- Нашу сразу увидите, - невозмутимо ответил подручный Федьки. - Других таких в вашем дворе нет, - и вышел, вежливо кивнув.
- Фу ты, ну ты! - поджав губы, покачал головой Самохин. Принарядившись в костюм и пряча в боковой карман пиджака неизменную пачку "Примы", он нащупал нафталиновый шарик, не иначе, как заботливой Валентиной положенный, и, покрутив его в пальцах, бросил за ненадобностью в мусорное ведро. И опять, вспомнив о болезни, подумал недовольно: "скоро уж, ни одна моль не поспеет..."
Насупившись, не глядя на шофера, предупредительно открывшего перед ним дверцу роскошного авто, и впрямь приметного во дворе среди неказистых собратьев, Самохин забрался в теплое, пахнущее дорогой кожей нутро машины, удрюпался на заднее сиденье и, не спрашивая разрешения, закурил плебейскую, неуместную здесь "Приму", а поймав на себе отраженный зеркалом взгляд водителя, усмехнулся ему в ответ вызывающе и пустил в салон особо густой клуб едкого табачного дыма. Улыбчивый молодой человек устроился на переднем сиденье, сразу достал телефон и теперь нашептывал что-то в него, ворковал, а машина тронулась плавно и неощутимо помчалась по улицам. Казалось, что она не движется вовсе, а наоборот, кто-то крутит за тонированными окнами-экранами видеозапись с бегущими споро кадрами суматошного города.
